Читаем без скачивания Марсианин - Александр Богатырёв

— У рабов же нет Слова. У них Слово заменяет кнут хозяина. Денежный кнут или что-то другое, но они без принуждения работать не будут. И ты подметил ещё один момент. То, что у нас «в крови», но нет у них — Юля указала на беснующуюся толпу.

— Что же это? — удивился Владимир.

— Вот! Ты к этому привык, ты с этим родился и не замечаешь. Но ты приглядись к ним внимательно.

Владимир медленно обвёл всё также ритмично, всё так же весело, но и всё также бездумно колышущуюся под ритмы музыки толпу. Действительно было к чему приглядеться. Эта толпа очень сильно отличалась от людей его мира. Меж тем Юля, не дожидаясь того, что Владимир сам догадается, поспешила донести до того свои давешние выводы.

— Их ничто не объединяет! Каждый танцует себя и для себя. Они не коллективисты, а единоличники. Кончится музыка и этот «коллектив», так дружно прыгающий, рассыплется.

Владимир посмотрел на толпу, потом, признав правоту Юли, кивнул и рассмеялся.

— Что ты смешного увидел?! — удивилась Юля.

— Это так, смех сквозь слёзы, — печально заметил Владимир, — мы на них сейчас смотрим, как на крыс в лабиринте. На крыс из какого-то древнего научного опыта.

Юля помрачнела.

— А чем, собственно говоря, люди этого мира от животных отличаются? Многие животные ведут себя лучше чем эти… прямоходящие предметы.

— Ты их презираешь? — спросил Владимир.

— Нет… пожалуй нет. Мне их жалко, безумно жалко. Когда-то возможно они были людьми, но их опустили до скотского состояния. Могут ли они снова стать людьми? Не знаю!

— Можем ли мы им чем-нибудь помочь?

— Не знаю. Я хоть и социальный инженер по профессии, но здесь я былинка на ветру. Поэтому, я считаю, что пока мы здесь, пока мы ещё не ушли, мы всё досконально здесь, в этом мире, должны изучить, — Юля слегка запнулась, и от её голоса повеяло стужей, — чтобы до людей донести весь этот ужас. Ужас этого мира.

Юля надолго замолчала смотря на безумные лица внизу.

Тем временем, на эстраде сменились декорации. Ансамбль, игравший примитивный ритм ушёл, а на его место выбежала группа весьма скудно одетых женщин.

Заиграла совершенно другая музыка и вся группа на эстраде стала синхронно извиваться. В этих извивах почти голого тела, было нечто такое, что у Владимира вызвало приступ отвращения и брезгливости. Он посмотрел на Юлю и заметил, что она тоже скривилась.

— Уж не от этого ли тебя тогда так рвало? Не это ли ты тогда увидела?

— Нет, — мрачно ответила Юля и её передёрнуло, — ТАМ было неизмеримо хуже.

«Что же, это такое было „неизмеримо хуже“?» — подумал Владимир, но оставил эту мысль на потом.

На эстраде действо сильно затянулось, но как и всякому представлению, этому тоже настал конец. Танцовщицы, сильно утомлённые длительным танцем убежали со сцены.

— В танце этих женщин, идёт апелляция к самым низменным, животным инстинктам, — пояснила Юля, и тут её явно осенило. Взор затуманился, стал блуждающим, а лицо приобрело озорное и дерзкое выражение.

— Что-то придумала?

— Да! — хищно сказала Юля и озорно посмотрела на Владимира, — делаем эксперимент: я их попробую раскачать, а ты наблюдай за реакцией толпы.

— И как ты их собираешься «раскачать»? — скептически спросил Владимир.

— Увидишь, — расплылась в хищной улыбке Юля, — пока же для прикрытия играем старую «пьесу»: «Молодая дегенератка со злым секьюрити».

С этими словами она вскочила со стула и решительно зашагала на выход, а после к столу дискжокея.

Владимир не спеша допил апельсиновый сок и также отправился вслед за ней.

Они не заметили того, что прямо за их спинами, за стойкой бара застыл бармен с миксером в руках и потрясением во взоре. У него был очень хороший слух.

Потолковав немного с диск-жокеем, Юля небрежным жестом подозвала Владимира.

— Сколько? — спросил тот подойдя.

Юля небрежно бросила сумму и начала энергично протискиваться к эстраде.

Блюдя роль, Владимир небрежно бросил бумажку на аппаратуру под руки диск-жокея и отвернулся.

Тем временем, Юля добралась до эстрады и в один прыжок оказалась почти что на её середине. Она обернулась к публике и резко вздёрнула руку вверх.

Через секунду полилась музыка. Музыка, как сразу оценил Владимир, была намного сложнее, чем те, что были до этого.

