Читаем без скачивания Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну - Наталия Нарочницкая

Латвия и не думала возражать Гитлеру в этом вопросе, подписав 30 октября с Германией межправительственный договор, ставший юридической базой для «одноразовой акции» переселения немцев, в результате которого эта этническая группа с определенным статусом должна была перестать существовать в ЛР. Официальная Рига была готова пойти на существенное увеличение внешнего долга перед Германией, потребовавшей компенсации за оставляемое имущество (до июня 1940 г. Латвия успела выплатить 24,9 млн латов из общего долга более 100 млн латов)[364]. При этом правительство Улманиса фактически субсидировало германские военные нужды, так как в виде компенсации переселенцам Третий рейх цинично раздавал конфискованное у поляков и евреев имущество, а не латвийские деньги.

К. Улманис лично пожелал переселенцам покинуть Латвию «безвозвратно»[365], а его чиновники следили за тем, чтобы немцы не брали с собой драгоценностей и «лишних вещей», а также упростили процедуру расторжения брака. В прессе развернулась широкая пропагандистская кампания в поддержку исхода балтийских немцев, однако многие из них вовсе не хотели покидать родные места. В ход шли уговоры и угрозы, как со стороны нацистских уполномоченных, так и местных властей. Балтийские немцы, упорствовавшие в желании до конца жизни связать свою судьбу с Латвией, рисковали остаться без работы, имущества и оказаться вне закона.

Предусматривалось, что проводившаяся морским путем эвакуация немецкой общины завершится к 15 декабря 1939 г., однако отъезд продолжался до весны 1941 г. К середине апреля 1940 г. от латвийского гражданства отказалось свыше 53 тыс. человек[366]. Среди них было и около 900 латышей, имевших немецких родственников, хотя в целом латвийские власти препятствовали бегству представителей «основной нации», аннулируя заграничные паспорта[367].

Военно-политическая ситуация в регионе углубляла дифференциацию настроений в правящих кругах Латвии, варьировавшихся от прогерманских до просоветских. Сохранялись также иллюзии дальнейшего балансирования между воюющими сторонами (нацистской Германией и англо-французской коалицией) и Советским Союзом, опасавшимся быть втянутым в мировую войну в невыгодных условиях, в том числе геополитических — на Балтике. Разброс мнений наблюдался и в широких слоях населения Латвии, где росла идея опоры на военную и экономическую мощь советского государства.

2 октября 1939 г. в Москве начались советско-латвийские переговоры, увенчавшиеся 5 октября подписанием договора о взаимопомощи сроком на 10 лет, который в секретном протоколе предусматривал ввод в Латвию контингента советских войск до 25 тысяч человек, доступ к портам Лиепаи и Вентспилса и развертывание авиабаз при невмешательстве во внутригосударственные дела. Латвийскую сторону подталкивал к соглашению эстонский пример: аналогичный договор Москвы с Таллином был заключен 28 сентября. Ввод советских войск прошел без инцидентов, договоренности сторон в целом соблюдались. Контакты красноармейцев с местными жителями были ограничены, однако само их присутствие дало прилив сил левому подполью.

При этом следует отметить, что в конце 1939 г. латвийская военная верхушка сохраняла конфиденциальные контакты с нацистами. Так, в ноябре состоялась встреча командующего Беркиса и начальника штаба армии Розенштейнса с руководителем эстонского и финского отдела абвера А. Целлариусом[368].

В ходе развернувшейся советско-финской «зимней войны» (ноябрь 1939 — март 1940 г.) официальная Рига воздержалась при голосовании по вопросу об исключении СССР из Лиги Наций, в прессе представлялась как советская, так и финская версия событий. Тем не менее, отдел радиоразведки латвийской армии оказывал практическую помощь финской стороне, переправляя перехваченные радиограммы советских воинских частей[369]. Командующий армией Беркис военного министра Балодиса об этом секретном сотрудничестве с противником СССР в известность не ставил; 5 апреля 1940 г. Балодис, подозревавшийся в просоветских симпатиях, был отправлен в отставку.

