Читаем без скачивания Топот бронзового коня - Михаил Казовский

    Впрочем, вскоре он скончался скоропостижно: на одном из пиров выпил слишком много вина, и ему почудилось, что копчёная рыба на столе, смотрит на него глазами Одоакра, открывает рот и зовёт с собой в преисподнюю. Страшно испугавшись, Теодорих умер от разрыва сердца.

    Сыновей король не оставил, и наследником трона сделался его восьмилетний внук. А фактически стала править дочка Теодориха - Амаласунта.

    Женщина неглупая, энергичная, первым делом она подтвердила свои верноподданнические чувства императору Византии и установила с Константинополем добрые отношения. Это ей позволило не бояться собственного кузена Теодата, предъявившего права на верховную власть. Их вражда длилась долго, наконец удалось прийти к соглашению: королём объявлялся Теодат, а Амаласунта, оставаясь регентшей малолетнего сына, продолжала править.

    Всё бы ничего, да судьба несчастного мальчика не сложилась удачно. Мать давала ему неплохое образование и пыталась воспитать в богобоязненном духе, но коварная свита отвлекала подростка от учёбы, предлагая взамен военную подготовку и сомнительного свойства утехи. В результате к шестнадцати годам он погряз в пьянстве и разврате, тронулся умом и погиб, так и не успев повзрослеть.

    Теодат тут же бросил Амаласунту в узилище, находившееся на острове посреди озера Вульсина, что в Тоскане. Женщина послала слёзное письмо на Босфор. Император, получив плач о помощи, вызвал своего магистра оффиций, дипломата и ритора Петра Патрикия и велел ему плыть в Италию, чтобы навести там порядок - приструнить Теодата и, конечно, вызволить из темницы дочку Теодориха. Заодно договориться о прямом правлении василевса на Сицилии и в Тоскане.

    Пётр прибыл на Апеннины, и его корабль пристал в порту Равенны на Адриатическом море. Встретить полномочного представителя автократора вышел сам король - сорокадвухлетний толстый человечек с совершенно белыми водянистыми глазами и какой-то бурой бородой, поседевшей не равномерно, а отдельными прядями. Гость и хозяин обменялись приветствиями, но смотрели недобро, вроде ожидая подвоха. Отобедав, перешли к серьёзным переговорам.

    Первым делом византиец потребовал отпустить дочку Теодориха. Во-вторых, предложил подчиниться Константинополю целиком: rех выплачивает ежегодную дань (золотой венец в триста фунтов) и по первому требованию выставляет до трёх тысяч готских дружинников в распоряжение василевса. В-третьих, не имеет права никого казнить или награждать без согласования с императором, при молении в церкви первым следует называть Юстиниана, а потом уже Теодата, и везде ставить только парные статуи: справа - Юстиниан, слева - Теодат. Наконец, в-четвертых, вся Сицилия и Тоскана, переходят под прямое правление константинопольского монарха. Если же король будет возражать, государь пришлёт Велисария, чтобы тот низверг непослушного гота.

    Теодат поёжился, словно бы замёрз в своей королевской мантии, и ответил тихо, что не воин, а философ и сражаться с Юстинианом не хочет; что согласен на все условия, кроме одного. Теодат заявил, что не отпустит Амаласунту, ибо это страшная змея, всех опять поссорит и запутает дело; пусть пока сидит в замке, а уж время рассудит их.

    Пётр спросил:

    - Но, по крайней мере, ваше величество гарантирует, что её не убьют?

    Оживившись, племянник Теодориха закивал:

    - Безусловно, так. Ни один волосок не упадёт с головы принцессы, будь она неладна, Господи, прости!

    - Надо зафиксировать это письменно.

    - Хоть сейчас готов.

    После Равенны представитель Юстиниана побывал в Риме и официально пригласил Папу Агапита посетить Византий. Тот с готовностью согласился.

    Словом, через месяц благодушный Патрикий вместе с Папой и подписанным договором отбыл восвояси.

    Между тем партия противников подчинения Италии императору (а число таких людей среди готов было велико) предъявила королю ультиматум: или он порывает с Константинополем, или освобождает трон. Испугавшись, Теодат быстро сдался и отрёкся от составленных с Петром документов. В ту же ночь наёмные убийцы ворвались в королевский замок, где сидела Амаласунта, и зарезали её.

    Что ж, теперь война стала неминуема.

