Читаем без скачивания Конфиденциально. Ближний Восток на сцене и за кулисами - Евгений Примаков

В моем выступлении было ясно сказано, что под правами нашего народа мы понимаем его право на свободу и национальную независимость в соответствии с резолюцией 181 и право всех вовлеченных в ближневосточный конфликт сторон жить в мире и безопасности, включая государства Палестина, Израиль и другие соседние государства в соответствии с резолюциями 242 и 338.

Что касается терроризма, то вчера я объявил со всей очевидностью, и я повторяю, чтобы зафиксировать нашу позицию, что мы полностью и решительно отвергаем все виды терроризма, включая одиночный, групповой и государственный… Пусть все поймут, что ни Арафат, ни кто-либо другой не сможет остановить интифаду. Она прекратится только тогда, когда будут предприняты конкретные практические шаги для достижения наших национальных целей и создания палестинского государства.

В заключение, — сказал Арафат, — заявляю перед вами и прошу вас передать мои слова: мы хотим мира, мы обязуемся сохранить мир, мы хотим жить в собственном палестинском государстве, и пусть другие также живут».

Ряд западных, да и не только западных авторов, пишущих о последовавшем периоде, особенно о секретных палестино-израильских переговорах в Осло, в которых ведущую роль играл Махмуд Аббас, о трудной подготовке Декларации о принципах, подписанной в Вашингтоне 3 сентября 1993 года, а затем о не менее трудном переговорном процессе в рамках двустороннего «трека» Мадридской мирной конференции, сознательно принижают роль Арафата. Некоторые даже договорились до того, что прогресс в политических контактах происходил помимо его воли, что он стал «заложником событий». На основе своих бесед с Абу Амаром я полностью отвергаю такие заключения. Более того, без Арафата практически не принималось ни одно принципиальное решение палестинских представителей как в Осло, так и на официальных палестино-израильских переговорах в Вашингтоне. Вместе с тем Арафат лучше, чем другие, понимал необходимость доведения договоренностей с Израилем до такого уровня, который позволит принять их большинством палестинцев. Когда ему доложили о результатах одной из встреч в Осло, во время которой израильские представители, имея предварительные контакты со своим высшим руководством, согласились начать «переходный этап» с вывода войск из сектора Газа, он сказал: «Этого недостаточно. Нужно прибавить сюда Иерихон — Израилю легче будет пойти на это, так как в этом районе нет еврейских поселений». Арафат дал указание настаивать на принятии проекта «Газа — Иерихон». Описывая, как трудно было пробить израильское сопротивление в этом вопросе, Абу Мазен признает, что эта тема, ставшая особым пунктом Декларации о принципах, «явилась лакмусовой бумагой, с помощью которой проверялись и испытывались искренность израильтян и их планы на будущее»[57]. Эти слова актуально звучат и сегодня, когда в Израиле многие политики требуют воздержаться от вывода войск с Западного берега, ограничившись одной Газой.

Именно Арафат настоял, даже пригрозив в последний момент перед подписанием декларации, что палестинцы не прибудут в Белый дом, если в ее тексте будет просто ссылка на палестинскую делегацию, а не на ООП. Под угрозой срыва подписания израильская сторона и Соединенные Штаты согласились перепечатать последнюю страницу подготовленных экземпляров Декларации о принципах.

В этом был весь Арафат: научившись проявлять политическую гибкость, он твердо знал, каковы ее пределы, переход за которые может разрушить с таким трудом строящееся здание урегулирования с Израилем. Арафат прекрасно понимал расстановку сил в Палестинском движении сопротивления, тонко чувствовал настроения палестинских масс и умел мастерски использовать аргументы в пользу палестинского соглашения.

Объективность против «кривых зеркал»

У Арафата, как у любого другого политического лидера, естественно, были ошибки, промахи. Их попросту не могло не быть, особенно в такой турбулентной обстановке, как на Ближнем Востоке.

