Читаем без скачивания Довлатов и третья волна. Приливы и отмели - Михаил Владимирович Хлебников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
5.16.81. Привет вам, Карл и Эллендея! Хотите верьте – хотите нет, но мы, начиная эту затею с собственной фирмой, действительно не предполагали, что жизнь так быстро станет подталкивать нас в сторону превращения в издательство. Но что было делать? Люди не хотели давать нам заказы, если мы не брали на себя и всю остальную работу по выпуску книги и дальнейшему ее распространению. Значит, пришлось разворачивать и печатание, и рекламно-торговую часть, и все остальное.
Мы очень надеемся, что вы нас не проклянете за это, не рассердитесь, не назовете «змеей, пригретой на груди». Ведь никакой серьезной конкуренции мы вам не составляем. Все лучшие рукописи, как и прежде, будут поступать сначала к вам – и благодаря авторитету «Ардиса», и благодаря тому, что вы можете финансировать их издание. Карл много раз выражал даже удовольствие, когда видел вещь, отвергнутую «Ардисом», напечатанной в другом месте. Он даже высказывал убеждение, что почти все русские книги – убыточны. Я с этим не согласен, думаю, что небольшой доход с них можно получать (достаточный для наших запросов), но, конечно, он несравним с тем, что приносят «Ардису» английские издания в твердых обложках.
Какой бы ни была ваша реакция (презрительной, возмущенной или снисходительно-одобрительной, как к неопытным щенкам), хотелось бы, чтобы она была выражена прямо, не растворена в тягостном затяжном молчании. Какой бы ни была ваша реакция, мы никогда не забудем, что именно благодаря вам мы были избавлены от тягостной неопределенности даже в первые месяцы эмигрантского пути, что это вы поддерживали нас и направляли наши первые шаги в Америке, что это у вас научились мы книгоизготовительному ремеслу.
Всего вам успешного, доброго и процветающего,
Игорь, Марина.
Замечательный привет, с подробными и невнятными объяснениями на грани оправдания и ехидными подмигиваниями: «Спасибо, что научили ремеслу». Через три дня пришел ответ:
Настоящим письмом Вы уведомляетесь, что с 1 июня 1981 года Вы освобождаетесь от обязанностей редактора в издательстве «Ардис».
Ефимов сокрушается, сетуя на жестокость Профферов, обрекающую его семейство на страдания. Весной к ним из Союза приехала мать Ефимова – Анна Васильевна – известный мастер мягкой игрушки. Замечу от себя. Вряд ли для владельцев «Ардиса» поступок Ефимова был неожиданным. Лихорадочная деятельность: рассылка писем к потенциальным авторам, составление каталога не могли происходить в абсолютной секретности. Проффер – поклонник Набокова – скорее всего, наслаждался атмосферой игры, подспудно бурлящих страстей. Странно представить, выдумать причину, по которой он должен сохранить за Ефимовым место.
Нельзя не согласиться со словами Николая Ускова:
Ефимов ни тогда, ни много лет спустя, когда писал свои воспоминания, так и не понял, сколь сомнительно выглядел его поступок: будучи сотрудником «Ардиса», он завел свое издательство, продолжая получать зарплату у Профферов, используя их контакты, симпатию к бренду и к нему лично – как доверенному лицу Карла.
Тридцатого мая Ефимов пишет письмо Довлатову. Обычно немногословный и деловитый, он в нем «расстегивается». От сдержанного, «благородного тона» послания Карлу и Эллендее ничего не остается:
Дорогой Серёжа!
Наша главная новость: Профферы не вынесли обиды и увольняют нас. Причина: оставаясь в Ардисе, мы будем красть производственные и торговые секреты и использовать их для Эрмитажа.
Марина ждала именно этого, но я все же был поражен. Хотя не стоило бы: ведь на моих глазах несколько месяцев назад они планировали здесь удушение РУССИКИ, подговаривали Аллоя не продавать тем свои книги, замышляли конкурирующий магазин в Нью-Йорке. Ментальность мелкого гангстера полностью восторжествовала. Я уже говорил Вам, что в них очень много советского (как-то получилось, что общение с русской литературой не добавило им ни широты взгляда, ни глубины души, а заразило чертами партийного чиновника): подозрительность, скрытность, планы, в три раза превосходящие возможности, штурмовщина, презрение к собственным обещаниям, презрение к загубленным надеждам людей, доверившихся им, и т. д. Теперь, для завершения картинки, добавилось последнее: шпиономания. (Среди их мечтаний: украсть список подписчиков «НРС»: то-то добавилось бы у Ардиса покупателей!)
Причину своего увольнения основатель «Эрмитажа» назвал верно. По поводу презрения к «загубленным надеждам» тоже все понятно. Как я и говорил, отвергнутые «Ардисом» авторы могли найти пристанище у сердобольного хозяина «Эрмитажа».
Довлатов в ответном письме от 4 июня выражает поддержку начинанию Ефимовых, но деликатно обходит вопрос о «мелких гангстерах»:
То, что вы расстались с Карлом, в практическом смысле, наверное, худо, а в метафизическом – естественно и нормально. Куда ни кинь, выходит «Практическая метафизика». Если уж «Эрмитажу» суждено развиваться, то это должно было произойти. Надеюсь, вы уцелеете.
В письме Игорю Смирнову от 20 августа 1981 года Довлатов также с симпатией пишет о рождении нового издательства:
Игорь Ефимов стал бизнесменом. До этого работал в «Ардисе» у Проффера. Сейчас открыл полиграфическое дело. Подобных русских начинаний масса, даже у меня есть крошечная типография, но простые Игоревы качества – честность и пунктуальность – создают ему на общем говенном фоне явные преимущества.
При всем злоязычии Довлатов помнил ту помощь и поддержку, которую получал в трудные моменты жизни. Это было не так уж и сложно. Моментов таких много, а помощи – гораздо меньше. Профферы, издав «Невидимую книгу», вселили в него уверенность, когда казалось, что выхода просто нет. Напомню, что «Невидимая книга» вышла после запрета на публикацию «Пяти углов» в Таллине, возвращения в Ленинград, рассыпающейся семейной жизни, прогрессирующего алкоголизма. Для Довлатова, самооценка которого всегда колебалась между отметками «низкая» и «очень низкая», публикацию первой его книги следует назвать без преувеличения спасением. Холодноватая симпатия Ефимова к «литературному неудачнику» также важна на фоне равнодушия к Довлатову со стороны профессиональных писателей.
Отмечу, что Ефимов крайне ревниво относился к контактам своих друзей и знакомых с Профферами. Обычно деловитый и лаконичный в переписке с Довлатовым, он мог заметно взбодриться, если речь заходила о его бывших работодателях. Показательно письмо Довлатову от 7 апреля 1982 года:
Не могу скрыть от Вас – меня огорчило замечание, оброненное Вами в разговоре по телефону. Конечно, я знал, что Проффер поливал и поливает меня за глаза (начал задолго до разрыва), так что практически у меня уже нет надежды когда-нибудь получить работу в американском университете. Конечно, я знал, что все его обвинения (против меня, против Лёши, против Вас и против десятка других) похожи на обвинения, выдвигавшиеся месье Пьером против