Читаем без скачивания Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере - Людмила Новикова

Надежды на успех, впрочем, оказались вскоре перечеркнуты тревожными известиями с колчаковского фронта. Во второй половине июня, когда подготовка к наступлению на Севере близилась к концу, телеграф принес запоздалые новости о масштабном отходе армий Колчака. Восточная стрелка будущих атак северных войск уперлась в пустоту. И даже менее масштабные операции затрудняло то, что из-за необычно жаркого лета уровень воды в Северной Двине стремительно падал, не позволяя кораблям речной флотилии участвовать в прорыве красной обороны. Тем не менее генерал Айронсайд, руководивший совместными операциями союзных и русских войск, все же решил нанести удар по большевикам. Неожиданный успех, а затем откат сибирских войск позволяли надеяться, что положение Колчака скоро вновь переменится, и поэтому хорошо было бы заранее вывести северную армию на лучшие позиции. Удачу обещало и соотношение сил на архангельском фронте, где 23 тыс. бойцов красной 6-й армии противостояло 32 тыс. штыков белых и союзных солдат. Наступлению благоприятствовали также волнения в связи с голодом в непосредственном красном тылу и усилившееся дезертирство из Красной армии[837].

Однако уже первые стычки с врагом в июне 1919 г. перечеркнули надежды на легкую победу белых войск. Дальнейшие же события и вовсе положили конец еще не успевшему начаться масштабному летнему наступлению. Неожиданно для белого и союзного командования красноармейцы стали оказывать довольно упорное сопротивление. Так, 20 июня в бою за деревни Троица и Топса на Северной Двине, где белые и союзные войска одержали победу, захватив в плен около 500 красноармейцев и убив еще более сотни, они, в свою очередь, также потеряли около ста человек убитыми и ранеными[838]. Одновременно с усилившимся сопротивлением врага на Север стали проникать все более определенные сведения о сокрушительных поражениях колчаковской армии. Их распространению немало содействовали красные листовки, которые большевистские патрули разбрасывали в прифронтовой полосе. Кроме того, начавшийся в конце весны вывод с Севера американских и французских контингентов, казалось, подтверждал, что положение Северного фронта крайне непрочно. Под влиянием слухов, что белое наступление бесполезно и только приведет к ненужному кровопролитию и даже что дни самой Северной области сочтены, белые солдаты стали отказываться идти в атаки, и бывали случаи перехода к противнику.

Как и в предшествовавшие месяцы, восстания чаще случались в тех частях, где значительный процент составляли пленные красноармейцы. Однако представление о непрочном положении фронта способствовало выступлениям и в прежде надежных частях. Первым тревожным сигналом стало восстание роты Дайеровского батальона Славяно-британского легиона, сформированного из пленных красноармейцев и заключенных губернской тюрьмы. Получив приказ выйти на боевые позиции, рота восстала в ночь на 7 июля. Около 150 человек из состава батальона, убив спящими офицеров полка, перешли к противнику. Хотя командование немедленно разоружило остатки батальона, отправив на тыловые работы, а 11 пойманных участников выступления были показательным образом расстреляны перед строем солдат, белое руководство не смогло предотвратить дальнейших волнений в армии[839].

Спустя всего две недели под влиянием слухов о том, что красные прорвали фронт и что командование скрывает сведения о поражениях, гоня солдат на верную смерть, восстал 5-й Северный полк, прикрывавший Онежское направление. Убив и частично захватив в плен офицеров, группы солдат перешли к красным. Большинство же разошлись по домам, так как стояла горячая пора сенокоса. Восстание обнажило правый фланг белых позиций, позволив красным занять город Онегу. Более того, оно прервало сухопутную связь между Архангельском и Мурманом, поставив под угрозу снабжение Северной области и ее связь с внешним миром через единственный на Севере незамерзающий порт Мурманск[840]. До белого руководства доходили сведения о готовившихся восстаниях в других полках, которые удалось вовремя предотвратить. В итоге в июле 1919 г., вместо того чтобы руководить наступлением, северные военачальники, по словам полковника Н.П. Зеленова, «или ожидали восстания, или подавляли уже прорвавшееся»[841].

