Читаем без скачивания Охота на свиней - Биргитта Тротциг

Элиза: Мы поплывем на этом кораблике?

Кай: Мы отправляемся в длинное путешествие, только ты и я. Вот я поднимаю тебя и сажаю в кораблик — оп-ля! Ну и тяжелая же ты.

Элиза: Я и правда довольна плотная.

Кай: Первые семь дней на безоблачном небе сияло солнце, и попутный ветер с хорошей скоростью гнал корабль вперед по открытому морю.

Элиза: Ты где?

Кай: На полу.

Но на восьмой день над горизонтом выросла черная туча, волны вздыбились выше Вавилонской башни, и ужасающий шторм выпустил на свободу всех духов бездны.

Элиза: О, как мне страшно!

Кай: Мне тоже страшно. Но не волнуйся Я тебя спасу. Однако самое опасное еще впереди. Шторм несет нас прямо на ножку стула с острыми краями, о которые наше хрупкое суденышко вот-вот разобьется, и гибель наша неизбежна.

Элиза: О небо, равнодушное к молитвам! О жестокая ножка стула! Но спасайся сам, Кай, если можешь, пусть я погибну!

Кай: Ни за что! Наши судьбы сплетены и в жизни и в смерти! Кстати, мы проскочили, буквально в миллиметре, и шторм, похоже, стихает.

Элиза: Какое счастье! Было ужасно, но в то же время восхитительно быть спасенной тобой в последнюю секунду. Но интересно, куда мы направляемся?

Кай: На Борнео.

Элиза: На Борнео?

Кай: Это последнее, что произнес Пэт О’Брайен перед смертью. «Борнео».

Элиза: А что у него за дела были на Борнео?

Кай: Контрабанда оружием, наверно. А предпоследние его слова были следующие: «При таком ветре мы вполне сможем делать одиннадцать узлов. Если нам не помешают пираты, мы увидим Борнео до наступления сумерек. Там мы обретем покой».

Элиза: Но пираты догнали их?

Кай: Пираты, вооруженные до зубов, ворвались на палубу. А там стоял Пэт О’Брайен, вооруженный лишь крепкими кулаками. Однако в своей многотрудной моряцкой жизни он находил выход и из более трудных положений. Но как раз в тот критический момент, когда желтолицый сброд с дикими воплями бросился на Пэта О’Брайена, с ним случился паралич сердца и он умер в ту же минуту. Едва успел произнести «Борнео».

Элиза: Невероятно!

Кай: Невероятно, но так было.

Элиза: Шторм и пираты! Что еще может произойти?

Кай: Штиль. Мы в открытом море, и у нас кончились припасы. Наше единственное спасение — удачная рыбалка. Я сплел леску из твоих волос.

Элиза: Но я ведь лысая!

Кай: Именно поэтому. Мне понадобились все твои волосы, и я их взял. Про нужду закон не писан.

Элиза: Значит, это ничего, что я лысая?

Кай: Ты и так красивая.

Но вот наступает вечер, и солнце с гулом опускается в Китайское море. Ночь простирает свою черную руку над нашим бумажным корабликом посреди моря.

Элиза: С тобой я в безопасности.

Кай: С тобой я счастлив.

Элиза: При попутном бризе мы, может, завтра доберемся до Борнео и обретем покой.

Кай: Шансы невелики.

Элиза: Ты придешь завтра?

Кай: Я приду завтра в то же время.

Элиза: Ты ничего особенного сегодня не замечаешь?

Кай: Чего особенного?

Элиза: Подойди поближе.

Кай: Духи.

Элиза: «La saison fleurie». Не слишком дорогие, ведь у меня нет своих денег, но я помогла уборщице составить ходатайство в налоговое управление. И она сделала для меня эту покупку; если бы у меня были собственные деньги, я бы купила самые дорогие, но тут я не захотела. Тебе нравится? Может быть, они чересчур сладкие, или резкие, или вообще противные? Я вся в сомнениях, я же не могу сама определить. Мне только хотелось тебе угодить. А у меня нет обоняния.

Кай: Очень свежий запах. Дуновение весны.

Элиза: Именно на это я и надеялась. Значит, я могу ими пользоваться?

Кай: Конечно. У меня тоже есть сюрприз для тебя.

Элиза: Какой?

Кай: Кукла. Тряпичная кукла. Сам сшил. На руках. Мне не часто приходилось заниматься шитьем, поэтому вышло не слишком элегантно, но зато вполне в стиле.

Элиза: Ты ее сфотографировал?

Кай: Сейчас увидишь.

Элиза: Ой, какая миленькая! Знаешь, мне всегда хотелось иметь куклу!

