Читаем без скачивания Марсианин - Александр Богатырёв

Было такое впечатление, что большинство людей, тут БУКВАЛЬНО без внутреннего стержня. Позы, которые они принимали вынужденно или по необходимости следовать каким-то негласным «стандартам», создавали впечатление, что многие из них держатся на ногах каким-то чудом, и вот-вот готовы растечься по полу грязной лужицей. Да и глаза у этих прямоходящих были такие, что тут же заставляли засомневаться в человеческом происхождении этих экземпляров. В них СКВОЗИЛА пустота… Чуть ли не космическая… если же не была заполнена томностью или, того хуже, скрываемой болью чувства неполноценности.

Некоторое отличие от всех них, составляли представители явно бандитского сословия местного мира. У этих хоть какая-то уверенность в себе чувствовалась. А так — животное животным!

Хищное животное.

Как минимум шакал.

Как максимум — гиена.

Юля для контроля сравнила ещё и походки — свою и «походняк» тех самых рахитичных баб, что прямо перед ней «тусовались» у стойки бара.

У Юли не было никаких высоких шпилек на подошве.

Как правильно заметила до этого Эля, стиль её одежды был вполне китаеподобным. А он не сочетался с туфельками на шпильках. Вот и было на ногах у Юли что-то типа аккуратных сапожек, вполне гармонирующих с одеждой, и не стесняющих Юлю в движениях. В них она могла двигаться именно так, как ей больше всего нравилось — как кошка. Хищная кошка.

А эта органичная походка предполагала неизмеримо больше «степеней свободы» в движениях, нежели те, что на шпильках. Как минимум, не нужно было особо озабочиваться сохранением равновесия.

По сравнению с её пластикой, «походняк» завсегдатаек выглядел воистину ужасным: нечто ломающе-дёргающееся. Причём с полным впечатлением, что обладательница этого походняка вот-вот рухнет со своих сверхдлинных шпилек и забьется в эпилептических конвульсиях. Что удивительно, но все присутствующие копировали именно этот «стиль».

У Юли тут же возник жгучий интерес выяснить откуда они его «слизали». Она сделала мысленную зарубку на память и перешла к следующему пункту своих «полевых исследований».

Обойдя пару раз толпу в танцзале, потусовавшись в баре, она впала в тихое отчаяние. ВСЯ публика была такова, что она бы с каждым отдельным представителем из неё заводила бы знакомства и речь только в самую последнюю очередь. Даже по родным, весьма мягким, социально-психологическим классификаторам ВСЯ эта молодёжь, относилась к… отбросам. То есть к тем, кого надо «поднимать» усилиями не отдельного социального психолога, а целой их бригады, укомплектованной профессиональным психиатром — специалистом по «жёстким» психическим расстройствам.

Тем не менее, сама Юля впечатление у присутствующей публики вызвала весьма сильное. Она замечала, как парни бросали на неё заинтересованные, восхищённые, заискивающие, пугливые взгляды, а бабьё — завистливые.

Она попыталась завести разговоры и с теми и другими.

Поболтала.

Результат был предсказуемый — тот самый, что она и так видела визуально: культ тупости. Юля явно попала не туда, куда рассчитывала. Та толпа, что её ныне окружала, производила полное впечатление стада животных. Баранов… нет, даже не баранов — сусликов. Но не людей.

Составить представление о них — проще простого. Достаточно просто понаблюдать и слегка послушать.

Внедряться и «прощупывать» более конкретно тут было совершенно излишним.

Юле жгуче захотелось убраться из этого провонявшего табаком и алкоголем места куда подальше. Но так как признавать крах своего плана исследования ей сильно мешало самолюбие, она бросилась в поиски способов эвакуироваться «со смыслом».

«Смысл» же прямо смотрел на неё с противоположного края бара. Он представлял из себя светловолосого парня не сильно нетрезвого… даже почти что трезвого.

Парень, увидев, что его персоной заинтересовалась некая рыжая, да в очень дорогом «прикиде», воспрял духом и кинулся «в атаку». Юля встретила эту «атаку» благосклонно. Выслушала вполуха поток благоглупостей, отклонила предложение угостить каким-то алкогольным пойлом, далее какими-то таблетками «для улучшения жизни», и всерьёз заинтересовалась предложением парня «пройти тут недалеко, к нашим на тусовку, на квартиру».

По его словам там собиралась регулярно «клёвая компания».

У Юли возникла слабая надежда на то, что она наконец нашла некую группу, кто был бы выше по уровню ума, чем здесь присутствующие люмпены. На родине Юли, так, на квартирах (иногда в специализированных клубах, что они же и создавали), как правило собирались на посиделки интеллектуалы. Посиделки с чаем и не только.

