Читаем без скачивания Битвы божьих коровок - Виктория Платова

— А вам никогда не хотелось… познакомиться с оригиналом?

— Если бы мне захотелось познакомиться с оригиналом, я бы познакомился. Но хорошая лампа для меня сейчас важнее.

— Именно такая?

— Именно такая. Декоративная. Она стояла бы в нише и радовала глаз.

— Вы так переживали. Мне показалось, что это не только из-за разбитой лампы.

— Вам показалось, — отрезал Кирилл.

— Вы так расстроились…

— Расстроился? — Кирилл даже ударил рукой по рулю. — Я не расстроился. Я был взбешен. Я привык получать то, что хочу. И за что заплатил.

— Но теперь ярость прошла?

— Теперь прошла.

— Дмитрий сказал мне, что этой девушки уже нет в живых.

— Очень жаль. — Он даже не отвлекся от дороги. — Светильника тоже нет в живых, и второй такой лампы я не получу… Наш общий друг ненавидит делать копии.

Насте захотелось выйти из машины, и железобетонный водитель джипа это уловил. Он даже слегка сбросил скорость.

— Послушайте, Настя. Вы что, хотите, чтобы я сострадал человеку, о котором даже никогда не слышал? Это просто глупо. И нечестно. Если она ваша приятельница, тогда конечно… Вы ее знали?

— Я как-то виделась с ней. У нее довольно оригинальное имя — Мицуко.

— Ничего оригинального. Это все равно что француженку звали бы Таня. Или американку — Наташа. Во Франции это было бы оригинально. Или в Америке. Вопрос географии, только и всего. Так она ваша приятельница?

— Она была подругой моего брата.

— Тогда извините. Но сказать, что сочувствую, я не могу. Кстати, как называются ваши духи?

— “Наэма”.

— Вам идет этот запах. Кажется, мы приехали.

Джип затормозил у парадной Кирюшиного дома. Интересно, что он сейчас будет делать? Попросит телефон? Попросит пригласить на чашку кофе? Иначе зачем было убивать на нее полтора часа и без толку гонять машину по городу?

— Мы приехали, — снова напомнил Кирилл № 2.

Это прозвучало как: “Выметайтесь, мадам, пора и честь знать. И скажите спасибо, что денег за проезд не беру”.

— Да. Спасибо, Кирилл.

— До свиданья.

— Всего хорошего.

Настя вышла из машины и, не удержавшись, хлопнула дверью. Черт возьми, универсальная формула ее внешности, выведенная Мариной: “загорелая, обветренная, зубы как у ротвейлера”, оказывается, действует не на всех. Оказывается, Настя уже успела позабыть, что ее законное место — при законном сорокасемилетнем, без всяких изысков, муже Зазе. И при вымени козы Сосико… А этот Кирилл странный тип. Никогда никому не сочувствует и вот так, за здорово живешь угробил на нее полтора часа своего драгоценного времени. Получается — только из сочувствия к ее больной ноге.

Никакой логики!

А вывода — только два. Он либо прикидывается хорошим, либо прикидывается плохим.

Либо остается таким, какой он есть на самом деле. Хороший — плохой, плохой — хороший. Диалектика, дэда, как сказал бы Илико…

Новоявленный Кирилл, которого она поначалу приняла сдуру за своего брата-близнеца, не раскошелился даже на банальное: “Было приятно с вами познакомиться”.

Уже зайдя в лифт, Настя принялась смеяться. А она еще думала всю дорогу о своем нелепом загаре и о том, как бы он ее нелепый загар оценил. Идиотка!..

Впрочем, она тотчас же забыла о таинственном Кирилле. Стоило ей только закрыть дверь, устроиться на полу в комнате и раскрыть коробку.

Все было на своих местах: два блокнота, карта Питера, расписание электричек, пустой пакет из-под пленки с надписью “Привет из солнечного Крыма”. Две гелевые ручки и карандаш, коробка скрепок, два смятых талончика на прием к врачу, связка ключей, тоненькая, почти самиздатовская брошюрка “Дьявол наше имя — дьявол мы сами”.

Недоставало только “барбарисок” (их наверняка сожрал Арик). Зато прибавились фотографии.

Фотографии.

Для того чтобы рассмотреть их — уже в полном одиночестве, — ей нужно хорошенько подготовиться. Как необходимо готовиться к тому, чтобы вырвать зубы у гадюки.

А пока она начнет с чего-нибудь невинного. С брошюрки “Дьявол наше имя — дьявол мы сами”, например.

И интересно, с каких это пор Кирюша увлекся передовыми идеями сатанизма? То, что ее они не вдохновляют, Настя поняла, прочтя первые три абзаца. Странно, что, переварив всю эту ересь, Кирюша ограничился только божьими коровками. Которые перепрыгивали с листка на листок, делали в полете сальто-мортале и плевались росой в подруг-листоблошек.