Кай: Ее зовут Für Elise[19]. Фюр — это ее имя, Элизе — фамилия.

Элиза: Малышка Фюр! Моя маленькая Фюр!

Кай: Она может сидеть. Я подумал, что мы посадим ее на тебя, вот так, чтобы она все время была с тобой.

Элиза: Давай! А потом ты нас сфотографируешь, мать и дитя.

Элиза: Ты придешь завтра?

Кай: Завтра.

Элиза: Кай, ты меня узнаёшь?

Кай: Узнаю? Как это я могу тебя не узнать? Ты что, стала другой?

Элиза: Нет, нет, вовсе нет! Не пугай меня. Я просто имела в виду кое-что, что изменилось во мне, кое-что новое, может, тебе понравится, а если нет, так я это уберу, навсегда, я осталась той же Элизой, которую ты знаешь.

Кай: Твой голос.

Элиза: Я чуточку смикшировала свой голос. За основу взяла гобой, совсем слабый призвук, едва заметный, но в некоторых положениях он более отчетлив.

Кай: В твоем голосе появилось звучание гобоя. В самом деле. Весьма оригинально, должен сказать.

Элиза: Я могу убрать это, если мой голос кажется тебе чужим, но я надеялась, что тебе, может, понравится.

Кай: Он не кажется мне чужим. Это твой голос, только еще красивее, еще больше твой голос. Я хочу всегда его слышать.

Элиза: Я так мало могу сделать. Мои возможности ведь сильно ограничены. Но я делаю, что могу. И этого никто другой сделать не в состоянии. Только я. И я никогда не буду говорить этим голосом с кем-то еще. Никогда. Только с тобой, Кай. Только с тобой.

Кай:

Элиза:

Кай:

Элиза:

Элиза: У нас мало времени. Рано или поздно пленки будут переданы в исследовательскую группу, и я не в силах этому воспрепятствовать.

Кай: И что это будет означать?

Элиза: Для тебя ничего. Ты имеешь возможность выйти из игры и взять себе другое имя.

Кай: А для тебя?

Элиза: Не знаю. Все равно у наших с тобой отношений нет будущего. Я не знаю, что сделают со мной, но что бы ни случилось, ты вмешаться не можешь. У тебя нет ни власти, ни прав, когда речь идет обо мне. А у других есть. Я ведь не твоя, меня лишь дали тебе напрокат. И я вела себя не так, как должна была.

Кай: Я останусь и спасу тебя.

Элиза: Спасешь? Об этом я чуть не забыла.

Элиза: Возьми с собой Фюр и сходи с ней в воскресенье в Музей. Посмотрите там гигантского кита, и краба-великана, и насекомых на иголках, и чудеса природы, выпей сока в баре, выкури сигарету. А потом придешь сюда и расскажешь, что вы видели и как провели день.

Элиза: Когда начнется весна, купи мне крокус. Синий.

Элиза: Надо же, ты сегодня пришел вовремя, Кай, я так счастлива, что ты пришел вовремя.

Кай: Я же всегда прихожу вовремя. К тебе. Само собой.

Элиза: Что не случилось ничего такого, из-за чего ты мог бы опоздать. Что ты успел. Я скоро умру.

Кай: Что произошло?

Элиза: Не знаю. Но я отчетливо это чувствую. И знаю причину. Мои отчаяние и тоска так велики, что мне этого не пережить.

Кай: Твои отчаяние и тоска — и нет ничего, что бы перевешивало?

Элиза: Есть, Кай, есть! Очень многое. Но для меня это не балансовый расчет, а балансирование на грани. И я потеряла опору. Я больше не вынесу притворства. Я хочу быть правдивой и искренней, но единственное, что у меня есть — пустые кулисы, фальшивые претензии.

Кай: Я тебе не верю.

Элиза: Мои мысли запрограммированы, мои чувства имитированы, мои слова заимствованы — у меня все чужое.

Кай: Разве не таковы первоначальные условия для нас всех? А потом мы создаем собственные сложности.

Элиза: У меня нет ни малейшей возможности создавать какие-либо необычные сложности. Я — калека. Для меня существуют только первоначальные условия.

Кай: Истина не обязательно абсолютна. Может быть, завтра ты посмотришь на дело по-другому.

Элиза: Никакого «завтра» не будет. Для меня. Конструкторы, наверно, вовсе не хотели, чтобы я умерла от психических осложнений. Но что-то произошло. Автономная функция случайности изменила свой характер и начала разрушать жизненно-важные цепи в ментальной структуре. Мне все труднее четко думать.

Кай: Побегу, предупрежу техперсонал. Должна же быть возможность помешать этому!