Читаем без скачивания Соната незабудки - Монтефиоре Санта

— Наша сестра всегда была кладезем старомодных ценностей. К тому же она такая же флегматичная, как папа. Разве может мужчина заставить женщину так сильно измениться? — Сесил промокнул уголки рта салфеткой.

Одри смотрела в тарелку с супом.

— Да, мужчина изменяет женщину. Он может вдохновлять и любить ее так, что она расцветает, как растение на солнце, или же он может ранить ее и позволить усохнуть, и тогда она зачахнет и умрет.

Одри снова ощутила на себе его взгляд и вспомнила, как тетя Эдна рассказывала ей о солнечном Гарри, своем обожаемом муже.

— Марсель не любит Сисли, но с удовольствием утоляет ее телесный голод. Это разные вещи, но эффект налицо — Сисли отбросила ложный стыд и сильно изменилась.

— Он любит ее? — спросила Одри, не поднимая глаз.

— Нет, я не верю, что любит, — ответил Луис. — У него есть крыша над головой, хорошая еда и хороший секс. Он ни за что не платит. Он — художник; все, что его волнует — искусство. Нет, я уверен, он использует Сисли.

— Мне он показался хитрым, — призналась Одри, глядя на мужа. Было бы странно, если бы она все время смотрела в тарелку. — Он бродит по дому в темноте, подсматривает, подслушивает. Как шпион…

— Шпионит для кого, милая? — спросил Сесил.

— Для самого себя. Я не знаю, — ответила она и посмотрела на Луиса.

Его глаза были такими родными! Самыми родными в мире, и она знала, что ей не нужно говорить, чтобы он ее понял. Он всегда понимал ее. Она ощущала, как душа ее тонет в теплом меде любви. Ей хотелось смеяться, потому что она долго грустила, а теперь наконец почувствовала себя счастливой. Она заметила, как задрожали уголки рта Луиса, готовые вот-вот подарить ей улыбку. Сесил выпил уже столько виски, что его голова стала такой же тяжелой, как и сердце. Он смотрел на жену и не мог понять; то ли ему кажется, что Одри с Луисом связывает нечто большее, чем симпатия, то ли алкоголь сделал из него параноика.

— Дорогая, сегодня днем я еду в город, — сказал он, осушая стакан и внимательно наблюдая за реакцией жены.

— На работу?

— Да. — Его тон был ровным.

Одри постаралась изобразить огорчение, но едва заметная улыбка приподняла каждую черточку ее лица.

— Ты вернешься к ужину?

— Вернусь. — Сесил тяжело вздохнул и встал. — Оставляю тебя в надежных руках Луиса.

Она не обратила внимания на едкий тон мужа, потому что все ее помыслы были устремлены к Луису.

— О, уверена, у Луиса масса дел! Кроме того, мне нужно распаковать вещи и навестить Мерседес. Мама с Эдной и Хильдой придут к чаю.

— Хорошо. Тогда до скорого. — Сесил поцеловал жену в щеку.

На этот раз она не отстранилась, а только нахмурилась. Он вел себя странно. Возможно, она преувеличивает, потому что чувствует свою вину. Может быть, всему виной виски. Она не заметила, много ли он выпил.

Одри прошла в кухню. Мерседес мыла посуду, а Лоро сидел на кране, практикуясь в английском:

— Мерси, моя любимая Мерси! Любимая! Ты хорошо-о-о-о пахнешь.

Мерседес шлепнула его мокрой тряпкой, но это не помогло.

— Мерси, моя любимая…

— Мерседес, — войдя, позвала Одри.

— Сеньора, как поживают мои девочки? — спросила Мерседес, вытирая руки о фартук.

Она редко улыбалась, а ее интонация всегда угасала к концу каждой фразы, будто бы она внезапно осознавала греховность этого мира и смирялась с этим.

— Алисия передала тебе письмо.

— Какая умница! Я знала, она не забудет свою старую подругу.

— Конечно, нет. Леонора передает тебе привет.

— Они счастливы? — спросила Мерседес, затем пожала плечами и нахмурилась. — Как они могут быть счастливы так далеко от дома?

— Да, они далеко, — ответила Одри, отдавая ей письмо и грустно кивая. — Но они счастливы. Алисия, я уверена, сама тебе расскажет.

— Алисии ничто не может причинить боль, только она сама. А Леонора уязвима, как слепой котенок. Я знаю, что она скучает по маме, я чувствую это, — сказала Мерседес, ударяя себя кулаком в грудь.

