Читаем без скачивания Цвет твоей крови - Александр Александрович Бушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Официант впереди меня проскользнул в комнату, поставил поднос на стол. Не получив на этот счет никаких инструкций, я бросил ему медную монетку – и по мелькнувшему в глазах удивлению понял, что, как и в случае с ключарем, можно было обойтись без лишней щедрости. Ничего, деревенский пентюх в очередной раз сыграл… ну как его там. Не вызовет подозрений, одну только скрытую насмешку…
Комнату ярко освещало полушарие молочно-белого стекла, внутри которого что-то временами мерцало и переливалось словно бы струйками бездымного огня. Под ним на высоте глаз располагалась бронзовая дощечка с тремя прорезями и фигурными набалдашниками в них. Все три стояли наверху. Эксперимента ради, надеясь, что ничего не взорвется и не перегорит, я отвел один до самого низа – он поддался легко. Свет моментально легонько пригас. Ага, вот оно в чем дело. Впереди – гораздо более сложный эксперимент на живом человеке. Чуточку с души воротит, но надо…
Сел к столу, закурил трубочку и, пуская дым, не спеша выпил до дна полный стакан великолепного черного вина. Пьян был довольно умеренно – отличное вино и богатая закуска, так что держал себя в руках.
Почувствовав с неудовольствием, что нарочно оттягиваю решающий шаг, раздумываю, не налить ли еще стакан, решительно встал и вышел в коридор. Запер свою комнату и условным стуком постучал в дверь соседней. Что хорошо, наверняка не застану там Грайта, и ждать его неожиданного визита, безусловно, не следует…
Алатиэль открыла почти сразу же, не снимая цепочки, уставилась с тревогой:
– Что-то случилось?
– Ничего, – сказал я. – Просто есть серьезный и неотложный разговор.
Она, не колеблясь, сняла цепочку и отступила, а когда я вошел, задвинула засов, смотрела на меня безо всякой тревоги, с извечным женским любопытством. На ней была рубашка из белой материи с золотистой вышивкой, достаточно плотной, чтобы сойти и за домашний халат, – возможно, именно поэтому она держалась без малейшего стеснения.
– В чем дело? – спросила она опять-таки без малейшей тревоги.
Я решил не затягивать игру, и без того ощущал изрядную неловкость и даже стыд.
– В том, Алатиэль, что ты ужасно очаровательна, – сказал я тоном записного повесы. – Особенно сейчас…
Шагнул к ней, взял за плечи и потянулся так, словно хотел поцеловать. Умышленно держал не крепко, так что она легко высвободилась, отступила на шаг и сказала довольно мягко:
– Костатен, я не такая. Я не скованная запретами девица из монастерия, от иных радостей жизни не бегу, но вот так, когда с человеком едва знакома… Я не рассержусь, но уходи, пожалуйста…
– А если не уйду? – сказал я невероятно хамским тоном.
– Вот тогда рассержусь.
– А если мне на это наплевать? Слушай внимательно, милая, и отнесись всерьез. Я сказал Грайту, что вознаграждения мне не нужно, – но, вижу, поспешил. О золоте по-прежнему речи не идет, но некоторое вознаграждение твердо решил получить… – и посмотрел, откровенно раздевая ее взглядом. – Тебе объяснять или ты достаточно большая девочка?
– Шутишь? – спросила Алатиэль, как мне показалось, с нешуточной надеждой.
– Нисколечко, – сказал я. – Решил воспользоваться выгодами своего положения, я вам очень нужен, невероятно нужен. Догадываюсь, что никакой я не незаменимый, но у вас сейчас под рукой просто нет другого. Или ты будешь послушной, или я дальше не поеду.
Видел по ее личику, что она поняла всю серьезность момента, осознала, что с ней не шутят. И продолжал тем же хамским тоном, развивая успех:
– Не поеду дальше, и все тут. Ведь не сможете же вы меня принудить, об этом и думать смешно…
– Грайт не вернет тебя назад! – воскликнула она сердито, уже принимая все всерьез.
– А если я вовсе и не стремлюсь назад? Тебе это не приходило в голову? Там, в моем мире, началась страшная война, и армия, в которой я воевал, похоже, бесповоротно разбита. Здесь спокойно и безопасно. Почему бы и не попробовать здесь прижиться? Вряд ли это опаснее, чем брести подальше от войны, наугад…
– Ты здесь чужой…
– Но голова-то на плечах есть? И вигень при мне. И подорожная, которая не вызывает никаких подозрений. Денег маловато, но, думаю, у Грайта их немало. Я даже не буду его убивать – ты же видела, на что я способен голыми руками? Вряд ли побежит к страже жаловаться, что его ограбили, и описывать мою внешность, – если я попадусь, плохо придется в первую очередь ему самому… да и тебе тоже. Он сам говорил, что не так уж далеко отсюда – большой город. А в большом городе легко затеряться, свести нужные знакомства, освоиться. Изобразить того, за кого вы меня выдаете, – пентюх из глухомани, далекой провинции, о которой мало что знают… да вдобавок, возможно, глухонемой – спасибо Грайту за великолепную идею и тебе за то, что научила кое-каким жестам, пригодятся… В общем, риска хватает, конечно, но в моем положении приходится идти на риск…
– Ты все продумал… – процедила она с бессильной злостью.
– Было время, – сказал я. – И предостаточно. Может, хватит болтать? Или ты будешь послушной девочкой, или я тебя оглушу, свяжу, заберу деньги, поступлю так же с Грайтом и той девкой – и отправлюсь ловить удачу, несмотря на глубокую ночь. Думаю, здесь найдется оборотистый слуга, который за пару золотых растолкует пентюху из провинции кое-какие тонкости здешней жизни… да это может сделать и та бялка, что сейчас валяется в комнате Грайта. Ну что? Если у тебя еще не было мужчины, так и скажи, я постараюсь обойтись с тобой бережно, я не зверь… И все будет в порядке, сделаю все, что от меня требуется. К слову, Грайт не скрывает, что это может оказаться смертельно опасно. Почему бы перед смертельно опасным предприятием и не повалять красоточку вроде тебя?
Я замолчал и с интересом следил, как на ее очаровательном личике сменяют друг друга самые разнообразные чувства – злость, уязвленное самолюбие, гордость. Как, наконец, не остается ничего, кроме тоскливой безнадежности…
– Я и не думала, что ты такой… – сказала поникшая, понурая Алатиэль с видом человека, смирившегося с неизбежным.
– Какой есть, – пожал я плечами. – Так ты идешь в постель?
Уронив руки, с грустным, отрешенным лицом она подошла к постели и решительно легла поверх темно-вишневого, в золотых узорах роскошного покрывала. Бросила на меня взгляд, в котором мелькнула нескрываемая ненависть. Заявила:
– Я буду лежать как бревно.
– Как хочешь, – пожал я плечами. – Лишь бы не барахталась и уж тем более не вздумала кусаться или царапаться…
