Читаем без скачивания Одиночное плавание - Николай Черкашин

Мартопляс сбит и растерян. Орден! За что?

- Доку - за операцию, тебе, - наизусть цитирует помощник, - «за решение сложной технической проблемы, способствующей успешному выполнению учебно-боевой задачи». В общем, за форсунки и фильтры!

Федя ушёл, довольный произведенным эффектом, а Мартопляс с этой минуты лишился покоя. Его бросало то в жар, то в холод.

Кто бы мог подумать - орден! В базе флагмех потребует отчета: как вышли из положения? Сразу выяснится, что никакого чудодейственного фильтра Мартопляс не изобрел, форсунки не коксовались, да и топливо в норме. Флагмех, бог дизелей, сообразит, что к чему. Достаточно взять на анализ остатки топлива… И все. Попробуй потом объясни, что командира хотел воспитнуть, уважение к «боевой части пять» привить… Вот будет позорище! Липовый орденоносец… Сам виноват… Высокий лоб Мартопляса взмок и чутко улавливал токи отсечного воздуха.

От тяжести ли раздумий, от машинных ли масел, въевшихся в кожу так, что бессильна пемза, от нехватки ли витаминов на деснах и нёбе у Мартопляса появились мелкие язвочки. Механик отловил доктора и заставил его заглянуть себе в рот.

- Стоматит, - поморщился доктор. - Хочешь, йодом смажу? А ещё лучше, прополощи спиртом.

Вечером перед вахтой инженер-механик открыл сейф, налил из канистры полстакана спирта, старательно прополоскал рот, сплюнул огненную влагу в раковину умывальника, вытер усы и отправился в центральный пост.

В узком проходике между вентилями воздушных колонок и ограждением выдвижных устройств Мартопляс разминулся с командиром. Абатуров направлялся в корму, но вдруг обернулся, принюхался и подозвал механика.

- Вот что, Михаил Иванович, - процедил он вполголоса, чтобы не слышали трюмные, - идите в каюту! Проспитесь!… Снимаю вас с вахты!

Мартопляс от изумления открыл рот, отчего спиртом повеяло ещё сильнее, слова о докторе, о стоматите готовы были сорваться, но, к счастью, не сорвались, ибо механика осенило: вот он, выход из тупика!

- Есть… - ответил он, пьяно ворочая языком.

- И объяснительную записку мне на стол!

- Будьзелано!

Пьяниц Абатуров ненавидел люто и убирал их с корабля при первой возможности. Об этом знали все. Объяснительную Мартопляс написал с несвойственной ему наглостью: «Привел себя в нетрезвое состояние по случаю представления к награде». Бумагу передал командиру через старшего помощника.

Утром в каюту механика ввалился сосед Федя-пом.

- Ну и пентюх же ты, Март!-искренне огорчался помощник. - Пропил свой орден. Амба!

- Не извольте беспокоиться, вашсокродь! - Мартопляс шутовски закинул ладонь за ухо. - Так что все пропьем, а флот не опозорим!

- Кувалда ты в фуражке! - в сердцах задвинул за собой дверцу Федя. Механик усмехнулся в рыжеватые усы, навечно пропахшие соляром.

Безо всяких на то просьб и поручений Жамбалова взял в опеку старшина команды трюмных мичман Степан Трофимович Лесных. Пожилой сибиряк слыл на лодке человеком рассудительным и незлобивым. После вахт Жамбалов наведывался в трюм центрального поста, где в клубке водяных труб, словно отшельник в зарослях, обитал «бог воды, гидравлики и сжатого воздуха» - мичман Ых. немногословный, степенный сибиряк учил Дамбу притирать клапаны, подбивать сапоги, шлифовать морские раковины… Последнее занятие нравилось Жамбалову больше всего. Он делал из небольших тридакн что-то вроде свирелей или рожков. Много позже я прочитал, что, по ламаистским поверьям, звук, вырвавшийся из морской раковины, достигает ушей небожителей. Знать бы, какие истины достигали ушей Жамбалова под «шум моря» из тех раковин, что шлифовали руки мичмана Лесных? О чем они толковали там под вой главного осушительного насоса и под стук трюмных помп? Видя их вместе, я испытывал что-то вроде легкой ревности. Вот ведь Степан Лесных, простой мичман, сам над собой подтрунивает: семь классов на всю родню, в философию не вникал, педагогику не изучал, - а меня в моем «замовском» деле обошел, приручил парня. Конечно, мичман к матросу ближе, да и житейский опыт вместе с дипломом не выдают. А все же обидно…

5.

Домой!

Подводная лодка ползет вверх по меридиану, как улитка по стеблю. Большая Медведица так поднялась над горизонтом, что видны уже Гончие Псы, примостившиеся под ковшом. А Полярная звезда переползла в зенит. Над Скандинавией стоит ясная луна. Небо чисто. Западные звёзды в поволоке северного сияния.

Мы снова во владениях Снежной королевы…

На мостике - непроглядная темень. Удивительно легко чувствуешь себя в темноте. За поход она стала средой обитания, и я опасаюсь, что солнечный свет заставит меня прятаться в сумраке. Оказывается, глазу вполне достаточно света звёзд. Тусклая подсветка компасного репитера, если не прикрыть его рукой, слепит, словно прожектор.

Командира тревожит странное свечение, возникшее у нас по курсу. Горит танкер? НЛО? Огни святого Эльма? Старпом вспоминает, что года три назад в этом районе извергался вулкан. Может, проснулся ещё один? И словно в подтверждение симбирцевской версии, у самой рубки вздыбилась вдруг шальная волна. Нас окатило с головой. Такие всплески бывают только от подземных толчков;

- Под утро пересекли границу полярных владений СССР. Я сообщил об этом по лодочной трансляции, и в отсеках грянуло «ура!».

Боцман красит суриком новую легость для бросательных концов. Красный мешочек с грузом очень эффектно упадет на снег причала: алое на белом!

Симбирцев собрал обе швартовые команды - носовую и кормовую - в дизельном отсеке на инструктаж. Это что-то вроде генеральной репетиции перед премьерой. Швартовка - венец похода. Действо под названием «экстра-швартовка отличной подводной лодки» должно быть разыграно перед взором встречающего начальства, перед всем подплавом, на виду жен и детей с блеском балетной труппы Большого театра. Выглядеть это будет так. На носу и на корме выстроятся по «ранжиру, весу и жиру» швартовщики в новеньких спасательных жилетах, бушлатах и бескозырках. Командиры обеих швартовых партий - в тужурках; матрос Данилов с гюйсштоком и красным полотнищем наготове; в корме - матрос Тодор с флагштоком и бело-синим флагом. Едва нос пересечет торцевую линию пирса, обе партии бесшумно и четко разбегутся к кнехтам. По свистку с мостика носовая швартовая команда подаст на пирс бросательные концы, ярко-красный мешочек легости опишет плавную дугу - и вспыхнет на снегу алой точкой. Это будет последняя точка похода.

- И смотрите у меня, кто «щуку поймает»! - грозно, ноне страшно предупреждает старпом, дабы отбить охоту промахиваться и попадать легостью в воду. - По двум свисткам заводить концы на корме. Швартовые укладывать не вперехлест, как на речной барже, а вразбор, каждый через свой кнехт и свою киповую планку. - Симбирцев вставил в пальцы спички и показал, как надо.