Читаем без скачивания Гобелен - Карен Рэнни

Она и впрямь стала Ледяной Леди, как называли ее в свете.

Лаура прекрасно справлялась с обязанностями хозяйки, хотя улыбки давались ей с огромным трудом. Вот-вот должны были подать поздний ужин, и она снова прошла в столовую, чтобы дать последние указания Хендриксону.

До полуночи никто ее дом покидать не собирался. Да и к чему им торопиться? Она устроила для гостей неплохое развлечение — будет о чем поговорить. Лаура болезненно поморщилась, вспоминая досадный инцидент.

— Не переживай, дорогая, все не так уж плохо, — говорила ей Долли. По выражению лица Лауры она поняла, что та не может забыть эпизод, произошедший в столовой час назад.

— Все очень плохо, Долли, и вы об этом знаете, просто хотите меня успокоить.

— И все из-за этой ужасной женщины…

То, что сделала сегодня Лаура, было, конечно, из ряда вон. Но ее поведение бледнело по сравнению с тем, что постоянно позволяли себе Элайн и некоторые другие светские дамы. Лаура не танцевала на столе обнаженной в присутствии гостей (впрочем, дамы, позволявшие себе такую вольность, имели обыкновение на следующее же утро забывать о своих ночных выходках; и, странное дело, свидетели их буйства тоже делали вид, что ничего не помнят — по крайней мере в присутствии этих дам). Она не рожала детей от конюха и не заводила себе любовника, чтобы кормить, одевать его и держать в том же доме, где жили ее муж и дети. Она не проигрывала в карты состояний и не закладывала семейные драгоценности; она всегда платила по счетам точно в срок и не торговалась при этом, требуя снизить цену, что делало ее в глазах сапожника или портнихи воистину святой. То есть она вела вполне праведную и даже скучную жизнь.

— Мне не следовало терпеливо все сносить от нее так долго, но вы же знаете, мне было не до нее.

Долли с благодарностью посмотрела на женщину, проявлявшую такую самоотверженность во имя дела, которое она, Долли, считала смыслом своей жизни. Лаура очень изменилась с тех пор, как герцогиня впервые увидела ее, но грусть в глазах осталась прежней.

— Что сделано, то сделано, — сказала она. — И не казни себя, Лаура, прошу тебя, Элайн одна в ответе за то, что произошло.

Лаура промолчала. Ей казалось, что она виновата в той же мере, что и Элайн, возможно, в большей.

Все началось вполне невинно.

Лаура была удивлена тем, что Элайн явилась на бал. Удивлена и несколько раздосадована. Но ее сопровождал лорд Хоули, а он, с точки зрения Долли, был весьма полезен, поскольку никогда не жалел денег, и, следовательно, его усердие не грех было поощрить. Его и пригласили, чтобы в какой-то мере отблагодарить за те пожертвования, что он перевел на счет фонда. Именно поэтому Лаура, даже увидев, кого он привел с собой, не могла указать ему на дверь.

После приезда в Лондон Лаура довольно быстро поняла, что должна искать себе жилье. Общество Элайн не только претило ей, но и могло пагубно сказаться на ее репутации. Казалось, Элайн вся сочилась злобой — странно, что немногие это замечали. Злобой и жестокостью. Достаточно было лишь мельком взглянуть на руки ее горничной, чтобы заметить следы побоев и щипков. Правда, девушка не захотела обсуждать с Лаурой эту тему, но по ее затравленному взгляду Лаура поняла: Элайн способна на такое, о чем даже думать не хочется.

В детстве Лаура инстинктивно сторонилась Элайн, а когда выросла, невзлюбила ее за то, что та плохо относилась к Алексу. Овдовев, Лаура решила, что общее горе поможет им найти общий язык. Но, приехав в Лондон, она поняла: Элайн люто ее ненавидит; причем в ненависти этой было что-то мистическое — Лауре казалось, что она имеет дело с ведьмой, способной навести порчу.

Элайн не шла на открытый конфликт по одной лишь причине: она была зависима от Лауры в финансовом отношении.

Они не виделись с тех пор, как Лаура, купив небольшой особняк, покинула дом, много лет принадлежавший Уэстонам, — дом, где по-прежнему жила Элайн. И вот сейчас, явившись к Лауре с лордом Хоули, гостья с улыбкой промолвила:

— Хорошо выглядишь, моя милая.

Элайн осторожно прикоснулась к своей замысловатой прическе, украшенной искусственными цветами из красного шелка и крохотной птичкой из бархата, примостившейся за ухом. Убедившись, что и цветы, и птичка на месте, Элайн поправила поясок платья, также украшенный цветами. На Элайн было на редкость безвкусное платье с весьма впечатляющим декольте; цена наряда, судя по всему, тоже была впечатляющей.

— Спасибо, Элайн. — Лаура сдержанно кивнула гостье и улыбнулась ее спутнику.

Но лорд Хоули даже не заметил улыбки хозяйки; он смотрел на свою даму с обожанием, смотрел так, словно она была не женщиной, а бесценным произведением искусства, на приобретение которого не жаль даже целого состояния. Впрочем, так оно отчасти и было — Элайн обошлась лорду недешево, но он считал такое вложение средств вполне оправданным.

— Вдовство тебе идет, — сказала гостья, окинув Лауру цепким взглядом.

На красивом лице Элайн появилась злорадная улыбочка. О, как же она ее ненавидела, эту скромницу! Эта рыжая тварь не только отняла у нее принадлежавшие ей по праву деньги, она отняла у нее Лондон — драгоценное внимание света. В гостиных только и шептались, что о Лауре. Чем она заслужила восхищение взыскательной публики, одному дьяволу ведомо.

Лаура через силу улыбнулась «дорогой родственнице». Настоящая леди должна оставаться таковой при любых обстоятельствах и не забывать о приличиях.

Лаура старалась избегать общения с родственницей, и у нее это прекрасно получалось.

Казалось, ничто не предвещало грозы. Она не ожидала скандала, даже когда гости уселись за столы, — им еще перед ужином должны были подать вина и закуски. По правую руку от Элайн сидел Джон Мельбурн, по левую — Марк Хатауэй, известный в Лондоне хирург. Лаура сидела за этим же столом, неподалеку от своей родственницы.

Следует заметить, что Лаура была категорически против установившегося в обществе обычая рассаживать гостей в соответствии с их титулами и доходами, и свет, как правило, весьма тщательно следивший за тем, чтобы традиции не нарушались, для Лауры сделал исключение — ей прощали эту маленькую слабость. В конце концов, хозяйка сама решает, кого пригласить и кого куда усадить.

Элайн хватило нескольких секунд, чтобы понять, кто ее соседи. Она не стала тратить время на разговоры с Джоном Мельбурном — тот не отличался красноречием, а его заикание вызывало у некоторых усмешки. Но у всех хватало такта не замечать изуродованную левую руку и хромоту доктора Хатауэя, пострадавшего на войне. Доктор служил хирургом.

И Мельбурн, и Хатауэй часто навещали Лауру, оба считались друзьями дома. Но после того, что произошло этим вечером, Лауре оставалось лишь надеяться, что они не забудут дорогу в ее дом.