Читаем без скачивания Неприкосновенный запас - Юрий Яковлев

Сказала и подумала, что режиссер скажет «плохо», но он сказал:

— Догонишь. Мы будем друзьями, будем помогать друг другу… Надень-ка этот паричок.

И режиссер протянул девочке парик, похожий на рыжего мохнатого зверька.

Инга взяла паричок и стала натягивать его на голову, как шапку. Паричок был тесным, и чужие волосы налезали на глаза, но девочка терпела.

— Хорошо, — сказал режиссер, — а сейчас мы с тобой сыграем этюд. Представь, что тебе дали зеленое яблоко, кислое-прекислое. Ты его ешь. Морщишься, но ешь. На, держи яблоко.

И режиссер сделал жест, будто протягивает яблоко.

Инга «взяла яблоко» и долго рассматривала, словно раздумывала — есть или не есть. Потом вздохнула, поднесла ко рту и «откусила». И сразу на ее лице появилась гримаса. Инга морщилась и ела, ела и морщилась.

Вика прыснула, а папа засмеялся вслух.

— Что вы смеетесь? — нарочито сердито спросил режиссер. — Думаете, легко есть зеленое яблоко?

Папа почесал затылок и, боясь своим ответом попасть впросак, сказал:

— Я вообще много их съел… в детстве.

— Можно уходить? — спросила Инга.

— Что ты такая невеселая? — улыбнулся режиссер. — Ведь яблоко уже съела.

— Она вообще-то веселая. Конфузится, — в защиту дочки сказал папа.

А Инга спросила:

— В кино нужны веселые, да?

Режиссер посмотрел на Ингу серьезно. И, немного помедлив, сказал:

— Представь себе, если бы в жизни все были веселыми. Одни весельчаки. Глупая была бы жизнь. И кино не проживет с одним весельем… Хочешь, я тебе поиграю?

Инга не ответила. Она ничего не хотела. Карелин подошел к пианино, стоявшему в углу комнаты, и открыл крышку. Он заиграл незнакомую Инге мелодию, которую нельзя было спеть или станцевать. Ее можно было только слушать. Инга обратила внимание на то, что он играл только одной рукой, левой. Правая же без всякого дела лежала на колене. Сперва Инга решила, что режиссер шутит: играет одной рукой, то, что полагается играть двумя. Она заглянула ему в глаза — глаза не улыбались, а борода — жидкая, рыжеватая борода — не скрывала печальных складок. Да и музыка была невеселая. Карелин играл левой, словно правой у него не было вовсе. В какое-то мгновение Инге показалось, что у нее тоже только одна рука. Левая. И все ей приходится делать одной рукой. Одной, одной, одной…

… — Что же ты ни разу не улыбнулась? — Выговаривала Вика, когда провожала Ингу и папу к выходу. — В пробах надо вести себя оживленно.

— Я не умею оживленно, — упрямо сказала Инга и стянула с головы парик.

— Она сумеет. Я знаю, — вступился за дочь папа, — она постарается.

Они подошли к вахтеру.

— Пока! До пятницы! — скороговоркой произнесла Вика. — Сложная ситуация!

Она взяла у Инги парик и побежала вверх по ступенькам.

— До свидания, — сказал папа вахтеру.

— Здравия желаю, — отозвался вахтер.

— Папа, а что такое «сложная ситуация»? — спросила Инга, когда они с папой возвращались домой.

— Это когда трудно, когда не получается, — ответил папа.

— Ну и пусть не получается! — с вызовом сказала Инга. — Я вовсе не хочу. Не надо мне этого кино. Вика говорила: наверное, не выйдет. Она сносила туфли, пока бегала по улицам…

— А я знаешь о чем мечтал, когда ты «ела» зеленое яблоко? — Папа замедлил шаги и наклонился к дочке. — Придем мы с тобой в кино. Погаснет свет. И вдруг на экране — ты, Инга. И все будут смотреть на тебя, а я буду думать: это наша Инга.

Инга удивленно посмотрела на папу и сказала:

— Я буду есть зеленые яблоки, а все будут смеяться? Папа, я больше не пойду туда.

— Надо, Инга. Раз обещала прийти — надо. Никогда не следует подводить людей. Ведь люди работают.

Инга вспомнила Викины сношенные туфли и промолчала.

Когда Инга потом вспоминала Карелина, то почему-то улыбалась. Думала, что улыбалась из-за его бороды, которая кажется ненастоящей, а если дернуть ее посильней, то отвалится. Но дело было не в бороде, а в том, что у этого худого взрослого человека были мальчишеские глаза. Не помогают ни борода, ни очки, они и сквозь очки смотрят по-мальчишески. Очень смешно: взрослый человек с мальчишескими глазами. Но смешно только первое время. Потом смех проходит, и оказывается, что человек принес тебе облегчение. Чем? Как? Трудно ответить.

