Читаем без скачивания Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня) - Валентин Костылев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заметались в городе греки. В страхе стали кричать: "Русь идет! Что будем делать мы?! Это не Олег, а сам святой Димитрий на нас пошел".
И вздумали просить мира у князя. Отправил Олег своих послов к грекам. Заповедал: взять с греков дань по двенадцати гривен с человека, а важнее того - наказал своим послам Олег требовать у греков, чтобы когда приплывают в Царьград русские послы, брали бы они хлебный, столовый запас, сколько хотят, и мылись бы они в бане, а пойдут русские люди домой, чтоб давали им греки на дорогу съестной запас, якоря, канаты, паруса, сколько надо, ибо Русь любит море и не отстанет от него никогда.
- Нет! Не отстанет! - с силой стукнул об пол своим посохом Иван Васильевич. - Море Западное будет нашим! Будет!
Царь покраснел, весь пришел в движение.
Сидевшие позади него бояре испуганно вздрогнули, прислушались к словам царя. Все они знали, что царь не расстается с мыслью снова отнять у шведов Нарву и другие города на Балтийском море.
Гусляры смущенно умолкли.
- Что же вы?! - нетерпеливо крикнул царь. - Иль батогов захотели? Сказывайте дальше!
Снова зазвенели струны и потекли напевные слова старческих голосов.
А как пошел Олег с данью домой, он наполнил свои ладьи всяким греческим товаром. Но больше всего набрал он шелковых и всяких иных драгоценных тканей.
И велел Олег воинам сшить из тех греческих шелков паруса на русские ладьи, а на вратах Цареграда повесить свои щиты: пускай знают греки, что их победил русский князь!
Поплыли по морю домой, в Русскую землю, Олеговы ладьи, и опять море ничего не могло сделать с Русью: паруса Олега оказались сильнее черноморских демонов.
Князь Игорь и Ольга-княгиня, и Святослав - сын их - бесстрашно плавали по водам, да и своим внукам и правнукам то заповедали.
Гусляры, закончив свой песенный сказ, низко поклонились государю Ивану Васильевичу.
- Одари! - кивнул царь Бельскому.
Гусляры еще раз земно поклонились царю, ушли, спустились опять в трюм.
Иван Васильевич после этого некоторое время сидел молча, в задумчивости. Над водой пролетели сороки, оглашая тишину дерзким карканьем; где-то далеко, в глубине леса, слышалась песня девушки, собиравшей грибы.
Обернувшись к боярам, царь поднялся с кресла и сказал:
- Слыхали, мои добрые бояре, с каких пор русские князья плавали по морям?! Не стыдно ли нам теперь на этой посудине около своего кремника* прохлаждаться?
_______________
* К р е м н и к - кремль.
Бояре, стоя, выслушали царя.
- Великий государь! - сказал седой, как лунь, боярин. - Так-то безопаснее плавать, под стенами кремника да по родной реке. Слышали мы: сколь ужасное несчастье постигло фламандские и аламанские корабли в Средиземном море... На пути в Гишпанию, в Средиземном море, во время большой грозы погибло четыре тысячи человек, и все драгоценное добро пошло ко дну.
Иван Васильевич крикнул:
- Молчи! Невежда! - и тихо, но взволнованно продолжал: - На пуховой постели нежиться с боярыней еще того более неопасно! Однако для того ли создал нас творец по образу и подобию своему?! Бог сотворил мир, он обитает в великих пространствиях, бог вездесущ, бог - бесстрашен, всюду поспевает. Какое же подобие творца человек, коли он дальше своей избы пойти куда-либо боится! И достоин ли быть подобием божиим человек, а тем более - князь, коли он прячется от больших, смелых предприятий, коли он страшится их? На суше и на море человек должен быть подобием творца! Не дело ты сказал тут, боярин. А тем, кто утонул в Средиземном море, господь простит их грехи, не оставит их без своей милости. В жизни своей стремился я не к легкому, а к трудному.
Наступило продолжительное молчанье. Бояре притихли.
- Будем и мы достойными киевских витязей. Будем и мы, как хозяева, ходить по морям... Будем, будем!
И, обратившись лицом к небу, Иван Васильевич набожно перекрестился, прошептав:
- Помоги, господи!
После этого царь приказал вывести судно из заводи. Водяная поверхность, отражавшая голубое небо и прибрежные деревья, покрылась волнами, на которых желтыми и красными звездами колыхались опавшие с кленов листья.
Вернулся с прогулки царь сердитый, возбужденный.
Оставшись наедине с царицей, он взволнованно стал ходить из угла в угол царицыной палаты.
