Читаем без скачивания Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня) - Валентин Костылев

Борис ушел.

Царь долго смотрел в окно в глубокой задумчивости; покачал головой, вздохнул и пошел в свою опочивальню.

VII

Писемский с дьяком Неудачей и с толмачом Бекманом благополучно прибыл в Англию. Правда, нелегко было пройти Ледовитый океан и обогнуть Норвегию, но все же и бури, и льдины, и ветры - все было побеждено кораблем, на котором плыл московский посол. Почти четыре месяца продолжалось путешествие. Мужественно, с большим терпением и пристойным послу царя достоинством держался все это время Писемский на корабле. Бури не пугали его; равнодушно смотрел он на громадные, разъяренные валы, вздымавшиеся выше корабля, готовые затопить его; ни словом не обмолвился он и тогда, когда не было на корабле пресной воды, а его мучила жажда; не роптал и на перебои в еде. На все смотрел просто, с улыбкой, как человек, которого все это только забавляет, но не нарушает его спокойствия.

Капитан и матросы на корабле диву давались такому хладнокровию московского посла.

В Лондоне Писемского приняли с почетом, но здесь он узнал, что королева Елизавета отдыхает в своем замке в Виндзоре. Писемского не смутило это. Он решил добиться скорейшего свидания с королевой. Особым вниманием окружили его сановники Двора королевы, оставшиеся в Лондоне, и торговые люди из лондонской "Московской Компании". Почти ежедневно устраивали они пиры в честь московского посла, стараясь всячески развлечь его. А в Виндзор были отправлены гонцы к королеве с известием о прибытии московского посольства. Послу объявили, чтобы он был готов к свиданию с королевой.

Английские вельможи хвалили мудрость московского царя, расхваливали ум и преданность престолу самого посла, пили вино за здоровье царя и его посла. Всячески старались они показать свое дружелюбие к Москве.

А за окном серо, туманно. Словно громадные чудища во мгле высятся темные фасады домов. В другое окно посмотришь - мутная даль Темзы. У берегов прижались суда; над водой голый лес мачт... Мокро, сыро, скучно кругом. Чужбина! И никаких вестей из Виндзора.

В напряженном ожидании прошло еще и еще много дней.

И вот, однажды, явилось к Писемскому несколько знатных лордов из королевиной свиты.

"Слава богу, - подумал Писемский, - пришли за нами. Пора".

Вельможи раскланялись, пожали руки московским людям по своему обычаю, и один из них сказал:

- Мы приглашаем знатных господ принять участие в охоте на оленей. Мы уверены, что знатному господину, министру его величества, московского владыки, придется по вкусу такое развлечение. Королева одобрила это.

Писемский вежливо, с достоинством, выслушал англичанина и, поклонившись, сказал:

- На королевином жалованьи много челом бью. Но присланы мы от государя к королеве по их великим делам, однако государеву делу до сих пор и почину нет. Да к тому же у нас и пост: мяса мы не едим, и нам оленина ни к чему не пригодится. Не обижайтесь, но охота нас сейчас не прельщает.

Он поклонился и, пожав плечами, иронически улыбнулся.

Высокий, худой, бритый джентльмен в зеленом бархатном камзоле и серых обтянутых до колен штанах, с поклоном развел руками и отрицательно покачал головой:

- Мы надеемся, что посол его величества не пожелает огорчить нашу великую королеву. Мы не можем доложить ей о вашем отказе.

Писемский ответил:

- После этих ваших слов можно ли мне, государеву слуге, идти против желания ее величества великой королевы?

Вельможи, удовлетворенные таким ответом, вышли из пословых комнат.

Писемский почесал затылок, тяжело вздохнул:

- М-да. Милость велика, да не стоит и лыка. Ждали невесту государю высмотреть, а придется олениной оскоромиться.

- Что делать, Федор Андреевич! - сказал Епифан Неудача. - Ради государя и оленинкой оскоромишься... Вот я на обеде у королевина казначея какую-то лягушку съел. Ради государя на все пойдешь.

Наконец, посол Федор Андреевич Писемский, его дьяк Епифан Неудача и толмач Бекман были приглашены в Виндзорский замок. Окруженные нарядно одетыми вельможами и в сопровождении торговых людей "Московской Компании" они прошли анфиладу роскошных дворцовых палат по расшитым золотыми узорами коврам.

Писемский шел неторопливо, высокий, дородный, готовый до конца отстаивать интересы своего государя. За ним следовали дьяк Неудача с пером, чернильницей у пояса и со свитком бумаги в руке и толмач Бекман, худой, маленький, подвижной человечек с козлиной бородкой.