Да-а, листоблошки — отвратительные насекомые, в прошлом году извели всю Настину морковь. Но при чем здесь сальто-мортале? Нарисованные Кирюшей божьи коровки были гораздо спокойнее. Настя улеглась на ковер, подложила руки под голову — и вспомнила. Ну конечно, прыгающих божьих коровок она видела не далее как сегодня, на мониторе у Арика. Он что-то сказал ей про забавную детскую игру.

Детскую игру.

Ребенок.

На фотографиях Кирюши была не только Мицуко, но и какой-то мальчик. Впрочем, она никогда не узнает, зачем ее брат снимал чужого, неизвестного ей ребенка. Может быть, он скучал по Илико? Ведь когда Кирилл уехал из Вознесенского, Илико только исполнилось девять…

Прежде чем закрыть дурацкую брошюру, Настя осмотрела ее со всех сторон. И только теперь заметила одну-единственную пометку. Реквизиты издательства были жирно обведены гелевой ручкой (возможно, одной из тех, которые лежали в коробке):

"БЕЛЬТАН” Санкт-Петербург — 1998 г.

Интересно, что так заинтриговало Кирюшу? Само издательство или год издания? Или книги, которые оно выпускало? Или омерзительная философия, которую эти книги проповедуют?

Об этом она тоже никогда не узнает. Можно, конечно, съездить туда, но что это даст? Пользы будет не больше, чем от гелевых ручек, карандаша и коробки скрепок. И от талончиков к врачу… И от связки ключей, которые открывают неведомо какие двери!..

И пора переходить к фотографиям. Все равно от них не отвертеться.

Вздохнув, Настя открыла пакет.

Мальчика — в одну сторону. Почетную зрительницу Мицуко — в другую. А еще лучше расположить фотографии одну под другой, чтобы картина была яснее.

Но ясной картины не получилось. И все потому, что Настя затряслась от страха, как только увидела рядом мертвые тела и улыбающееся лицо Мицуко. В офисе “Валмета”, в окружении суровых, знающих свое дело мужчин, все выглядело совсем по-другому.

Все выглядело препарированным и потому не таким страшным. А ее херувим Кирюша, лучший голос в хоре музыкального училища, — он все это снимал. И ему тоже, наверное, было страшно. И эта брошюра — “Дьявол наше имя — дьявол мы сами”, — может быть, она и появилась в его ящике после того, как он понаблюдал за деяниями дьявола во плоти.

Не сатана, не Люцифер, не Иблис, не Вельзевул, не Асмодей, — но Мицуко…

Настя смела все фотографии Мицуко в кучу, отодвинула их и — для верности — прикрыла видеокассетами.

Мальчик.

Смотреть на мальчика было гораздо приятнее и спокойнее. Ведь его тоже фотографировал Кирюша…

Снимков мальчика было всего пять.

Мальчик стоял в окне, мальчик сидел на скамейке в каком-то дворике, ел кашу и запускал змея. Настя даже всплакнула над ними — уж очень грустным выглядел парнишка, совсем не улыбался. Или это Кирюша был грустным и его настроение передалось ребенку? Вот если бы схватить его, прижать к себе, прошептать в маленькое ухо много хороших слов… Налить молока в кружку, надеть на него пижамку, убаюкать перед сном… А он обовьет руками Настину шею — так делал Илико, когда был совсем маленьким…

Только бы он не грустил, не стоял печально у окна!..

Настя поднесла снимок к глазам: вряд ли это первый этаж, фундамента совсем не видно. А снимок сделан метров с трех: можно разглядеть не только ссутулившуюся фигурку мальчика, но и забавного зайца у него на футболке. И само окно. Выкрашенная белой краской рама и кирпичи вокруг окна — в шахматном порядке, веселенькая такая клетка: белый кирпич, красный кирпич, белый кирпич, красный кирпич… Шашечки, как у такси… Конечно, это не совсем удачная идея — с белой краской. Она бы выбрала совсем другие: красную, синюю, немного зеленой… Тогда бы получилось замечательно: утреннее солнышко, трава и море. А так — всего лишь шашечки. Неинтересно.

Неинтересно, неин…

Хотя почему же неинтересно?! Совсем наоборот!

Где-то она уже видела эти бело-кирпичные клетки. И они даже раздражали ее — всего несколько секунд, а потом она о них забыла.

А забыла только потому…

Только потому, что больше ни разу не подходила к окну!

На следующий день после приезда она смыла, надпись на стекле — и больше никогда наружу не выглядывала!

Ведь за окном Кирюшиной комнаты был не самый лучший пейзаж на свете. Глухая стена.

Каменный мешок с одним-единственным просветом — окошком с выкрашенной рамой!..

Настя вскочила с ковра и через секунду уже путалась неверными пальцами в шпингалетах. Когда створки окна с треском раскрылись и черная громада соседнего дома надвинулась на нее, то все встало на свои места…