В военном отношении Латвия к концу 1930-х гг. располагала армией, не превышавшей 20 тыс. солдат и офицеров, призывным резервом в 180–200 тыс. человек, включая 68 тыс. «айзсаргов»; стрелкового оружия и снаряжения хватало на 130 тыс. человек. Если боевые качества солдат и младших офицеров британские военные специалисты оценивали как лучшие в Прибалтике, то военные навыки и оперативное мышление генералитета ставили невысоко, считая их устаревшими. Военно-техническое обеспечение латвийской армии было весьма слабым. В этой связи на Западе считали, что она самостоятельно не способна отразить нападение противника и пригодна разве что для партизанской борьбы. Эстонцы также опасались по поводу боеспособности латвийской армии и втайне от Риги планировали свою линию обороны глубиной до 60 км на латвийской территории, фактически допуская ее превентивную (встречную) оккупацию[370].

Существовавшие в Латвии планы обороны («А», «D» и «К») предполагали защиту от нападения со стороны СССР, Германии или с двух сторон сразу, при этом восточное направление считалось главным. В Москве воспринимали латвийскую угрозу только в качестве возможного сателлита Германии, Италии или союзника Польши, Финляндии, территория и военная сила которого (до 4 дивизий) может быть задействована в наступлении на Ленинград, Псков, Новгород. После ввода в Латвию по договору от 5 октября 1939 г. ограниченного контингента войск Красной армии в латвийском генштабе также разрабатывались варианты блокирования и уничтожения советских военных баз.

10 февраля 1940 г. К. Улманис выступил по радио с заявлением о том, что скоро может настать тяжелый момент, когда «от каждого сельского дома одному человеку придется надеть униформу»[371]. 22 февраля правительство ЛР увеличило обязательную срочную воинскую службу до полутора лет, до дальнейшего распоряжения отменялись отпуска у инструкторов (младший командный состав).

Неспособность режима Улманиса адекватно реагировать на внешние вызовы и внутренние проблемы существенно усиливала леворадикальные протестные настроения в обществе. Отмечали надвигающуюся грозу и западные дипломаты. В дневнике заместителя главы французской миссии в Риге Ж. де Босса встречаются такие записи: «Много говорят о коммунистической пропаганде в Латгалии, где с известного времени наблюдается выраженная тенденция к автономии» (23 сентября 1939 г.); в Московском предместье Риги «рабочие требуют прихода русских и смены государственного строя» (29 сентября); во время демонстрации в рижских кинотеатрах фильма «Александр Невский» эпизоды с разбитыми тевтонами сопровождались бурными аплодисментами (23 ноября)[372]. В апреле 1940 г. в Латвии прокатилась волна арестов активистов левого подполья.

К этому же времени относится предварительное решение Сталина потребовать смены режимов в Прибалтийских странах для надлежащего обеспечения договора о взаимопомощи и начало подготовительных работ по вводу дополнительных советских воинских частей. К середине июня 1940 г. критически ухудшилась военно-политическая обстановка в Европе: 13 июня 1940 г. французский маршал Петэн потребовал от правительства своей страны немедленной капитуляции; Париж был занят немцами; началась переброска крупных сил германских войск в Восточную Пруссию и оккупированную Польшу. Возникла потребность в срочном укреплении стратегического положения СССР на Западе, включая прибалтийское направление.

14 июня советское правительство предъявило ультиматум Литве, а 16 июня — Латвии и Эстонии, в которых требовалось привести к власти дружественные Москве правительства и допустить на территорию этих государств новые контингенты советских войск. Требования под угрозой применения силы были приняты. Авторитарный «вождь» К. Улманис, взяв на себя всю ответственность за будущее Латвии, пошел на формирование просоветского правительства во главе с А. Кирхенштейнсом, поддержал роспуск опоры разложившегося режима — организации «айзсаргов», активно сотрудничал с советскими представителями и местными коммунистами — вплоть до того, что 12 июля 1940 г. перечислил крупную сумму (5 тыс. латов) на счет вышедшей из подполья компартии Латвии[373]. Сопротивления советским войскам оказано не было, по городам Латвии прокатились массовые митинги в поддержку смены режима. Свою должность президента он сохранил до проведения 14–15 июля выборов по советскому образцу в народный сейм, принявший решение о просьбе принятия Латвии в состав СССР.

Детальный обзор оценок пакта Молотова-Риббентропа выходит за рамки данной статьи. Вместе с тем, важно отметить доминирующую тенденцию и официальные формулировки в рассмотрении советско-германских договоренностей, которые приняты в современной Латвии. Все они, так или иначе, вписываются в трехчлен «советской оккупации, аннексии, колонизации», смысловая нагрузка которого не соответствует международно-признанным трактовкам этих терминов[374].