Читаем без скачивания Наследство рода Болейн - Филиппа Грегори

А я-то думала: только бы миновать стражу у дверей, достать лошадей, незаметно выбраться из дворца, без шума и погони. Король все предусмотрел, недаром он считает себя Богом. Побег — дело нелегкое, но теперь, когда корабли заперты в гавани, совсем невозможное. Англия — остров. Король взял меня в плен.

Доктор Херст полагает, что за мной скоро придут. Король закрыл границы, чтобы провести расследование, признать меня виновной и обезглавить раньше, чем в Клеве узнают об аресте. Никто в Европе не возразит, никто не осудит короля. Никто даже ничего не узнает, пока меня не убьют. Так и будет. Через пару дней, может быть завтра.

Не могу уснуть. Сижу у окна. Уже рассветает. Это моя последняя ночь на земле. Больше всего жаль, что я растратила свою жизнь впустую. Сначала покорялась отцу, потом брату, последние месяцы старалась угодить королю. Не сохранила крохотную искорку — собственную личность. Вместо этого подчинила свои мысли, свою волю мужчине. Мной все время кто-нибудь командовал. Полярный сокол вьет гнезда в уединенных холодных краях, парит на вольном ветру высоко-высоко в небе. А я — птица в клетке. Вечная пленница.

Если Бог пощадит меня, клянусь, я стану собой, а не просто сестрой, дочерью, женой. Во славу Божью даю я это обещание, но, боюсь, его не придется выполнять. Бог не спасет, Генрих не пощадит.

Появляется золотое летнее солнце. Мне приносят кружку эля, ломоть хлеба с маслом. Сижу у окна, смотрю на реку. Не полощется ли флаг, не слышны ли удары весел по воде, не плывет ли королевская барка — везти меня в Тауэр? Гребцы на веслах, барабан отбивает ритм, громом отдается в ушах, в сердце — это за мной, они уже тут, значит, сегодня. Забавно — за мной пришли после полудня и отнюдь не целой толпой. Ричард Берд приплыл на ялике один-одинешенек. Я как раз гуляла в саду — руки холодеют, ноги подкашиваются от страха. Он догнал меня возле цветника, я нюхала распустившиеся розы, не чувствуя запаха. Издалека я, наверно, казалась довольной и счастливой — юная королева среди роз. Смертельную бледность можно заметить, только подойдя ближе.

— Ваша светлость, — поклонился низко, как настоящей королеве. — Со мной письмо от короля.

Протягивает письмо. Я не решаюсь сломать печать.

— Что в нем?

Даже не притворяется, что это не его дело.

— После долгих месяцев сомнений король решился проверить законность вашего брака. Он опасается, что вы ранее уже дали слово другому. Будет следствие.

— Он думает, мы не женаты?

— Он боится, что вы не замужем, — мягко поправляет Ричард Берд.

— Не могу понять, — качаю головой и туповато повторяю: — Не могу понять.

На этот раз явились все — половина Тайного совета, свита, слуги. Уговаривать меня согласиться на расследование. Я не согласна. Они остались в Ричмондском дворце на ночь. Я не стала с ними обедать. Я не соглашусь, никогда не соглашусь. Утром объявили — три придворные дамы вызваны на допрос. Отказались объяснить, о чем их собираются спрашивать, даже не сказали, кто именно будет давать показания против меня. Попросила копии документов, представленных в суд, но не получила ничего. Доктор Херст жалуется на такое же обращение, он написал моему брату в Клеве, но мы оба знаем — письмо дойдет, когда будет слишком поздно. Порты закрыты, вести не покидают Англию. Мы одни. Я одна. Доктор Херст рассказал, что, прежде чем судить Анну Болейн, тоже наводили справки о ее поведении. Допросили придворных дам — что она говорила, что делала. Собранные улики использовали на суде. Вынесли обвинительный приговор, и меньше чем через месяц король женился на ее фрейлине Джейн Сеймур. В моем случае даже приговор не придется выносить, одна подпись, и все. Неужели я должна умереть ради того, чтобы король мог жениться на малышке Китти Говард? Неужели такое возможно — убить меня, чтобы старик женился на девчонке, которую и так ничего не стоит уложить в постель? Пообещай ей новое платьице — и все.

ДЖЕЙН БОЛЕЙН

Вестминстерский дворец, 7 июля 1540 года

Мы отправились из Ричмонда в Лондон на королевской барке, все было прекрасно подготовлено, король не жалеет затрат для нашего удобства. Нас трое: леди Рутленд, Екатерина Эджкомб и я, три предательницы-иуды, спешащие выполнить свой долг. Нас сопровождает лорд Саутгемптон, он торопится вернуть доверие короля, ведь именно ему первому пришлось приветствовать Анну Киевскую, когда она прибыла в Англию. Он сказал королю, что она хорошенькая, веселая и держится по-королевски. Лорд Одли и герцог Суффолк тоже здесь, готовы на все, лишь бы подлизаться к королю. Они дадут показания сразу после нас.

Екатерина Эджкомб волнуется, словно не затвердила урока, боится, вдруг кто из церковников задаст вопрос, а она собьется и ответит что-нибудь не то, скажет невзначай — ужас какой! — правду. Но мне все нипочем, меня, как бывалую, видавшую виды морячку, запахом тухлой рыбы не испугать.

— Ты их вообще не увидишь, — предсказываю я. — Никто не будет тебя допрашивать. Никто в твоей лжи и не усомнится. Никому же нет дела до правды, ни один человек не выступит в защиту королевы. Скорее всего, тебе и не придется говорить, все уже будет написано, наша забота — подписать документ, и все.

— А вдруг они скажут… Вдруг они назовут ее… — Не в силах продолжать, она вглядывается в даль. Это слово — «ведьма» — даже страшно произносить!

— А зачем тебе читать документ? Какая разница, что там написано. Поставь подпись, и дело с концом. Ты ведь дала согласие эту бумагу подписывать, а не читать.

— А вдруг мои показания ей навредят? — Ну можно ли быть такой простушкой?

Я подняла брови, но оставила вопрос без ответа. О чем тут говорить, и без этого всем известно, что мы на королевской барке в теплый летний денек не на прогулку отправились — спешим по важному делу, пришла пора уничтожить ни в чем не повинного человека.

— А ты тогда тоже просто подписала? И все? — Тон такой неуверенный.

— Нет, — отрезала я, а во рту противно, так и хочется сплюнуть в зеленоватую колышущуюся воду. — Нет, когда Анну и мужа моего обвиняли, все не так хорошо было устроено. С тех пор-то опыта понабрались. Тогда мне пришлось давать показания в зале суда, клясться на Библии. Стоять перед судьями и давать показания против собственного мужа и его сестры. Глядеть прямо на него и произносить все эти слова.

Ее аж передернуло:

— Вот ужас-то какой.

— Это точно. — Не хочется больше говорить на эту тему.

— Ты, наверно, страшно боялась.

— Я знала, что меня пощадят. — Ответ прозвучал очень резко. — И сдается мне, и ты, и я, и леди Рутленд затем и согласились. Если Анну Клевскую признают виновной, если ее пошлют на смерть, то, по крайней мере, мы уцелеем.