Посол и его провожатые вошли в большой мраморный зал. На высоком троне, сияя блеском пышного платья и драгоценными каменьями, под красивым бархатным балдахином сидела королева Елизавета. Московские люди были поражены блеском всей обстановки приема.

Вокруг трона королевы, на ступенях, стояла толпа нарядно одетых вельмож. В зале царила полная тишина: слышны были только шаги посла и сопровождавших его людей.

Когда Писемский приблизился к трону, королева поднялась.

Писемский, став на одно колено, поклонился и громко передал королеве приветствие царя Ивана Васильевича.

Елизавета внимательно выслушала посла, а потом, сделав несколько шагов вперед, взяла государево письмо и велела своим пажам принять соболя и другие подарки царя Ивана. С приветливой улыбкой она сказала Писемскому, что, к сожалению, не знает русского языка и не может на его родном языке выразить ему свою горячую благодарность, но это не мешает ей питать самые дружеские чувства к царю.

Она спросила о здоровье Ивана Васильевича и тут же высказала глубокое сожаление по поводу кончины царевича Ивана.

В расшитом серебряными узорами белом платье, стройная, высокая, красивая, она была оживлена, приветлива и не скупа на любезности.

Писемский сказал:

- Наш государь Иван Васильевич приказал мне передать вашему величеству, что он любит вас, как мудрую, великую королеву.

С горделивой улыбкой Елизавета ответила:

- Я очень желаю увидеть царя когда-нибудь собственными глазами. Это моя мечта.

Затем она спросила Писемского: нравится ли ему Англия?

Писемский ответил:

- Страна, которой правит такая мудрая, прекрасная королева, навсегда останется в доброй памяти у московского посла, - о том он доложит и своему государю. Англия - многообильная, многолюдная и веселая страна, и русский царь дорожит дружбой с ней.

Королева Елизавета спросила Писемского: спокойно ли теперь в Московском государстве?

Писемский ответил, что мятежи все давно утихли, а слухи о них постоянно распускают в Европе недруги царя. Преступники давно раскаялись, а государь объявил им свою милость. Казней теперь на Руси нет. Тихо и хорошо стало.

После приема в королевском дворце в честь русского посла был устроен торжественный обед.

Из дворца королевы Писемский вернулся вполне довольный приемом. Одно беспокоило его, что дело затягивается. Пока еще никаких разговоров о военном союзе Москвы с Англией и о сватовстве царя Ивана к Марии Гастингс не произошло.

Хорошее впечатление от первой встречи с королевой Англии скоро рассеялось, так как опять потекли томительные дни ожидания.

Писемский стал наотрез отказываться от веселых пиров, не желал принимать участия и в прогулках по виндзорским рощам. От охоты, на которую его часто приглашали королевские придворные, он открещивался с негодованием.

- Мы сюда приехали, - говорил Писемский, - за делом, а не для игрушек. Мы - послы, а не стрелки. Бог с ней, и с олениной: не надо нам ее!

В придворных кругах пошли слухи о строптивости московского посла.

Наедине со своим дьяком Писемский, расстроенный, обиженный, вздыхал:

- Царь, гляди, нас там заждался. Сердится! Иван Васильевич не любит проволочек в деле, которое задумает. Государь не зря послал нас. Он хочет вернуть море любой ценой. А мы тут толчемся на одном месте.

Царица Мария в бурную осеннюю ночь разрешилась от бремени - родила сына, которого и назвали Дмитрием.

Царь неотлучно находился при ней. Он видел, как обмывали маленькое розовое тельце новорожденного мальчика. Он слышал его слабый писк, и слезы проступали у него в глазах. Ему было жаль царицу Марию. Он сознавал, что не уделяет ей той мужней заботы, которую уделял он в молодые годы прежним своим женам. Он чувствовал усталость, старость. Его в последние дни преследовала даже мысль о близкой, как ему казалось, смерти.

Он склонился над постелькой малютки. Стал вглядываться в черты его лица. Что-то ждет его, этого царевича, впереди? Ему, царю, было понятно, что не видать уж ему этого сына взрослым. Здоровье подорвалось. Сердце временами замирает, отказывается работать. И даже присланный королевой Елизаветой знаменитый лекарь Елизарьев не в силах облегчить болезнь.

Царица Мария лежала на постели мертвенно-бледная, измученная тяжелыми родами, жалобно смотрела на царя, стараясь не стонать.

Он наклонился над ней, поцеловал ее.

- Ты вся в огне?.. Господь с тобой, Мария!.. Не сердись на меня.