Его серьезно критиковали, например, за позицию в поддержку Саддама Хусейна, когда тот оккупировал Кувейт. Вспоминаю встречу с Арафатом в 1991 году, во время кризиса, вызванного иракским захватом Кувейта. По поручению президента М.С. Горбачева, будучи членом Совета безопасности РФ, я вылетел в Багдад с целью прозондировать возможность вывода войск Саддама Хусейна из соседней страны без войны. По пути в Багдад решил, совершив промежуточную посадку в Аммане, посоветоваться с Арафатом, который незамедлительно откликнулся на мою просьбу и прибыл в иорданскую столицу со всем своим окружением. «Если начнется война против Ирака, то возмутится весь арабский мир, превратившись во второй Вьетнам», — начал он, обводя взглядом своих коллег, присутствовавших при встрече. Я напомнил наш разговор в Дамаске в 1970 году и то, как разворот событий не подтвердил его прогнозы. Арафат просидел молча с минуту, а затем дал команду готовить его самолет к вылету в Багдад. «Я постараюсь создать благоприятную почву для успеха твоей миссии», — сказал он. Нужно сказать, что с самого начала этой встречи я почувствовал поддержку со стороны Абу Айяда и Абу Мазена: они, мягко говоря, скептически относились к шагам, предпринятым Саддамом Хусейном.

Уверен, что, несмотря на публичные заявления, Арафат на деле стремился подтолкнуть С. Хусейна к решению о выводе его войск из Кувейта. Может быть, не все это знают, но это было именно так. Кстати, уже во время моей второй поездки в Багдад, последовавшей через пару недель после первой, окружение Саддама сетовало на то, что палестинцы «как следует» не поддержали Ирак.

В чем ценность Арафата как исторической фигуры? Прежде всего в том, что он ею стал. А он бы не мог стать ею, если бы одномоментно, в открытую пошел против течения, игнорируя настроения широких палестинских слоев, да и своих сотоварищей по ФАТХу — движению, которое стало сердцевиной Организации освобождения Палестины. Но он эволюционировал в своих взглядах, подходах, и это имело большое значение для эволюции и самого палестинского сопротивления.

Вопрос для тех, кто упорствует в оценке Арафата как экстремиста: кто-нибудь слышал от него призыв к джихаду или вообще видел в его действиях попытки окрасить борьбу палестинцев за их права в религиозные цвета? Можно считать, что ФАТХ в целом сохранился в виде военно-политического движения нерелигиозного характера во многом в результате влияния его основателя и бессменного руководителя в течение десятилетий — Ясира Арафата. Это же можно сказать и об Организации освобождения Палестины.

Будучи министром иностранных дел России, я посетил Газу в 1996 году, где в то время уже существовала палестинская администрация во главе с Арафатом. Никогда не забуду встречи с ним в тот период. Он выглядел человеком, уже вписавшимся в новую эру, открытую мирным соглашением с Израилем.

У меня не было ни тени сомнения в том, что Арафат относится к документу, рожденному им и Ицхаком Рабином, не как к тактическому шагу. Он с гордостью говорил, что позади остался период политического изгнания в Тунисе, что открываются реальные перспективы палестинского государства. Вместе с тем он никогда не заблуждался по поводу трудностей открывающегося перед ним пути. Арафат эмоционально говорил о том, что с огромным трудом удается осуществлять даже уже достигнутые с Израилем договоренности — об аэродроме в Газе, о дороге, соединяющей сектор Газа с Западным берегом.

Из разговора с Арафатом я вынес также впечатление о его готовности к компромиссам. Не просто готовности, но и уверенности в их необходимости. Да, он подчас ошибался, считая, что вот-вот сложится более благоприятная обстановка и следует дотянуть до нее, чтобы подписать более выгодные для палестинцев соглашения. Но кто застрахован от ошибок на сей счет?

Много спекуляций по поводу действительно ошибочной, как мне представляется, негативной позиции Арафата по поводу «плана Клинтона», в котором впервые предлагалось разделить на две части Иерусалим, отдать под палестинское государство около 95 процентов оккупированных территорий. Но что стояло за этим негативизмом? Арафат убеждал меня, что арабский мир не примет широкого соглашения, в котором не будут определены права всех палестинцев на возвращение на свою родину. Но так и не убедил. По мнению многих политиков, бесспорное право на возвращение палестинских беженцев — любой желающий должен иметь возможность осуществить это право — может быть отделено от практики, когда одни беженцы предпочтут возвратиться, а другие получить компенсацию, позволяющую им обустроиться в арабских странах. Уверен, что Арафат понимал это, но над ним довлела позиция, высказанная участниками сессии Лиги арабских государств. А может быть, он надеялся, что на предстоящей после объявления «плана Клинтона» встрече в Табе удастся договориться по всему комплексу проблем урегулирования с самими израильтянами. В Табе действительно договорились по максимуму. Но оформить договоренность соглашением не удалось. В Израиле предстояли выборы, и к власти в их результате пришел премьер-министр Ариэль Шарон.