Читаем без скачивания Интеграция и идентичность: Россия как «новый Запад» - Дмитрий Тренин

За 1990-е годы обоюдная энергетическая зависимость России и Запада усилилась. В условиях свободного рынка нефть и газ остались немногими конкурентоспособными товарами российского происхождения. На их долю, по данным Госкомстата, приходится 8,7 % ВВП (по расчетам Всемирного банка – 21,4 %)88. С другой стороны, увеличение энергопотребления в странах Европейского союза привело к повышению зависимости от российского сырья. Общие условия сотрудничества зафиксированы в Энергетической хартии.

После 11 сентября 2001 г. проблематика энергетической безопасности стала одной из основных в российско-американских отношениях. Появились надежды на продуктивный диалог и долгосрочное энергетическое партнерство. Эти надежды, однако, вскоре оказались существенно сниженными. Представления России и США о сущности проблемы и открывающихся возможностях оказались далеки друг от друга. В то время как в Америке рассчитывали, что в результате партнерства американские энергетические компании получат широкий доступ на российский рынок и смогут стать собственниками крупных (и даже контролирующих) пакетов акций российских компаний, в России имели в виду выход на американский рынок нефтепродуктов и закрепление на нем.

У некоторых американцев присутствовал также расчет на то, что частные российские энергетические компании смогут стать крупными политическими игроками на российской внутренней сцене. В этом случае ориентация этих компаний на западный рынок, их связи с американским капиталом стали бы важным фактором ускоренной капиталистической модернизации России, ее «встраивания» в мировую систему во главе с США. В Кремле, напротив, существовало убеждение в ненормальности и недопустимости полной независимости отечественной энергетической отрасли от государства. Целью Кремля стало восстановление контроля над нефтяными компаниями.

В результате надежды на российско-американский энергодиалог разбились в 2003 г. о «дело Ходорковского», которое завершилось фактическим разгромом в 2004 г. компании ЮКОС. В 2005 г. они несколько оживились в связи с планами освоения Штокманского месторождения в Арктике, однако стремление кремлевских силовиков максимально ограничить иностранное участие в разработках российских стратегических ресурсов ставит жесткие пределы развитию сотрудничества в этой области.

Итак, после десятилетия проб и ошибок Российская Федерация заняла в международной системе место системного игрока, де-факто (хотя и неохотно) признающего лидерство США, но находящегося далеко от ядра системы. Россия движется по сложной орбите вокруг центра системы – США, то сближаясь с ним, то удаляясь. Выгоды системного положения перед внесистемным очевидны. Вместе с тем системность не тождественна интегрированности. На нынешнем этапе развития Россия объективно не может быть интегрирована в Западное общество, а ее элиты субъективно не заинтересованы в этом. В принципе возможности постепенной глубокой интеграции России в это общество существуют. Условия, характер и формы возможной интеграции будут специально рассмотрены в пятой главе.

В середине 2000-х годов, полтора десятилетия спустя после распада Советского Союза и через двадцать лет после начала Перестройки, Российская Федерация является полноправным и видным членом мирового сообщества. Она сохранила важные атрибуты традиционной великой державы – арсенал ядерного оружия, уступающий только американскому, место постоянного члена Совета Безопасности ООН, крупные вооруженные силы, обширную территорию, богатую энергетическими и другими природными ресурсами. Россия поддерживает мирные и даже дружественные отношения практически со всеми государствами. Ее отношения с ведущими державами, а также с соседями официально характеризуются как стратегическое партнерство89.

По отношению к международному обществу Россия занимает сложное положение. Она не представляет собой полного (и самодостаточного) аутсайдера, но и не является официальным кандидатом на вступление в этот круг. Такую ситуацию можно сравнить с положением спутника, вращающегося вокруг центра по сложной орбите, то приближаясь, то удаляясь, но всегда находящегося на некотором расстоянии от центра и никогда не покидающего свою орбиту. В обычных условиях такое состояние может быть довольно устойчивым. Хотя положение «спутника» постоянно меняется, существуют пределы его сближения с центром и удаления от него. Для центра подобная ситуация хотя и не оптимальна, но в целом комфортна. Для спутника – не оптимальна и не комфортна.

