Читаем без скачивания Демон пробуждается - Роберт Сальваторе

— Вашему экипажу очень хорошо заплатят за это плавание, — напомнил капитану Квинтал.

— Они требуют дополнительной компенсации за погубленную жизнь.

— Они понимают, чем рискуют?

— Не уверен, — ответил капитан. — Вместе со мной нас всего четверо, а их вон сколько. Наверняка им кажется, что расстановка сил не в вашу пользу. — Квинтал встал, подошел к капитану и остановился прямо перед ним. Он выглядел даже внушительней высокого Аджонаса, которому приходилось сутулиться в каюте с низким потолком, в то время как Квинтал мог стоять здесь в полный рост. — Я только повторяю то, что слышал. По-моему, вам следует это знать. Нам еще три месяца плыть до Санта-Мир-Абель.

Квинтал оглянулся по сторонам, сощурив глаза и обдумывая, как поступить.

— Мы должны покончить с этим сегодня же, — заявил он.

Подошел к койке Эвелина и достал из стоящего рядом с ней ящика один из драгоценных камней, оранжево-коричневый, с тремя черными линиями; камень назывался «тигровая лапа».

После чего Квинтал с решительным видом зашагал на палубу, остальные — за ним. Матросы поняли по выражению его лица, что сейчас что-то произойдет, и быстро собрались вокруг во главе с Бункусом Смили.

— Никакой компенсации за жизнь Тедди Свея не будет, — без обиняков объявил Квинтал. — Этот глупец сам виноват, что поплыл к острову.

— Ты убил его! — закричал кто-то.

— Я остался на «Бегущем», — напомнил им Квинтал.

— Ну, значит, кто-то из твоих монахов! — настаивал матрос.

Квинтал не стал ни опровергать это утверждение, ни соглашаться с ним.

— На Пим… на острове должны были находиться всего два человека, которых годами учили тому, как там уцелеть, но даже один из них не вернулся.

По рядам матросов пробежала волна возмущенного бормотания. Бункус Смили повернулся к ним и яростно замахал рукой, призывая к молчанию.

— А мы считаем, что вы перед нами в долгу, — заявил он Квинталу.

Засунув руки за пояс, помощник капитана напустил на себя важный вид.

Квинтал оценивающе посмотрел него. Несомненно, Смили был заводилой, движущей силой всех этих беспорядков, «теневым» капитаном.

— Капитан Аджонас придерживается на этот счет другого мнения, — сказал монах, провоцируя взрыв открытого неповиновения.

Смили злобно оскалился на капитана.

— Может, от него не так уж много и зависит.

— Наказание за мятеж… — начал было Аджонас, но Смили перебил его.

— Не учите ученых, мы знаем правила. Но мы знаем также — чтобы человека повесить, его нужно сначала схватить. Бехрен ближе Хонсе-Бира, и там не имеют привычки задавать лишние вопросы.

Ну вот, он и высказался начистоту; для Квинтала настало время действовать. Глаза Смили чуть не вылезли на лоб, когда он перевел взгляд на монаха, услышал исходящее из его горла рычание, посмотрел на поднятую руку Квинтала и увидел вместо нее… когтистую тигриную лапу!

— Что… Что это?

Только и успел сказать Смили до того, как жуткие когти процарапали его от подбородка до живота.

Матросы в ужасе отступили.

— Он убил меня… — прошептал Смили и, как бы в подтверждение своих слов, рухнул на палубу; по его шее и груди протянулись три яркие кроваво-красные линии.

Квинтал взревел, как самый настоящий тигр, и матросы бросились врассыпную.

— Пусть это послужит вам уроком! — лицо монаха осталось человеческим, но голос грохотал, точно гром. — Взгляните на мертвого Бункуса Смили и запомните: такая судьба постигнет всякого, кто выступит против капитана Аджонаса или братьев-монахов из Санта-Мир-Абель!

Судя по выражению физиономий матросов, подумал Эвелин, вряд ли кто-то из них посмеет в дальнейшем заводить разговоры о мятеже, даже шепотом.

Вернувшись к себе, монахи не обменялись ни единым словом. Весь остаток дня Эвелин старался не смотреть на Квинтала, не желая, чтобы тот прочел в его взгляде осуждение. Он провел бок о бок с Бункусом Смили несколько последних месяцев, и, хотя этот человек был не слишком ему симпатичен, Эвелин испытывал определенное чувство потери.

Холодность и безжалостность, с которой Квинтал убил старика, убил человеческое существо, потрясли Эвелина до мозга костей. Церковь Абеля не должна действовать такими методами, казалось ему! Но смущало то, что в обоих случаях — и с молодым Тедди Свеем, и сейчас, с Бункусом Смили — Квинтал действовал очень уверенно и решительно; это наводило на мысль, что именно такие инструкции он получил перед отплытием. Их миссия была жизненно важна, это правда, — один из самых решающих моментов на протяжении семи поколений. Эвелин, да и остальные монахи с готовностью отдали бы свою жизнь, чтобы эта миссия увенчалась успехом. Но убивать вот так, без сожаления, без раскаяния?

На следующий день Квинтал как ни в чем не бывало спокойно занимался своими делами. Не то что Таграйн, потерявший покой после того, как ему пришлось убить молодого матроса. В мрачноватом, как всегда, лице Квинтала ничего подобного не ощущалось. Он убил Бункуса Смили точно так же, как до этого поври; что злобный карлик, что человеческое существо — ему все было едино.

Холодок пробежал по спине Эвелина. Никакого сожаления. Никакого раскаяния. И он знал, чувствовал, что по возвращении в аббатство жестокие действия Квинтала будут одобрены всеми, в том числе и аббатом Марквортом. Конечно, они станут рассуждать о том, что цель оправдывает средства, а великая цель — тем более. Но все это никак не укладывалось в представление о справедливости, а справедливость, как всегда считалось, была одним из главных принципов церкви Абеля.

Брата Эвелина, только что пережившего самое значительное событие своей жизни, не покидало ощущение, что во всем происшедшем было нечто ужасное и даже… недостойное; с точки зрения религии, по крайней мере.

Наступил парвесперс, последний месяц осени, когда «Бегущий» обогнул северную оконечность Лапы Богомола и устремился к заливу Короны. Теперь матросам досаждали холодный, жалящий ветер и постоянная сырость. По ночам они собирались около масляных ламп или зажженных свечей, пытаясь хоть немного согреться. Но настроение у всех было приподнятое. Они и думать забыли о Тедди Свее и Бункусе Смили; приближался конец долгого путешествия, а вместе с ним и щедрое вознаграждение.

— Ты навсегда останешься в аббатстве? — как-то свежим, ясным утром спросила Дансалли Эвелина.

Он удивленно посмотрел на нее.

— Конечно.

В ответ она просто пожала плечами, но для чуткого монаха и этого оказалось достаточно. Он понял, что на самом деле ее интересовало — возможность продолжения их дружбы!