Июльские восстания, вызванные тревожными слухами и стечением обстоятельств, не были показателем особой непрочности белого фронта или непопулярности северного правительства. Подобные выступления периодически случались во всех армиях в годы Гражданской войны. И столь же неожиданно, как и волнения в войсках, всего спустя несколько недель вновь произошло упрочение Северного фронта. Под влиянием известий об успехах деникинского наступления дезертирство из архангельской армии почти прекратилось, и войска опять начали пополняться перебежчиками от врага. Тем не менее июльские восстания предопределили исход летних боев 1919 г. на архангельском фронте. Они положили конец попыткам белого руководства перейти в масштабное наступление. Также они послужили последней каплей, убедившей союзное командование в необходимости скорейшей эвакуации войск Антанты с Севера России.

В целом окончание интервенции было предрешено еще весной 1919 г., когда союзные правительства под давлением общественности и проблем в собственных странах одно за другим объявили о предстоящем выводе своих контингентов из России[842]. С открытием летней навигации северные порты стали покидать суда с американскими, французскими и британскими войсками на борту, и до наступления зимы Северную область, как предполагалось, должны были оставить последние отряды Антанты. Однако в союзном руководстве еще оставались сторонники интервенции. Также решение об окончательном выводе союзных войск открыто не афишировалось. Это создавало у белого руководства иллюзию, что интервенция может быть продолжена и следующей зимой. Прибавляло надежд и то обстоятельство, что британское военное министерство отправило на Север в мае – июне 1919 г. еще две бригады по 4 тыс. бойцов каждая для участия в оборонительных, а также, в случае необходимости, и наступательных операциях на Северном фронте. Впрочем, предпочитая действовать осторожно, генерал Айронсайд не планировал выдвигать их далеко от Архангельска. Задачей союзного контингента было лишь содействовать прорыву красной обороны, а затем передать эстафету наступления русским частям. Однако восстания в белой армии заставили Айронсайда в принципе отказаться от участия союзных войск в боевых действиях на Северном фронте.

Уже после выступления Дайеровского батальона генерал Айронсайд приостановил боевые операции на Северной Двине. А 22 июля 1919 г. он телеграфировал в Лондон, что если не будут присланы новые крупное подкреплениея, то эвакуация должна начаться немедленно. Сообщения о восстаниях в войсках дали новые козыри в руки членам британского кабинета – сторонников скорейшего завершения интервенции. Преобладающие настроения в лондонских политических кругах уже и так были не в пользу интервенции, и лишь из-за стараний военного министра Уинстона Черчилля Англия еще не отозвала окончательно свои войска из Северной области. Теперь даже Черчилль не мог убедительно объяснить, в чем заключается польза от дальнейшего пребывании союзных войск в России. И 23 июля Лондон вынес окончательное решение о прекращении кампании на Севере, последовав за американским и французским правительствами, которые к тому времени уже почти полностью вывели из области свои войска. Чтобы не вступать в переговоры с большевиками, эвакуация должна была осуществляться как военная операция. Айронсайду предстояло провести еще одно небольшое наступление, чтобы дезорганизовать красный фронт и обеспечить беспрепятственный вывод оставшихся союзных частей из Северной области[843].

Северное правительство и политический кризис августа 1919 г.

Неудача летней кампании и решение союзников окончательно покинуть Северную область вызвали в Архангельске острый политический кризис. Также они дали толчок новой серии дебатов среди северной политической общественности о том, является ли белый Север лишь одним из звеньев общей цепи антибольшевистских фронтов, или его существование имеет самостоятельное значение, вне зависимости от исхода белой борьбы в Сибири и на Юге страны. От ответа на этот вопрос зависели будущее Северной области и политическая конструкция власти. Это предопределяло, в чьих руках – военного командования или региональной общественности – должно находиться управление краем. Несмотря на то что первоначально общественность преобладала, конечная победа осталась за генеральской властью.

В июле 1919 г., чтобы предотвратить дальнейшую деморализацию армии, белое командование упорно молчало о крушении наступления в Сибири. На карте Бюро пропаганды в центре Архангельска колчаковские войска располагались к западу от Глазова, приближаясь к Котласу, в то время как на самом деле фронт находился намного восточнее, откатившись уже к Перми[844]. Однако тревожные слухи плодились, несмотря на угрозы предавать виновных в распространении «ложных» сведений военному суду и даже имевшие место единичные расстрелы[845]. Именно в этот момент британское командование официально объявило о предстоящей эвакуации оставшихся союзных контингентов. 27 июля 1919 г. при встрече с генерал-губернатором Северной области Миллером и на следующий день на заседании белого правительства генерал Айронсайд сообщил о планируемом выводе союзных войск и поставил вопрос, сможет ли Северная армия самостоятельно продолжать борьбу[846].