Промежуточное положение России не является предопределенным. Нынешнее состояние – результат решений, принимавшихся на протяжении 1990-х годов и в основном закрепленных в начале 2000-х. Необходимо прежде всего отдать должное российскому руководству и российской элите – как бы ни относиться к ним коллективно и индивидуально. Россия сумела выйти из имперского состояния с наименьшими – по сравнению с другими империями в новейшей истории – потерями для окружающих. Был сохранен контроль за ядерным оружием и другими видами оружия массового уничтожения. Армия подчинилась политикам и разделилась на новые национальные компоненты. Были признаны государственные границы, оставившие 25 млн русских за пределами Российской Федерации. Были признаны внешние долги и все другие международные обязательства Советского Союза. Наконец, рушилось государство, но экспортные поставки энергоносителей не прекращались ни на день. Разумеется, была и иная сторона (война в Чечне, конфликты на Кавказе и т. п.), но – опять же по сравнению с последствиями выхода других стран из своих империй – Россия вышла с очень высокими потерями для себя и минимальными – для бывших провинций и соседей.

Сумев выйти из империи, Россия не смогла тут же присоединиться к тем, кто считал себя победителями в «холодной войне». Российские демократы, которые не видели фундаментальных противоречий между интересами Российской Федерации и США, настаивали на статусе равных партнеров, на который в принципе претендовать не могли. Ошибка деятелей этого периода заключалась в том, что они – в попытке переломить традиционные антизападные настроения – постоянно завышали ожидания от сотрудничества с Западом. В то же время они пытались всеми способами (и надеждами, и страхами) поддержать интерес к России в США и Европе.

Администрация Дж. Буша-старшего стремилась не столько использовать новую ситуацию, сложившуюся в связи с распадом СССР, сколько закрепить ее и минимизировать риски для США и их союзников. Задачу помочь

России трансформироваться внутренне сформулировал лишь Клинтон, но в реальности ему удалось лишь более или менее удачно поддерживать Ельцина. Клинтон совершил ту же ошибку, что и российские демократы, причем из аналогичных добрых побуждений. Он постоянно сознательно завышал статус Ельцина и долгое время обеспечивал России льготный режим. Европейские правительства, за исключением германского, заинтересованного в реализации соглашения о выводе российских войск из бывшей ГДР, уделяли мало внимания России.

Российские умеренные державники (государственники), сменившие демократов у руководства внешней политикой, в принципе отказались от курса на присоединение к Западу. Действительно, к середине 1990-х годов эта политика в первоначальном виде себя исчерпала. Ошибка державников, однако, состоит не в том, что они видят Россию прежде всего как великую державу, а в том, что они не сумели переосмыслить понятие великая держава применительно к XXI в. Если демократы завышали ожидания от сотрудничества с Западом, то государственники – от следования традиционным курсом. В результате их также ждало поражение.

Западное общественное мнение стало жертвой стереотипов. «Хороший» стереотип России как растущей демократии, друга и будущего союзника США и Европы сменился «плохим», а по существу традиционным стереотипом авторитарной империи, угнетающей слабых соседей, сотрудничающей с врагами Запада и постепенно готовящей реванш за прошлое поражение. Общественное мнение не могло видеть нюансы, сложности, противоречия российской постсоциалистической, постимперской эволюции. Вообще говоря, от общественного мнения нельзя требовать специальных знаний, а значит, и различения всей гаммы цветов. Это было и остается уделом профессионалов, элиты. Проблемой является то, что в демократическом обществе элита не суверенна и вынуждена учитывать мнение не только масс, но и хорошо организованных групп специальных интересов, способных эффективно влиять на общественное мнение.

В России тоже произошла смена стереотипов, но уже в элитном сознании. Запад – друг и союзник сменился Западом – историческим врагом. Парадоксальным образом в условиях взрывного расширения контактов с внешним миром, распространения информации и т. п. уровень знаний российских верхов о политике (в том числе внешней) ведущих партнеров страны и степень понимания этой политики совершенно не соответствовали интенсивности контактов. Кроме того, феноменальный финансовый успех российских нуворишей сделал многих из них высокомерными, самодовольными, не склонными к учебе, судящими о других по себе и по людям своего круга. Примитивизация, вульгаризация политического мышления элит стали серьезным тормозом процесса выработки адекватной внешней политики России.