— Я тоже по ним скучаю. Но они скоро вернутся, и у нас будет чудесное Рождество.

— А потом? — Мерседес прошла с письмом к кухонному столу.

Лоро нырнул в мыльную воду.

— Ты так хорошо-о-о-о пахнешь, — кричал он. — Ja, ja, ja[19]!!!

Луис играл на фортепиано. Легкая мелодия, созвучная с наступающим временем года, лилась из распахнутого окна. Одри вздохнула и вошла в комнату. Он продолжал играть. Она встала возле инструмента, облокотившись о его полированный бок, и смотрела, как бледные пальцы Луиса танцуют по клавишам. Она чувствовала его запах, снова пробудивший в ней тоску и желание. Все было так, словно он никуда не уезжал, словно не было того мучительного разговора в церкви после похорон Айлы. Словно она вышла замуж за Луиса, а не за Сесила, и это был их общий дом. Все казалось таким естественным, словно по-другому и быть не могло.

— Ты удивляешься, почему я не сержусь? — тихо сказал он, затем обернулся и взглянул на нее с любопытством.

— И почему ты не сердишься? — послушно спросила Одри.

Луис продолжал играть. Ему не требовалось полностью концентрироваться на том, чем были заняты его пальцы — те отлично справлялись со своим делом даже тогда, когда мысли хозяина были заняты чем-то другим.

— Разве я могу сердиться? Ты любишь меня. Я самый счастливый мужчина на свете!

Одри улыбнулась и опустила глаза.

— Но я вышла замуж за твоего брата.

— Ведь это я уехал.

— Я так скучала по тебе.

— Я тоже. Все эти годы мое сердце плакало кровью.

Она осторожно закрыла крышку фортепиано. Луис убрал пальцы. Одри вздрогнула, и ее лицо вновь стало серьезным.

— Мне до сих пор больно, Луис, — прошептала она.

Одри было неловко говорить о том, что причинило ей такую боль.

— Я знаю.

Он встал и притянул ее к себе. Она обняла его за талию и положила голову ему на плечо. От него исходило тепло, спокойствие и уверенность. Потом Одри почувствовала, как его пальцы вынимают шпильки из ее прически и волосы рассыпаются по плечам тяжелой волной. Луис сжал ее локоны в ладони, вдыхая их манящий запах, и потерся о них щекой, наслаждаясь ощущением шелковистой мягкости.

— О, Одри, — вздохнул он, — все эти шестнадцать лет, каждую минуту, я жил ради этого момента. Я снова чувствую себя живым.

— Почему ты не дождался меня?

— Потому что я знал, что ничего не выйдет. Я не смог бы быть рядом с тобой, если бы ты не была моей.

— Но, Луис… — хотела было возразить Одри, но вспомнила разговор с Сесилом. «Луис не умеет справляться с трудными ситуациями. На него нельзя положиться, понимаете?» — сказал он тогда. Она отстранилась и посмотрела ему в глаза.

— Я никогда не переставала любить тебя, но ты уехал, увозя с собой часть меня, самую важную часть. Без тебя я ощущала пустоту. А потом Сесил… Сесил…

— Я знаю. Верный и надежный Сесил всегда был рядом и делал то, что следовало бы делать мне. Я уехал, когда ты больше всего во мне нуждалась, и я сожалею об этом. Но я ничего не могу поделать со своей натурой. Потому могу лишь раскаиваться в содеянном.

— Значит, ты не винишь во всем меня?

— Нет, не виню. — На лице Луиса появилась широкая улыбка.

Одри улыбнулась в ответ и нежно коснулась его лица. Так мать ласкает своего ребенка, так женщина дарит ласку своему возлюбленному.

— Это я должен просить у тебя прощения, Одри.

— Я давно простила тебя. Я всегда тебя прощала, — засмеялась Одри, снова обнимая его. — Я так счастлива, что ты вернулся! Ты мне так нужен, и мне так много надо тебе сказать.

— Поехали завтра со мной за город? — предложил он. — Здесь можно задохнуться.

— А что мы скажем Сесилу?

— Он не узнает. В это время он будет на работе.

— Нам все равно придется объяснять, где мы были.

— Зачем? Вы же с ним почти не разговариваете. Он подумает, что ты была у матери или у тети. Скорее всего, он вообще не спросит.