Читаем без скачивания Лондон. Прогулки по столице мира - Генри Мортон

В конце концов, серию «Карьера мота» купил Уильям Бекфорд, который увез ее в готическую громаду аббатства Фонтхилл. В 1802 году Соун купил эти картины на аукционе Кристи за четыреста семьдесят гиней. В музее Соуна также находится и еще одна серия работ Хогарта — «Выборы».

Эти четыре картины, за которые Хогарт просил двести фунтов, но так и не нашел покупателя, были разыграны в устроенной художником лотерее. Среди тех, кто тянул жребий, оказался и Гаррик. По дороге домой он вдруг осознал, какую ужасную несправедливость по отношению к великому художнику допустил, вернулся и заплатил Хогарту двести фунтов. Когда в 1823 году имущество миссис Гаррик было выставлено на продажу, Соун купил эти картины за тысячу шестьсот пятьдесят гиней.

Над каминной полкой в расположенной в северной части дома гостиной висит портрет двух молодых людей приятной наружности. Это сыновья архитектора Джон и Джордж. Старший сын Джон умер в возрасте тридцати шести лет. Он написал большое количество романов и пьес, о которых сегодня никто даже не слышал. Что касается младшего, они с отцом испытывали друг к другу неприязнь, которая постепенно переросла в непримиримую вражду. Говорят, Соун отказался от баронства и принял рыцарское звание, чтобы его сын не унаследовал титул. Такой же удачливый, каким казался своим современникам сэр Джон, и такой же богатый, как он, старый дом на Линкольнс-Инн-Филдс, несмотря на все свои сокровища, реликвии и раритеты, возможно, не был так счастлив, как мы себе это представляем, на мгновение заглянув в него, чтобы насладиться покоем минувшей эпохи.

После одной из тех летних недель, когда пришедший из Атлантики зной превращает Лондон в пекло, приводящее в ужас даже тех, кто приехал сюда из тропиков, я решил провести день на Темзе. Эта идея пришла в голову не только мне, о чем свидетельствовали длинные очереди людей, выстроившихся на Вестминстерской пристани, в тени зданий парламента.

В билетной кассе я поинтересовался, высадят ли меня на пристани Черри-Гарден в Бермондси. Молодой шкипер любезно ответил, что, хотя его судно идет в Гринвич, он отклонится от курса и удовлетворит мою просьбу.

Пассажирами судна оказались туристы, в основном из провинции, мужчины в рубашках с короткими рукавами и женщины, которые, страдая от жары, обмахивались газетами. Мы отошли от пристани и поплыли вниз по Темзе, пассажиры восхищались протянувшейся вдоль реки набережной и далеким куполом залитого солнечным светом собора Святого Павла над Сити. В то утро столь часто высказываемые упреки относительно того, что мы плохо используем Темзу, едва ли могли показаться справедливыми: вся река была усеяна загруженными по борта моторными судами. Наверное, в минувшие столетия Темза действительно была главной магистралью Лондона, но тогда заметить это было гораздо труднее, чем сегодня. Вместо набережной, с которой открывается превосходный вид на пространство от Вестминстера до моста Блэкфрайарз, в прежние времена людные улицы старого Лондона упирались прямо в реку, заканчивались спускающимися к воде ступеньками, а Темзу можно было разглядеть, лишь подойдя к ней вплотную.

Одним из первых впечатлений французского путешественника Пьера Жана Гросели, посетившего Лондон в 1765 году, были затруднения вызванные тем, что он не мог толком рассмотреть Темзу, «не заходя в дома и мануфактуры, стоявшие поблизости от реки». Гросели, отдельные критические замечания которого весьма занятны, объясняет нежелание Лондона приближаться к реке вплотную «природной склонностью англичан, и в особенности жителей Лондона, к самоубийству», которую он приписывает «преобладающей в их характере меланхолии». Мы, разумеется, знаем, что прежняя «визуальная недоступность» Темзы была вызвана чрезмерным скоплением стоявших у реки строений. Многие из этих сооружений представляли собой старинные пристани, игравшие в жизни города немаловажную роль. Берег Саутуорка, от моста Ватерлоо и далее, очень похож на противоположный, в том виде, в каком последний был до появления набережной.

Мы продолжали свое путешествие, проплыв под мостами Блэкфрайарз и Саутуорк, а также под Лондонским мостом. Устроившись поудобнее, пассажиры разглядывали достопримечательности, глазели на мрачного вида полуразрушенные пакгаузы, пустые окна которых были обращены к реке, как в ту ночь, когда они подверглись бомбардировке.

Темза стала шире, строения на ее берегах приобрели совсем уж печальный вид; мы подошли к пристани Черри-Гарден. Если вы вообразили, что это место на вид не менее восхитительно, чем на слух[24], то мне придется вас разочаровать: да, во времена Пипса здесь и вправду росли прелестные сады, а сегодня находится плавучая пристань, окруженная высокими кирпичными пакгаузами.

Район Бермондси, который начинается за пристанью, и его собрат Ротерхит отличаются ни с чем не сравнимой атмосферой гнетущего однообразия, уныния и нищеты. Но из всех знакомых мне прибрежных районов я больше всего люблю Бермондси, и доведись мне жить в одном из них, то я выбрал бы именно Бермондси — во всяком случае, до тех пор, пока не нашел бы лучшего места с видом на Темзу. Бермондси обладает некой странной привлекательностью, которая, как утверждают некоторые, свойственна и Лаймхаусу. Это действительно так, несмотря на жалкого вида улочки, покрытые копотью домишки, отвратительные, похожие на тюрьмы многоквартирные дома и бесконечные, уводящие в никуда дороги, по которым проносятся автобусы с яркими маршрутными табличками. Возможно, меня уводят от тягостной действительности воспоминания о старом Бермондси и его аббатстве, а может быть, все дело в том, что в Бермондси я познакомился с замечательными людьми, из которых кое-кто, вне всяких сомнений, далек от действительности и очарован историей своего района.

От прежних красот Бермондси остались лишь названия улиц, таких как, например, Черри-Гарден и Крусификс-лейн, напоминающих о Священном распятии, которое хранилось в разрушенном аббатстве. Улица Джамайка-роуд заставляет вспомнить об одном из увеселительных заведений, которые частенько посещал Пипс. Возможно, в таком окружении название улицы Спа-роуд покажется совершенно неуместным, но это напоминание о существовавшем здесь крохотном курорте, в центре которого находился железистый источник, открытый около 1770 года художником Томасом Кейсом. Непродолжительное время курорт пользовался такой популярностью, что сюда приплывали из Лондона, чтобы попить чаю и посмотреть фейерверк. Кажется совершенно невероятным, что этому когда-то привлекательному району суждено было стать таким мрачным и безобразным местом.