В этот вечер Инга снова вспомнила последний мамин день. Но не желтых девочек, не старушек, играющих половичком, и не дядьку со стеклянным глазом. Она вспомнила начало дня — солнечное утро. Осенний холодок, влетающий в комнаты в открытое окно. И — маму.

— Ой, я опаздываю! — воскликнула мама, входя в комнату. — Куда он девался?

Мама стремительно ходила по комнате, заглядывала во все уголки, она искала фонендоскоп — трубочки, которыми слушают сердце. Кажется, весь дом пришел в движение, мелькали окна, полки шкафов, стол, спинки стульев. Все предметы перемещались с места на место.

А Инга сидела за столом и спокойно тянула чай из блюдечка, время от времени откусывая от большого бутерброда. Папа прихлебывал чай из стакана, при этом он читал толстый научный журнал. И сопел.

— Ты вчера прослушивала меня, — сказал он маме.

Для него, молчаливого и немногословного, это была целая речь.

— В том-то и дело, — воскликнула мама, — я достала его из сумки.

И тут Инга соскользнула со стула и вышла из комнаты. Вернулась с фонендоскопом. Она держала его в руке, как пойманного ужа.

— Вот!

— Где он был? — радостно спросила мама.

— В ванной. Я вспомнила: видела, когда мылась.

— Как он попал в ванную?

Мама взяла из рук дочери находку и стала запихивать ее в сумку. А фонендоскоп не давался, выскальзывал, словно был живым существом и не хотел в сумку.

— Тебе надо попить микстуру, — защелкивая сумку, говорила она папе, — у тебя хрипы. А ты, — мама повернулась к Инге, — после школы разогреешь суп. Слышишь?

— Слышу, — отозвалась Инга.

Мама уже стояла у зеркала в белом медицинском халате и причесывалась. У нее были темные короткие волосы.

— И оставь свою привычку отдавать суп собакам. Слышишь, Инга!

— Слышу, — отозвалась дочь, откусывая от бутерброда.

— Я сегодня задержусь, — произнес отец, — у меня вызов к слону.

— Будь осторожен. — Мама кончила причесываться и отвернулась от зеркала.

— Да уж…

Мама надела поверх халата плащ, поцеловала дочь, махнула рукой папе и скрылась за дверью.

И сразу стало тихо, словно в присутствии мамы все предметы двигались, мелькали, а теперь замерли.

— Ты не отдавай суп собакам, — повторил папа, — лучше дай им сосиску.

— Я пошла в школу, — сказала Инга. — Пойдем?

— Да, да, — буркнул папа, захлопнув свой журнал, и вслед за Ингой зашагал к двери. Походка у него была неуклюжей. Он переваливался с боку на бок…

Инга помнила это утро наизусть. Словно оно повторялось бесчисленное количество раз, и девочка невольно запомнила его. Выучила.

Таким был последний день с мамой.

Иногда Инга просыпалась и в щелку видела, что в кухне горит свет. Тогда она вставала и шла на кухню. Папа сидел на табуретке и курил. Воздух в кухне был сизый от дыма.

— Ты почему не спишь?

— А? Не сплю? Я сейчас… зачитался.

— Где же твоя книга?

— Книга? Только что была здесь. Где же моя книга?

Инга брала отца за руку.

— Идем.

И он шел. А один все не решался. Без мамы он стал каким-то беспомощным.

— Эй, Инга! Инга!

Инга выходила из дверей школы, а внизу, на первой ступеньке крыльца, стояла Вика и сияла. От улыбки ее носик стал еще более широким. Руки Вика держала в карманах куртки, а ее кондукторская сумка на ремешке лихо свисала с плеча.

— Инга, что я говорила?!

Инга не помнила, что говорила Вика. Она так много всего говорила.

— Здравствуйте! — сказала девочка, подходя к Вике.

— Я говорила, что ты — личность? — спросила Вика, и Инга кивнула головой — так, на всякий случай, из приличия.

— Я говорила, что ты — талант?

Вика вбежала по ступенькам и стала трясти Ингу за руку.

Ребята, сбегавшие с крыльца, с любопытством смотрели на странную девушку в клетчатых брюках и прислушивались, о чем она говорила. Они не понимали, и Инга не понимала, чему так радуется Вика.

— Ну что ты хлопаешь глазами? Не понимаешь? Тебя на роль утвердили! — воскликнула Вика и продолжала трясти Ингу за руку. — Мы победили! Пожалуйте в машину!

Инга посмотрела вниз и увидела машину, на которой было написано: «Киносъемочная».

Она все еще не понимала, как победили и при чем здесь машина. Может быть, теперь ее каждый день будут возить из школы на машине, раз победили?

— Что же теперь делать? — растерянно спросила девочка.

— Едем на студию. Сегодня ты познакомишься с Верой Соловьевой. Это знаешь какая артистка! Звезда!

И Вика побежала по ступенькам, таща за собой Ингу.

Когда машина отъехала, один мальчик, стоявший у школы, спросил другого: