Читаем без скачивания Костры Фламандии - Богдан Сушинский

– Вот видите, граф, – расцвел Кастеллини. – Чутье маклера, чутье торгового агента – это, знаете ли, опыт…

– Извините, все так неожиданно и необычно, – еще больше смутился граф, поворачивая голову то в сторону Кастеллини, то в сторону Дианы. – Конечно, я все понимаю. Но в то же время ситуация, согласитесь, неординарная.

– Синьор Кастеллини, – решительно брала «неординарную ситуацию» в свои руки графиня, – эту ночь мы с графом проведем уже во дворце, а посему распорядитесь… И еще. Через воскресенье мы с графом даем бал по случаю новоселья. И не только по этому случаю. В любом случае вы можете видеть себя среди первых и самых достойных приглашенных.

Не желая выслушивать слова благодарности синьора, графиня тотчас же подхватила его под руку и, отведя чуть в сторону, шепотом попросила:

– Какую цену вы назвали графу, что он до сих пор не может прийти в себя?

Кастеллини, нисколько не смутившись, назвал сумму.

– Однако же вы отчаянно блефуете, синьор. Насколько вы можете сбавить цену? Только быстро и правдиво. Остальное вам окупится моей искренней, – с особым выражением произнесла Диана это свое «искренней», – признательностью и благосклонностью.

Кастеллини закатил глаза, словно собирался упасть в обморок, но тем не менее назвал иную, значительно меньшую, сумму.

– Именно ее мы и сообщим вашему бывшему владельцу, а также нотариусу. Я же уплачу вам чуть больше. И не забывайте: плюс мое покровительство и моя признательность.

Отряд медленно приближался к берегу. Рулевой флагманского сторожевика старался вести корабль так, чтобы он скользил по широкой лунной стезе, указывающей путь прямо к порту.

Глядя на этот небесный луч свободы, Сирко не мог решить для себя, что бы это могло значить: то ли луна предательски освещает всю его эскадру, превращая ее на фоне фиолетовой ночи моря в великолепные мишени для орудий, то ли, наоборот, осеняет сиянием грядущего величия.

– Рулевой, лево руля! – по-испански, очень громко скомандовал Констанэ. – Справа мель.

– Есть лево руля, сеньор капитан, – так же громко ответил матрос, перебравшийся на сторожевик вместе с Констанэ и тоже неплохо владеющий испанским.

– Ориентируйтесь по лоцманской башне! Внимательнее, матрос, внимательнее!

– Слушаюсь, сеньор капитан!

Справа, на скалистом берегу, уже явственно выделялась своей чернотой стена с небольшими башенками.

– Подходим к форту «Мардик», – напомнил Констанэ стоящему рядом полковнику Сирко.

– Я считал, что он выглядит грознее.

– Может, на вид этот форт и не впечатляет, однако пушек в его капонирах предостаточно.

– Посчитаем их, когда умолкнут орудия крепости.

Все, кто был на мостике, замолчали и уставились на двух испанцев, появившихся на площадке башни, к которой приближался их корабль. Один из них держал в руке факел.

– Эй, капитан, что это за эскадра?! – закричал тот, без факела. – Мне не было сообщено, что мы ожидаем такой караван!

– Если хотите жить, кричите, что велено, – толкнул Сирко дулом пистолета дона Эстелло.

– Лейтенант Навейра, это вы?!

– Так точно, я! – зычным голосом откликнулся испанский офицер. – А вы кто?

– Комендант форта! Неужели не узнаете?

– О, майор Эстелло! Простите, не узнал вас по голосу! Я только что из города! Мне сказали, что вы командуете сторожевиками! Это вы вели бой с французской эскадрой?

– А теперь уже конвоируем захваченные корабли! Взгляните-ка на этот «улов»!

– И вы сумели добыть его, не потеряв при этом ни одного нашего судна?!

– Как видите, лейтенант! Прикажите пропустить нас по каналу.

– Слушайте, да ведь там целая армада! Французы что, собирались штурмовать Дюнкерк с моря?!

– Это всего лишь торговые корабли.

– Ах, торговые! – разочарованно произнес лейтенант. – Это меняет дело. Но все равно, с победой, господин комендант!

Корабль медленно, словно призрак, прошел мимо форта, чтобы сразу же оказаться на широком разводье, которым заканчивалась узкая горловина канала, и начинался подход к гавани. Пламя факела на вершине башни еще какое-то время трепетало на ветру, потом исчезло. Видимо, офицеру надоело бестолку стоять на холодном морском ветру и он вместе с солдатом спустился в каземат.

– Кажется, прошли, – еще не совсем уверенно проговорил Гяур, отнимая пистолет от бока дона Эстелло. – Только бы какой-нибудь корабль не выдал себя криком пленного испанца.

– Что там впереди, Констанэ? – негромко спросил Сирко, ничего не ответив Гяуру, и принялся молча раскуривать кривую турецкую трубку.

– Лоцманская башня.

– Ну, лоцман нам теперь уже вряд ли понадобится.

– Не исключено, что французского лоцмана они казнили, испанскому же здесь попросту неоткуда взяться.

– В башне, очевидно, тоже солдаты?

– И два орудия.

– Всего два? Вы уверены?

– Но оттуда нас вряд ли станут окликать. Офицер обычно полагается на бдительность гарнизона форта.

– Скажи этому дону… коменданту, чтобы не вздумал орать! – напомнил Сирко Гяуру. – Если спокойно войдем в гавань, дарю ему жизнь, которая при любом раскладе ценится значительно меньше, нежели взятие вражеской крепости. Тем более – Дюнкерка.

– Будем надеяться, что комендант уже понял это.

Гонец от поручика Кржижевского примчался на следующий день, когда солнце уже клонилось к закату. Почти сутки отставной майор, по сути, удерживал драгунов пленниками своего гостеприимства. Он кормил их, поил, пытался всячески развлекать, но ни одного ни под каким предлогом не выпускал за ворота поместья, дабы не смогли предупредить кого-либо, что Хмельницкий здесь, и что людей, пришедших арестовать его, превратили в заложников.

Да, рискуя впасть в немилость старосты, местной шляхты, костела, а то и самого коронного гетмана, граф Кржижевский, как только мог, оттягивал развязку этой драмы, каждый день посылая двух надворных казаков дежурить на дороге, по которой мог прибыть гонец из Кракова. Поэтому, когда смертельно уставший ротмистр наконец появился в имении, он уже был достаточно хорошо осведомлен обо всем, что здесь происходит, и проинструктирован встретившим его казаком, как должен вести себя.

Ротмистр был другом Кржижевского. Кроме того, он прекрасно знал, что за поручиком стоят королева и все, кто ее поддерживает, в том числе и вечно сомневающийся, больной слабовольный король. «Какой-никакой, а король!» – как теперь, с оскорбительной для его величества оговоркой, ссылались на него.

Ротмистр старался, как мог. Он сыграл свою роль «гонца его величества», как только позволяли истинно гусарский талант и непомерная усталость.

Жестко, с надлежащим гонором, он сообщил поручику драгун Ковальчику, что охранную грамоту доставит другой гонец, к тому же – прямо в Субботово, в имение генерального писаря Хмельницкого. Как сообщил и то, что слухи об измене Хмельницкого – гнусная клевета. Франция и Польша – союзники, их дворы породнены браком Владислава IV и Марии-Людовики Гонзаги. Враги же у них тоже общие. Так о каком заговоре, о какой измене может идти речь?