Читаем без скачивания Девушка с пробегом (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta"

— Задумался о чем, красавчик? — насмешливо интересуюсь я.

— О том, что ты ужасно жестокая женщина, Надежда Николаевна, — вздыхает Вознесенский.

А. Ну ясно. Мужская солидарность скребет его за живое.

— Сорок два дня, — ядовито напоминаю я, — без звонка, без сообщения, без всего. И это если вынести за скобки эту его чертову Монику. И тот факт, что мне пришлось самой ехать и допрашивать его маму на предмет, куда это Огудалов вообще намылился и с какой целью. Ты правда считаешь, что за это он не заслуживает никакого наказания?

— Не-е-ет, — Максим смеется, — Дэйва наказывай, не жалко. Нельзя так палиться с бабами, как это сделал он. Как опытный кобель — я не одобряю такой лажи.

Я смогла чуть-чуть выдохнуть только после того, как мне обрисовали все.

В понятие “все” в моем случае в первую очередь входил разрыв помолвки с девочкой, с которой Дэйв был знаком чуть ли не со школы, когда она приезжала к ним по обмену, и вроде как ужасно некрасиво было бы бросить её на расстоянии. Во вторую очередь — мне сдали информацию про контракт Огудалова. Про провисший контракт с каким-то сенатором, который очень хотел эксклюзивный дизайн для своего загородного дома. Настолько, что обложил всех своих работников запретами на неразглашение и даже запретами на какие-либо виды связи во время выполнения заказа. И этот заказ Давид во что бы то ни стало хотел выполнить.

Мне даже сдали его намерение переехать в Америку, и вот это было наиболее непонятно. Как с этим жить мне? Ну, это ж у него были какие-то перспективы там. А я? Кому я там буду нужна? И ему-то буду колодой на шее. Да и Лиса — я не уверена, что готова к таким переменам. Хотя, если честно — меня никто и не звал.

Вот только было одно “но” — я обещала доверять. До конца. Именно поэтому, тогда, после разговора с Ольгой Разумовской я взяла ключи от своей квартиры в правую руку, шиворот Максима — в левую и рванула в “Анри” к Тамаре Львовне. Подкармливать свою веру…

Она не хотела колоться, говорила, что это все не нужно, но я каким-то немыслимым чудом продавила эту стальную леди. Она выдала Дэйва. Со всеми его потрохами, что ей были известны.

Вот только — это не отменяло ничего. И Моники не отменяло. И того, что маме этот поганец сказал, куда улетел. А мне — нет. И что не писал, даже когда разрулил свой чертов заказ, заставляя меня обгрызать локти от тревоги.

На меня накатывало. Каждый день накатывала чертова тревога. И весь инстаграмм чертовой Моники я успела засмотреть до дыр.

Глазами выучила сладкий профиль соперницы, кажется — могла нарисовать её наощупь.

Убедилась, что да — девочка готовилась к свадьбе, платья подружки невесты регулярно смотрела, выбирала цвета, стиль оформления — пока так, примерно, явно намереваясь в какой-то момент — видимо, по приезде жениха, быть во всеоружии. Ей даже её брат арку для венчания сам сделал, украсил настолько изящной резьбой, что я эстетически кайфанула от этих тончайших резных роз. Но понадеялась, что арочка не пропадет, но пригодится Монике не с Давидом.

Она была красивая и молодая. Он — тоже. И чем могут заниматься в свободное время два красивых молодых человека, особенно когда один из них — вечно готовый к сексуальным подвигам Давид Огудалов? В нарды играть?

И все же я закрывала глаза. Напоминала себе свое же обещание. Называла себя дурой, стискивала в объятиях подушку Дэйва и ждала. Назло себе и своей паранойе ждала. Верила!

Верила, да. Ждала — очень. Но это не означает, что я не хотела глотнуть крови Давида Огудалова…

Потому и затеяла всю эту месть. Да, это я научила Макса, что именно сказать Дэйву, когда он выйдет на связь. Я знала характер моего Отелло — это его сильно щелкнет по носу. Хороший ответ за Монику.

— Ну так и в чем твоя беда, Вознесенский, кого тебе жалко? — спрашиваю я, наливая себе водички из кулера. Странные желания типа “погрызть мел и закусить морковкой” меня пока не одолевают, но пить хочется постоянно.

— Себя, конечно, — Макс фыркает и встает на ноги, — я точно знаю, что этот Отелло придет чистить мне физиономию.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Смею заметить, ты сам согласился на участие, — я качаю головой и наоборот сажусь на лавочку, дожидаясь, пока уймется очередной приступ головокружения, — и мог отказаться в любой момент.

— Поеду на процесс по апелляции с фингалом, — чуть ли не мечтательно тянет Макс, — знаешь, пожалуй, с начала моей практики такого не было. Ностальгия…

— А кто тебе тогда морду бил? Клиенты, которым ты не помог? — с интересом уточняю я. — Или это секрет?

— Да нет, какой там секрет, — Максим чуть морщится, — тогда мне дал по морде брат моей невесты. За дело, кстати…

Ну, судя по тому, что этот весьма харизматичный мальчик все еще не женат — действительно за дело. За много-много дел…

— А что дальше по твоему плану, коварная Надежда? — Макс стоит надо мной, чуть покачиваясь и скрестив на груди руки.

— М-м-м, — я прикрывая глаза, пытаясь прикинуть, сколько продержу при себе своего восторженного суслика, который вообще-то с утра восторженно дрыгал лапками, с той самой поры, как мне позвонил Паша и сообщил, что “какой-то хрен с цветами тут спрашивал тебя”, — вообще у меня уговор, что через пару дней сработает… Предохранитель.

— С кем уговор? — у Макса в глазах плещется любопытство. — И что за предохранитель?

— Не скажу, — я задираю нос и показываю ему язык, — страдай теперь от перепадов настроения беременной женщины, раз уж сам взялся ей помогать.

— Знаешь, мне приятно помогать, — Максим ухмыляется, а потом подмигивает, — и вообще, я все еще надеюсь, что ты передумаешь и решишь, что я лучше Дэйва.

Это самый настырный и неуемный парень, что мне попадался в жизни, ей богу. Ну, после Давида, конечно. Хотя Макс меня только смешил, а не заводил.

— Все, пойдем, — я поднимаюсь на ноги, вцепляясь в подставленный локоть Макса, — я хочу домой. Жрать!

Не удивляйтесь. Какие желания — такие и эпитеты. Вот рожу — и снова стану вся из себя вежливая и интеллигентная, и слово “задница” буду снова произносить только в уме. А пока — могу себе позволить экспрессию.

— Ну прям-таки “жрать”? — занудно уточняет Вознесенский, а затем вздыхает: — Бляха, я теперь тоже хочу.

Я коварно улыбаюсь. Да-да, я знаю, что он еще не ужинал. И я знаю, на что он напрашивается поужинать у меня. И я даже подумаю — соглашаться на его компанию или не стоит. Все-таки он меня сегодня выручил.

Мы идем по коридору, болтая о какой-то ерунде, и мне на самом деле тепло и спокойно. Через пару дней Давиду скажут, что это все розыгрыш, и он — окажется рядом. Ну… Если, конечно, он готов платить мне доверием за доверие.

В конце концов — что значат слова одного мужика? Если я — ничего подобного не говорила. Если я говорила ему, что люблю его и буду верить до конца?

Мне спокойно. Было спокойно. Пока мы с Максимом не выходим из клиники. Пока сам Максим не останавливается на ступеньках, стискивая мой локоть.

Меньше всего я сейчас ожидала увидеть Дэйва, стоящего у тачки Вознесенского. Со скрещенными на груди руками. И каменным лицом.

А вот этого в моем плане не было…

Вот умеет Огудалов обломать мне все планы. А сколько было томных фантазий, как он придет ко мне на выставку, как увидит, сколько полотен в новой серии вдохновлены им, все поймет, и я вся такая красивая найдусь где-нибудь в дальнем зале…

А тут… Никакой особой красоты, простенькое платьишко, волосы растрепанные, балетки на плоском ходу.

Хотя — мне плевать сейчас.

Вижу его — и где-то внутри соскальзывает с воздушного шарика завязочка, и сам шарик начинает носиться внутри моей грудной клетки, радостно постукивая о ребра и ликующе посвистывая.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Приехал. Приехал! Приеха-а-ал!!!

Мой прекрасный, мой божественный, мой, мой, мой!

Господи, как я боялась, что он все-таки не вернется. Что останется там, с этой американской голубоглазой Барби, и нафиг я ему не сдалась, ни даром, ни с доплатой.