Читаем без скачивания Стиль модерн - Ирэн Фрэн

Лиана попыталась ее оттолкнуть:

— Ты не поедешь!

Та не уступала, обнимая еще нежнее:

— Мне надо как-то отвлечься, Лианон, дорогая!

— От чего?

— От всего…

Стеллио не смел пошевелиться, и Файя призвала его в свидетели:

— Вы ведь знаете, дорогой Стеллио, они возобновили «Минарет» без меня! Конечно, я была больна, но они меня даже не попросили, я все узнала на премьере «Парада». Ах да, правда, вы ведь тоже там были, вы сами мне это и сказали. Все-таки мы тогда здорово развлеклись, на «Параде». И продолжим в Довиле, с Пепе, Минко, хорошеньким юным Эммануэлем…

Она уже думала вслух, вся дрожала, машинально теребя золотистые пряди, терла глаза, как девочка, которая вот-вот заплачет, и голос ее был похож на голос обиженного ребенка:

— Пойми, Лианон, мне нужны впечатления!

— Это глупо! Кстати, ты не сможешь взять с собой Нарцисса.

— Да нет, все согласятся принять меня с котом! Я зовусь Файей или нет? Иди ко мне, котик, моя единственная любовь…

— Единственная любовь! — взорвалась Лиана. — А твой сын? Он жив пока, насколько мне известно! Его могли бы привезти, если бы ты захотела! Ему сейчас около года…

Файя вскипела:

— Ни слова! Никогда об этом не говори мне больше, никогда, никогда!

— Ты приказываешь?

— Да, приказываю! — Она резко отпустила Лиану и, снизив голос, прошипела: — Он совсем пропащий, твой д’Эспрэ, разорен! Это Вентру его кормит, а я, я держу в руках Вентру, слышишь! Так что если хочешь и дальше нормально жить, замолчи и следуй за мной в Довиль! Чтобы найти себе нового богача!

Стеллио опять потянулся за тростью и шляпой.

— Нет! — крикнула Файя. — Останьтесь! Не правда ли, проводить здесь лето опасно? Фронт так близко! Впрочем, все закончится тем, что нас эвакуируют отсюда, моя бедная Лиана. И разроют траншеями весь Шармаль! В Довиле будет гораздо лучше. По крайней мере развлечемся!

Это было уже слишком. Лиана мгновенно забыла обо всех месяцах своего терпения. Схватив картонку с жемчугом, она подбросила ее в воздух, и стекляшки разлетелись по гравию.

— Да, повеселимся! Прямо сейчас! Только я съезжу к Вентру, чтобы предупредить его. Если он согласится, мы уедем в Довиль. Если нет, ты останешься здесь.

С гордо поднятой головой Файя, приблизилась к Лиане:

— Вентру! И ты посмеешь? — И отвесила ей пощечину.

Лиана не задумываясь ответила подруге тем же, но та только расхохоталась:

— Бедная Лиана! Целомудрие тебе не к лицу. Иди, навести Вентру, если хочешь! — И, собирая раскиданное шитье, нарочито повернулась к ней спиной.

У Лианы больше не было сил сопротивляться. Она поспешила к замку, чтобы укрыться в своей комнате, но рухнула у подножия лестницы. И рыдала, как ребенок, громко всхлипывая, захлебываясь собственными слезами. Внезапно она вздрогнула. Чья-то рука коснулась ее волос. Это был Стеллио.

— Все скоро кончится, мадемуазель Лиана.

Она встала:

— Мы ведь так уже думали в прошлом году. Все надеялись! Говорили, что с рождением ребенка…

— Любовь — игра для нее. Игра воображения. Там нет места для ребенка. Ее желания сильнее всего. Надо было это предвидеть.

— Что можно предвидеть с Файей?

Стеллио так пристально смотрел на нее, что она смутилась. Гребень выскользнул из прически, волосы рассыпались по плечам, и она стала лихорадочно их заплетать.

— Все закончится, мадемуазель Лиана, все закончится. Скоро — и если не так, то иначе. Это уже для всех невыносимо.

— Но она сильная, Стеллио.

— Да, однако можно обломиться и под собственной тяжестью.

Лиана обмотала косу вокруг затылка и закрепила ее гребнем:

— Вы этого хотите?

— Не знаю. — Стеллио нахмурился: — Как и вы.

— Что вы обо мне знаете?

— Вы все больше становитесь похожи на нее. — Он обнял ее за талию. — Да. Если бы вы были блондинкой. Если бы она была нежнее.

— Она была нежной! — воскликнула Лиана, делая попытки освободиться.

Стеллио удерживал девушку в своих объятиях, наблюдая за Файей, которая искала в гравии свои копеечные жемчужины.

— Всему этому наступит конец, — повторил он, — ужасный конец.

— Я не верю. Он будто уже наступил. Она все выдержит и разрушит всех нас.

— Агонии иногда бывают длительными. А потом все распутается в один момент. Никто в это не верит, не остерегается, и вдруг все кончено. Как война — война одной женщины.

— Глупости! Против кого?

— Против мужчин, конечно. Они так жестоки, большинство из них.

— Но я, Стеллио, я? Я ее так…

Он не дал ей договорить, приложив пальцы к ее губам — ухоженные, необыкновенно длинные и нежные пальцы в перстнях.

— Это то, что у вас от мужчины, моя дорогая Лиана. — И поцеловал ее — коротко, почти незаметно. — Все закончится тогда, когда никто этого не будет ожидать.

Через мгновение он исчез.

Лиана поднялась в свою комнату. Прижавшись лбом к ставням, она долго смотрела, как тонкое тело Файи мелькает среди клумб. Ей хотелось снова подойти к подруге, извиниться, взять за руку, запутаться в ее гипюре вместо Нарцисса. Но выбора не было. Все сказано. Надо встречаться с Вентру.

Взгляд затерялся в верхушках высоких деревьев, и Лиане почудилось, что вокруг Шармаля витает что-то неизбежное. Как и Файя, мечтающая о Довиле, она вдруг тоже захотела отсюда убежать.

На следующий день Лиана уже была в Париже и позвонила Вентру. Как обычно, он говорил строгим голосом очень занятого человека, которого беспокоят из-за пустяков.

Вентру назначил встречу у себя дома, в то время как она предвкушала романтичное свидание в кафе или в тронном зале его королевства — там, откуда он правил, — в его кабинете. Файя предполагала, что ее власть распространялась и на эту территорию, и Лиане тоже захотелось отведать изысканное наслаждение от сочетания любви и денег.

Д’Эспрэ, которого она встретила накануне в парижской квартире, рассказал, что Вентру, как спрут, опутал своими щупальцами все сферы парижской деловой жизни. Каковы бы ни были пути его возвышения, с этим человеком считались; он был богаче прежних подельщиков — торговцев лимонадом и подмастерьев, удачно провернувших сомнительные сделки. Говорило само за себя уже то, что перед любым обсуждением военного бюджета депутаты из Пале-Бурбон вспоминали его имя наравне с Андре Ситроеном[62]. Успешно занимаясь военными поставками, Вентру не забыл своих пристрастий: ткани и чистокровные лошади. В то же время он опередил всех завистников, торгуя американскими колбасами. Их реклама украшала все улицы Парижа: Мистингетт, совсем в духе Сэмми[63] так разводила руками на фоне звездного флага, будто открывала объятия всем мужчинам призывного возраста от Нью-Йорка до Сан-Франциско.