    И реакция ромейского самодержца не заставила себя ждать. Первым делом Юстиниан отдал распоряжение Мунду, находившемуся с войсками в Далмации (современные Словения и Хорватия), перейти в наступление, чтобы захватить итальянский север. Параллельно заключил договор с королём франков о союзе и нейтралитете при войне с готами; франки (галлы), получив богатые подношения, обещали не вмешиваться. Наконец, снарядил армию и флот, во главе которых поставил Велисария. Цель была такая - высадиться на Сицилии, захватить остров, а затем юг Италии. Мунду с Велисарием двигаться навстречу друг другу, выкинуть Теодата из Равенны, оккупировать Рим и провозгласить на всём Апеннинском полуострове власть Романии. Операция началась в июне 535 года.

    К этому времени Фотий, побывавший в Египте с тайным поручением от императрицы, вместе с матерью отправился во дворец Вуколеон и предстал пред государыней. Та сидела на троне в пышных одеждах, золотой диадеме в волосах, от которой, словно струи дождя, вниз бежали ниточки жемчуга. Говорила Феодора спокойно, словно речь шла вовсе не о близких ей людях. Подняла посетителей с колен, разрешила стоять напротив и спросила бесцветным голосом:

    - Ты давно прибыл из Пентаполиса?

    - Накануне вечером, - снова поклонился молодой человек.

    - У него хорошие новости, ваше величество, - не смогла сдержаться и вклинилась Антонина.

    - Подожди, не перебивай, - укорила её царица. - Оказался ли ты в доме Гекебола?

    - Да, легко.

    - Видел ли его самого?

    - Нет, увы, Гекебол отдал Богу душу позапрошлым летом.

    Феодора перекрестилась:

    - Царствие небесное!… Жив ли сын его?

    - Слава Господу, заправляет всеми делами покойного батюшки.

    - Как он выглядит?

    - Симпатичный мужчина средних лет, может быть, излишне упитанный, а глаза зелёные, как у той, что его наградила жизнью.

    Государыня взмахнула рукой:

    - Без имён, без имён, любезный!

    - Понимаю, ваше величество, и не уточняю.

    - Он по-прежнему женат?

    - Да, имеет тринадцатилетнего сына Анастасия.

    - Вы общались?

    - Я назвался купцом из Константинополя, и меня приняли радушно. Иоанн показал дворец, залу для приёмов и библиотеку, где как раз в это время педагог занимался с мальчиком. И меня представили.

    - Опиши его.

    - Смуглый, тёмноволосый и глаза карие. Тонкое лицо. Вместо буквы «р» произносит «г».

    - Но вообще смышлён?

    - Да, по просьбе отца прочитал стишок Григория Назианзина [26], очень выразительно.

    - Говорит по-гречески чисто?

    - С чуть заметным александрийским акцентом.

    - Это ничего. - Василиса помолчала. - Был ли разговор с Иоанном… о его происхождении?

    Улыбнувшись, Фотий ответил:

    - Я пытался выяснить, что он знает об этом, и пришёл к убеждению, что, скорее всего, знает правду, так как всячески избегал касаться скользкой темы.

    Феодора не смогла скрыть волнения:

    - Уж не собирается ли ехать в столицу? Чтобы шантажировать… высокопоставленных родичей?

    - Нет, сказал, что в ближайшее время у него на уме только выправление дел в многочисленных хозяйствах отца. Вот когда Анастасий вырастет, может, и отдаст его на учёбу в Октагон. Но не раньше.

    Антонина вновь позволила себе высказаться:

    - Опасаться нечего, ваше величество: по рассказам Фотия, Иоанн боится Константинополя больше, чем мы Иоанна.

    Феодора нахмурилась:

    - Тут никто никого не боится, заруби себе это на носу. Что ты позволяешь себе? Забываешь, детка, перед кем стоишь?

    У жены Велисария начала вздрагивать верхняя губа:

    - Ах, простите, ваше величество, если я превысила… меру допустимого…

    - Вот и смолкни. - И опять обратилась к Фотию: - Ты уверен, что Иоанн не появится?

    - Я ему советовал. Может быть, излишне категорично, но хотел убедить как следует, чтоб не сомневался.

    - Что же ты сказал?

    - Что его вероятные попытки обнародовать родственные связи с сильными мира сего могут кончиться чрезвычайно прискорбно, создавая угрозу жизни и свободе. Как ему, так и его семье. Он перепугался и, по-моему, понял.

    Государыня удовлетворённо кивнула:

    - Буду рада, если так получится. И ещё раз напоминаю: никому ни ползвука, ясно? Если я узнаю, что в народе или при дворе обсуждают тему… Иоанна и его матери… оба вы падёте первыми жертвами моего гнева.