Читаем без скачивания Империя - Конн Иггульден

Эфиальт не заметил человека, который, появившись из толпы, скользнул к нему за спину. Стратег ощутил внезапную боль под рукой, ахнул и вздрогнул. Он порезался обо что-то или содрал кожу, задев за прохожего? Боль была острая, но уже проходила, когда Эфиальт повернулся, чтобы разобраться, откуда она взялась.

Позади него с окровавленным ножом в руке стоял Аттикос. Он улыбался, словно был рад встрече. От него разит перегаром, подумал стратег и поморщился. Мгновение он не понимал, что произошло. Потом его глаза расширились.

– Ты за простой люд, верно? – Голос Аттикоса звучал невнятно, он растягивал слова, словно пьяный.

Эфиальт прижал ладонь к тому месту, где чувствовал боль, и с удивлением увидел, что его пальцы становятся влажными и красными. Он по-прежнему не носил с собой ножа. Аттикос загоготал – грубо, жестоко.

– Что ты знаешь о людях вроде меня? – прорычал он в лицо стратегу и снова вонзил клинок ему в бок.

Рядом кто-то закричал. Эфиальт попробовал отбиться. Аттикос был жилист и непомерно силен. Он схватил стратега и не отпускал его. Эфиальт дернул головой назад и нанес Аттикосу сильный удар, от которого у него из носа брызнула кровь. Нож вновь сверкнул в воздухе, порезав руку, которую стратег поднял вверх, защищаясь. Эфиальт почувствовал, что задыхается, и начал паниковать, попытался вырваться от вцепившегося в него человека, но, ощутив новый удар ножом, упал.

Аттикос тяжело дышал, стоя над поверженным стратегом. Он слышал, как люди зовут ненавистных стражников. Разумеется, они мигом явятся на помощь тому, кто платит им жалованье. Глядя на лежащего у ног Эфиальта, Аттикос презрительно улыбнулся. Защитник людей? Таким, как он сам, защитники ни к чему. Им нужны хлеб и вино, крыша над головой и женщина. Им нужна работа, они не хотят мерзнуть зимой и поступаться гордостью, которую не считают чьим-то даром.

К удивлению Аттикоса, какой-то незнакомец схватил его за руку, в которой он все еще сжимал нож. Выругавшись, Аттикос ударил его кулаком. Подскочил еще один с таким видом, словно рассчитывал удержать человека, бывшего раньше гоплитом и гребцом. Аттикос полоснул того по лицу, оставив на нем глубокий порез в память об этом моменте.

– Прочь с дороги, парни! – прорычал он. – Вам со мной не справиться.

Аттикос понимал, что задержался здесь дольше, чем нужно, но его мысли были как в тумане. Слишком много вина, слишком большое удовлетворение. Люди взяли его в кольцо, он слышал приближавшиеся крики и бряцание оружия. Ругнувшись, он бросился на какого-то сопляка с вытаращенными глазами. Парень завопил и упал. Аттикос переступил через него. Он не почувствовал, что его схватили за шею, пока не отлетел назад. Тяжело рухнул наземь и попытался встать.

Тут на него навалились со всех сторон, пинали и топтали, как бешеного пса. Нож выбили из руки. Он силился подняться, но они, побагровевшие и орущие, были беспощадны. Через некоторое время он перестал слышать их. Перед ним мелькнули скифские стражники, которые с криками отталкивали вершивших расправу мужчин. Однако, увидев лежавшего на земле убитого Эфиальта и поняв, что это дело рук Аттикоса, они ледяными глазами взглянули на него, и свет померк – толпа снова взялась за дело.

Все было кончено. Кровавые следы, разнесенные тысячей ног, виднелись на половине Агоры, а в центре – два тела. Эфиальт лежал, вытянувшись во весь рост, казалось, этот крупный мужчина прилег отдохнуть. Второй больше походил на груду мяса и костей, чем на человека, затоптанный, в лоснящихся лохмотьях.

Те, кто сотворил расправу, ушли прочь, не желая объясняться, некоторые – страшась возмездия. Все-таки Эфиальта в Афинах любили. Никто не прогонял зевак, не призывал разойтись. Правосудие свершилось, и скифские стражники тоже участвовали в этом. Впервые за все время их службы в городе люди одобрительно хлопали стражников по спине, когда они проходили мимо.

20

Кимон стоял в порту Пирея и смотрел на море, оценивая ход ожидавших его триер. Взгляд у него был задумчивый. Перикл понимал, что друг прикидывает, хорошо ли сбалансированы корабли железными брусьями, уложенными внутри киля, удается ли гребцам держать суда против ветра.

В жилах Кимона, подумал Перикл, всегда была соль. Первый афинский флот строили на деньги его семьи. Может быть, дело именно в этом. Никогда он не чувствовал себя более счастливым, чем в моменты, когда вел триеры, бороздящие морские просторы. Одно то, что они стояли здесь, навевало воспоминания о гробнице Тесея и останках царя, которые они вдвоем привезли домой.

– Вот вид, возвышающий дух, – произнес Перикл.

Кимон кивнул, отвлекаясь от созерцания дали.

– Они справятся. Аргосские корабли легки в управлении. Получить дюжину таких для флота я даже не рассчитывал. Данаосу, конечно, не будет покоя, пока капитаны из Аргоса не выучат сигналы. Наша сила измеряется силой нашего самого медленного корабля. В этом я убедился вместе с Эфиальтом.

Произнесение имени стратега бросило мрачную тень на них обоих. Кимон поскреб подбородок. Упоминание мертвецов сулило несчастье, не говоря уже о том, чтобы говорить о них плохо. Он явно искал, что бы сказать хорошего о человеке, которого всю жизнь терпеть не мог. Перикл первым нарушил молчание:

– Его очень не хватает в собрании, это я тебе точно говорю. Сторонники Эфиальта по-прежнему смотрят на меня как на представителя высшего класса. О, пока еще они относятся ко мне уважительно, но есть там несколько молодых людей, которые борются за роль главы фракции вместо Эфиальта.

При этих словах Перикла Кимон вскинул взгляд и осторожно произнес:

– Я знаю, его любили. И понимаю, что означает для тебя эта утрата. Мне было грустно узнать о случившемся.

– Честно говоря, он был хорошим человеком, когда позволял разглядеть, что там у него таится подо всем этим гневом. А главное, умел добиваться результата. Мне он сейчас очень пригодился бы. Столько всего нужно сделать! Придется объяснять, на что ежегодно тратятся деньги. Кстати, Фидию необходимы средства на статую Афины в Парфеноне, а она стоит столько, что я едва могу в это поверить. Говорю тебе, Кимон, не рискуй на Кипре. Без тебя я вообще останусь один.

– Никогда не видел более одинокого человека! – фыркнул Кимон. – У тебя есть Анаксагор и Зенон, Эсхил, Фидий, этот музыкант – Дамон, который таскается за тобой повсюду, как заблудший пес. Есть еще те, кто приходит на встречи у Аспазии. Вроде того чудака, который не отставал от меня, пока я не рассказал ему все, что помню, про битву при Саламине! Как там его звали? Сократ. Говорил почти так же быстро,