- Слыхала, что старые колдуны пели? - и, не дождавшись ее ответа, он продолжал: - Каждое слово их терзало мое сердце. Вот какие были на Руси князья! Они мне оставили великое богатство, а я его все измотал... Они на Византию ходили и заставляли ее покориться их воле. По морю ходили! Слышишь? Бесстрашные!
Царь стал хулить себя, называя свое правление лютовством.
- Всех измотал: и народ, и дворян, и войско, и даже...
Он, обессиленный, побледневший, грузно опустился в кресло, свесив голову на грудь.
Царица Мария испуганно подскочила к нему, стала его ласкать, целовать. Он рукою отстранил ее.
- Да... и сына... Иванушку!
Волнение царя окончательно расстроило царицу. Она стала на колени перед иконой. За ее спиной раздался его шепот. До ее слуха донеслось: "Скоро, скоро и я умру! Жди, жди меня!.."
Мария поднялась с пола. Ей самой было плохо. Бессонные ночи измотали ее. Новорожденный царевич Дмитрий по ночам плохо спал, а мамок царица к нему не допускала. Обессиленная, мучимая болью после родов, она легла на постель.
Царь, тяжело вздохнув, вышел из палаты.
В селе Гринвич, на правом берегу Темзы, во дворце, состоялся совет министров английской королевы с московским послом Писемским.
Богатая, роскошно обставленная палата в королевском замке была полна знатными сановниками Елизаветы и торговыми людьми из "Московской Компании".
Начался разговор с заявления Писемского королевиным министрам, что московский государь, великий князь Иван Васильевич, считает польского короля, союзника папы и цесаря, - своим врагом, врагом Русского царства.
Писемский говорил стоя, - высокий, важный, освещенный солнечным лучом, пробившимся в палату сквозь узкие окна сверху, из-под потолка. Голос его звучал твердо, громко, убеждающе. Он приводил доказательства крепкой связи короля Стефана с римским папою и германским императором.
Писемский был настойчив и неуступчив в своих требованиях.
В глубокой тишине, царившей в палате, он говорил, что царь Иван Васильевич, жалуя у себя англичан, как своих людей, намерен торжественным договором утвердить дружбу с королевой Елизаветою. Царь хочет иметь с ней "одних приятелей и одних неприятелей", "вместе воевать и вместе мириться". Королева может ему содействовать, если не деньгами, то оружием, а если не оружием, то деньгами. Царю нужны: наряд огнестрельный, доспехи и другие воинские снаряды.
Английские вельможи смущенно переглядывались между собою.
- ...Нам нужны, - продолжал Писемский, - сера, медь, олово, свинец и все, что полезно в военное время.
Выслушав до конца речь московского посла, англичане повели оживленную беседу между собой.
Поднялся высокий, бритый, седой вельможа.
- Мне хочется спросить московского гостя: разве у вас война с Польшей и Литвой не кончена? Римский папа хвалится примирением московского государя с королем Стефаном.
- Папа может хвалиться, чем ему угодно, - с усмешкой ответил Писемский. - Государь наш хорошо знает, кто ему друг и кто недруг. В этом можете не сомневаться.
После продолжительной беседы министров с Писемским решено было приступить к составлению договора.
Сановники взялись за это дело с особою торжественностью, усердно помолившись богу. Предложения царя они принимали полностью.
После составления договора Писемский стал просматривать договорные статьи. Он обратил внимание на то, что министры, изъявляя согласие королевы на предложения царя, именовали Ивана Васильевича братом и "п л е м я н н и к о м" Елизаветы. Затем они вставили в договор выражение "царь п р о с и т королеву". И наконец, - министры вписали в договор условие, чтобы никому, кроме англичан, царь не разрешал торговать в земле Двинской, в Соловках, на реке Оби, Печоре и Мезени.
Писемский с неудовольствием произнес:
- Царь - брат, а не п л е м я н н и к королевы Елизаветы. Царь объявляет волю свою, требует, спрашивает, а не п р о с и т. Вы хотите, чтобы была включена в договор статья о дозволении торговли на Руси одним аглицким людям. Но возможно ли это? Пусть советники королевины рассудят: можно ли Аглицкой земле пробыть с одним русским торгом?! А с другими землями не торговать и к себе других купцов не пускать ни с какими товарами?! Если же Аглицкой земле с одним русским торгом быть нельзя, то как же русским пробыть с одним аглицким торгом?! Пристани наши открыты для всех мореходов иноземных. Всем мы рады, кто с добрым делом к нам жалует!
Министры после этой речи Писемского вычеркнули в договоре слово "племянник", вычеркнули и слово "просит".
Но они заявили, что хотели бы сказать кое-что и с своей стороны.