Юля начала свой танец с внешне не броских и элементарных движений, сочетая резкие движения с медленными и плавными. При этом она зорко наблюдала за реакцией публики.

«Подстраивается под толпу» — отметил про себя Владимир, замечая, что всё больше и больше людей подпадают под гипноз Юлиного танца.

Постепенно музыка и ритм стали ускоряться и ускоряться. Юля же всё больше и больше стала вплетать в танец чисто акробатических трюков. Пластика хорошей гимнастки в сочетании с прекрасным чувством ритма и музыки сделали своё дело. Толпа завелась.

По меркам мира, откуда пришёл Владимир, Юля танцевала хоть и хорошо, но не мастерски. Тем не менее, судя по реакции толпы, здесь это был уровень исключительный.

Она явно и далеко не дотягивала до лучших образцов своего мира, но то, что её как и всех остальных людей страны, этому обучали с детства, давало изрядную фору местным профессиональным танцовщицам. С другой стороны, очень хорошо будет танцевать тот, кто «танцует сам себя». А так танцуют только профессиональные танцоры и танцовщицы.

Юля же, была мастером рукопашного боя, инструктором. Она хорошо владела собственным телом, чувствовала музыку, но применяла эти знания и умения не «внутрь себя» а вовне. Она гораздо больше внимания обращала на то, что делается вокруг, и старалась под это подстроиться. Подстроиться, чтобы далее вести… Вести за собой.

И тут-то началось.

Неожиданно для Владимира Юля внесла в танец целую серию эротических элементов. Толпа взвыла.

«Да она над ними издевается!» — подумал Владимир, но танец продолжался и ему пришлось изменить своё мнение. Мимолётное буйство эротики плавно сменилось совершенно иными элементами и язык танца снова изменился, всё более усложняясь.

«Она их пытается „поднять“», — дошло, наконец, до Владимира, — «вытащить из животного состояния, показать им, что кроме скотства есть неизмеримо более богатый, интересный и лучший мир. Что они сами не свиньи, что они Люди!»

«Ну Юлька и замутила, — восхитился Владимир, — с одной стороны, — а вдруг получится! — а с другой стороны до мозгов хорошо проспиртованных ДО ТОГО большими возлияниями у стойки бара, это вряд ли дойдёт. Печально!».

И, тем не менее, эффект был!

У многих просветлели лица, появился огонёк пусть и слабый, но Понимания.

Эти люди как мотыльки на свет потянулись к одиноко танцующей на возвышении фигуре. Тоска по светлому и чистому, тоска по человеческому, далеко запрятанная в душе под давлением оскотинивающей среды потянула и увлекла их в Даль.

Очевидно, что Юля осознавала прекрасно перед какой аудиторией она танцует. Поэтому постаралась максимально упростить язык танца, на фоне, тем не менее, сложных акробатических па.

«Ты не зверь, ты человек, — стань Человеком!», «ты не грязь, ты изначально чист — очисти душу, стань Человеком» — вот что говорил беспрерывно её танец повторяясь во всех вариациях акробатических и не только па.

— Как думаешь, до них дошло? Они поняли? — спросила Владимира Юля, когда танец закончился, стих гром аплодисментов, а она спрыгнула усталая вниз.

— Браво! Великолепно! Я поражён! Твой эксперимент удался. Многих проняло.

— Как много? — спросила неугомонная экспериментаторша, но тут набежали восхищённые зрители, и прежде всего зрительницы и помешали ей получить развёрнутый ответ.

К сожалению, идиллия длилась не долго. В толпу влез, грубо всех расталкивая, здоровенный детина и сходу попытался облапать Юлю. Юля же среагировала мгновенно — каблуком по стопе и локтём нападающему в подбородок.

Не ожидавший такого высокоэффективного отпора, детина разжал руки и шлёпнулся на задницу. Почитатели шарахнулись во все стороны.

Пока нападавший сидел на полу и хлопал глазами, он дал всем себя хорошо рассмотреть. Чисто физически сей индивид был развит отменно — весь он аж бугрился мышцами. Одет он был в чёрные джинсы и такого же цвета майку. И джинсы и майка были покрыты рисунками черепов, скелетов, и прочей нечисти.

Некрофил удавился бы от зависти.

Впрочем, возможно он именно им и был…

Лицо у этого некрофила было каким-то квадратным, небритым и весьма отталкивающим даже на первый взгляд. Впрочем, отталкивающим его делало постоянно присутствующее на лице злобно-презрительное выражение. Правда в настоящий момент, это выражение было сильно «разбавлено» патологическим удивлением.

Наконец, видно осознав, что сидеть на полу в присутствии «всяких лузеров» весьма зазорно, некрофил утробно зарычал и медленно поднялся на ноги.