Юля посмотрела на парня, который ей показался изначально ну полным балбесом. Может она ошиблась? И тут, в этом мире есть такие интеллектуалы — косящие под идиотов, но на самом деле собирающиеся как и у них, на квартирах?

Идти пришлось долго. Как ни уверял «балбес» что «тут рядом», но на всё про всё ушло не менее получаса.

Наконец они вошли в подъезд довольно обшарпанной пятиэтажки. Поднялись на пятый этаж и вошли в НЕЗАПЕРТУЮ квартиру.

Ухажёр, заметив такой непорядок, просто прикрыл дверь и потащил её далее.

От входа уже, у Юли закрались серьёзные подозрения, что она попала куда-то не туда, куда хотела, но уже чисто по инерции продолжила движение и огляделась. В прихожей был жуткий беспорядок, валялся мусор, по старым обоям увлечённо гоняли по своим делам рыжие тараканы.

От входа было видно, что дверь на кухню закрыта. Также была закрыта и дверь в комнату. Когда же Юля её открыла… она очень пожалела, что это сделала.

Теперь ясно было куда привёл её этот случайный «ухажёр».

Это был, говоря натурально, банальный притон.

У Юли от того, что она увидела, чуть в голове не помутилось.

Да и было от чего. Хоть и было у неё когда-то весьма буйное, хулиганское прошлое, но воспитана она была традиционно для советской молодёжи не испорченной, как здесь, веяниями с Запада. А это, в данной среде, — среде этого мира, — больше называлось «пуритантизмом».

В воздухе висел тяжеленный дух пролитого спиртного пополам с дымом чего-то такого, что явно табаком не было. Пол был усеян пустыми бутылками, огрызками, рваными пакетами, среди которых в разных по живописности, позах лежали как одиночные люди — в полном бесчувствии, — так и совершенно голые пары. В углу, прислонившись к тумбочке с телевизором сидел некий юноша, с совершенно пустым взором и беспричинно, беспрерывно хихикал. Он единственный, кто, будучи ещё в сознании, не был занят ничем.

Чем же занимались голые пары, было ясно настолько…

На благовоспитанную Юлю напал, на несколько секунд, натуральный ступор, из которого весьма нетривиальным для неё способом вывел приведший её сюда «ухажёр». Он тупо и прямолинейно полез Юле под блузку.

Через секунду дверь, ведущая на кухню разлетелась в щепы. Там что-то рухнуло. Раздался звон бьющейся в массовом количестве посуды. На какую другую кампанию, это хоть бы как-то подействовало. На ту, что сидела и лежала в комнате — никакого. Будто они ничего и не слышали, и никого не видели.

Юля огляделась по сторонам. На неё больше ни кто не покушался. Один явно выбыл из игры, а остальным всё было пофиг. Не в силах больше находиться в этом помещении, Юля попятилась к выходу, сгребла в охапку свою модную кожаную куртку только что повешенную на вешалку, и когда переступила, всё также пятясь задом, через порог, развернулась и побежала.

Выяснять, что стало с улетевшим на кухню «ухажёром», которого она со страху и омерзения приложила изо всех сил, у неё не хватило ни духу, ни остатков рассудка.

Вылетев на улицу, она пробежала почти квартал, когда её желудок таки не выдержал. Юля прислонилась к стене дома. Её неудержимо рвало, пока желудок полностью не очистился от остатков ужина. Руки предательски дрожали, колени то и дело подкашивались. Подобная реакция, хоть и неизмеримо в более слабой форме, у неё была, когда их всей группой водили в морг на вскрытие трупа. В рамках программы. То же, что с ней творилось сейчас, для самой Юли было неожиданностью.

Она сама не представляла, что на неё все эти мерзости мира ТАК могут подействовать. Она до сих пор думала, что уже видела всё самое худое, что можно встретить: и наркоманов, которые даже в их сверхблагополучном обществе, нет-нет, но встречаются, и самоубийц, и просто извращенцев, тихо ховающихся по углам, чтобы их никто не достал… Но чтобы ТАКОЕ!

— Жрут же, всякую дрянь, а потом дохнут как мухи… — услышала Юля, монолог пенсионерки, идущей мимо по своим делам.

Как ни странно, но это на неё подействовало отрезвляюще. Юля дёрнулась, мотнула головой и выпрямилась. Желудок всё ещё бунтовал, но она сделала над собой усилие и зашагала по направлению к дому.

Дома были уже все. За те дни, что они здесь уже живут, обстановка стала даже привычной. И мебель, и друзья, кто где сидящие, стоящие и лежащие по комнате. Лена, доставленная в общагу ещё с утра, уже спала. Вадик что-то читал, закрывшись от остального мира толстой и потрёпанной книгой (и где он её успел достать?).