Читаем без скачивания Царь Алексей Михайлович - Александр Боханов

Шведская дипломатия старалась разорвать союз Богдана Хмельницкого с Москвой, предлагая гетману в обмен совместный раздел Речи Посполитой. Утверждение шведского господства на западных рубежах России превратило бы Швецию в сильнейшую силу, и тогда решение Россией жизненно важной стратегической и экономической задачи — получение выхода к Балтийскому морю — стало бы вообще нереальным. В этих условиях Москва пошла на заключение перемирия с Речью Посполитой и в мае 1656 года объявила войну Швеции.

Большую роль в принятии данного решения сыграл выдающийся дипломат Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин (1605–1680). Ордин-Нащокин считал, и эту позицию полностью разделял Царь, что война со Швецией за выход в Балтийское море является для страны более важной, чем продолжение изнурительной войны с Польшей за Украину.

Карьера Нащокина была удивительной за весь период Московского Царства XVII века. Он стал первым мелкопоместным дворянином — сын чиновника из Пскова, — получившим боярство (1667) и высокие должности, не благодаря семейным и родовым связям, а вследствие личных способностей, что было высоко оценено Алексеем Михайловичем, особо ценившим прилежание и преданность Ордина-Нащокина. В одном случае Самодержец явил просто неслыханную, воистину царскую милость к своему преданному соратнику.

В начале 1660 года случилось у Ордина-Нащокина великое горе с сыном Воином Афанасьевичем. Находясь при отце в то время, когда тот был на воеводстве в Царевичеве-Дмитриеве (Кокенгузене), городе в Ливонии[356], молодой Нащокин заведовал его секретной перепиской и иностранной корреспонденцией, переписывался с Царем и пользовался его милостью и покровительством. Частые сношения с польскими людьми и поездки в Варшаву по поручениям отца оказали на него сильное влияние, закордонные порядки просто очаровали молодого человека. И он пошел на предательство: с некоторыми секретными документами и значительной суммой денег Воин бежал к Польскому Королю Яну-Казимиру.

Ходили слухи, что помимо «любви к Европе» молодым Нащокиным двигало и оскорбленное личное чувство. Отец за нерадивость в службе и притеснения латышей приказал наказать сына битьем батогами прилюдно, на площади[357]. Любитель французских и польских книжек, Воин Афанасьевич этого простить не мог. Через пять лет он раскаялся, вернулся, был прощен, но заметной общественной карьеры не сделал. Известно, что с 1668 года в звании стольника служил воеводой в Галиче. Но все это случится много позже.

Узнав о предательстве сына, отец был убит горем; уведомил Царя о своем несчастье и попросил отставку. Совершенно неожиданно Алексей Михайлович отнесся к горю Нащокина с трогательным пониманием и составил ему задушевное личное послание. Случай был из ряда вон выходящим: Царь утешал простого «думного дворянина», что было просто неслыханно!

«Просишь ты, чтобы дать тебе отставку; с чего ты взял просить об этом?» — восклицал Царь. Во времена Иоанна Г розного такой поступок сына мог стоить отцу головы. Один из историков логично заключал, что «Ордин-Нащокин ждал царской опалы и просил отставки, но вместо этого получил теплое, участливое письмо Алексея Михайловича»[358].

Письмо было настолько сострадательным, что могло согреть застывающее от обиды и горя сердце Афанасия. Царь пытался подобрать нужные слова в подобной тяжелой ситуации; даже самого Воина он не стремился обвинять, а ссылался на его молодость и горячность: «сын твой сплутал, знатно то, что с молодоумия то учинил»[359], «он человек молодой, хощет создания владычня и творения рук Его видеть на сем свете»[360].

Повелитель державы старался приободрить Ордина-Нащокина, проводя параллель между Афанасием Лаврентьевичем и праведным Иовом, наставляя отца, что нельзя отчаиваться, надо лишь уповать на волю Бога. А об его отставке Государь даже слышать не хочет и велит продолжать службу «Божие и наше Государево дело совершать, смотря по тамошнему делу»[361] и в заключение написал: «А нашего государского не токмо гневу на тебя к ведомости плутости сына твоего ни слова нет»[362]…

Первоначально военные действия против Швеции шли успешно для России. Царские войска взяли Дерпт (Тарту), Динабург (Даугавпилс), осадили Ригу. Но добиться дальнейших успехов не удалось. Осада Риги была снята. Это было вызвано тем, что резко обострилась ситуация на Украине. После смерти Богдана Хмельницкого в августе 1657 года новый пропольски настроенный гетман, «киевский шляхтич» Иван Выговский (†664) заключил договор с Речью Посполитой о совместных действиях против России[363]. Этого отступника Алексей Михайлович назвал «клятвопреступником и возлюбленным дьявольским»[364].

Возобновление войны с Польшей заставило Россию искать мира со шведами и в декабре 1658 года заключить в Валиесаре (имение около Нарвы) трехлетнее перемирие, по условиям которого за Россией сохранялись территории, занятые во время войны русскими войсками в Ливонии. В этот период складывается польско-шведская военная коалиция против России. В таких обстоятельствах русское правительство вынуждено было пойти на подписание мирного договора со Швецией на любых условиях. В 1661 году по Кардисскому миру[365] все приобретения в Ливонии Россия возвращала Швеции. Таким образом, проблема выхода к Балтийскому морю оставалась для России нерешенной вплоть до начала XVII века, до Царя-Императора Петра I, но мирная передышка в противостоянии со Швецией была достигнута…

Война целиком погрузила Алексея Михайловича в сложные военные и дипломатические заботы; некогда порой было и дух перевести. Отголоском этих усилий стали сохранившиеся письма («грамоты») Царя, посылаемее разным должностным лицам. Эти документы с очевидностью показывают, насколько глубоко Царь ориентировался в сложившейся обстановке, как непросто ему было принимать решения, насколько велика была потребность в получении надежной информации.

В январе 1655 года Самодержец сообщал А.С. Матвееву. «Посланник приходил от Свейского (шведского. — А.Б.) Карла Короля думной человек, а имя ему Удде Удла, а таков смышлен, и купить его то дорого дать, что полтина, хотя думной человек. Мы, Великий Государь, в десять лет впервые видим таково глупца посланника, а прислан ненароком такой глупец, для проведывания, что мы, Великий Государь, будем ли в любви с Королем, и про то нам подлинно ведомо; а братом не смел Король писатца к нам, Великому Государю…

И Смоленск им не таков досаден, что Витебск да Полоцк, потому что отнят ход по Двине в Ригу, а Король в листу своем первом пишет, чтобы вечное докончание подкрепить послами, а он посылает посла своего к нам, Великому Государю, да будто любя меня, прислал обвестить посланника да думного человека, и мы мним, не сколько от любви, а скорее от страху. Тако нам, Великому Государю, то честь, что прислал обвестить посланника, а се думного человека, хотя и глуп, да что же делать, такая нам честь; а в другом листу пишет, чтобы не воевать Курлянского, для его королевские дружбы, а он де, Курлянской[366], ему, Королю, друг. И мы, Великий Государь, отказали тем, что (он) подданной Польскому Королю, а се обещался нам, Великому Государю, ничем не помогать Королю Польскому, а ныне многие курляндские немцы в полон взяты, и ныне многих посылает, будто сами наймуютца (нанимаются)»[367].