Читаем без скачивания Том 6. Дураки на периферии - Андрей Платонов

Арина Родионовна. А те, видать, зловредные.

Василий Львович. Ого! Те мошенницы, матушка, те мошенницы.

Арина Родионовна. На небе живут?

Василий Львович. А где же? Там, конечно.

Арина Родионовна. Избаловались! На земле-то труднее.

Василий Львович. И верно! И верно! Вот я живу на земле — и я страдаю.

Арина Родионовна. Чего ж так? Душа, что ль, болит по ком?

Василий Львович. Нету, матушка, нету: устерсов не ем, гадов морских! А привык!

Арина Родионовна. А ты ешь их! Ешь, гадов-то!

Василий Львович. Англичанка не велит, от суши нас отрезала. В Европе пожары, на Везувии огнедышащее извержение, а в журналах пишут, как готовить сушеные щи для солдат, — мне скучно, матушка!

Арина Родионовна. Скучай, батюшка!

Василий Львович. Зачем же, матушка, — зачем мне скучать?

Арина Родионовна. Чтобы жить, батюшка.

Василий Львович. Эк, старая, сказала. Чего скучать, пойду танцевать.

Арина Родионовна. Воля ваша.

Василий Львович. А ваша? А ваша где воля?

Арина Родионовна. У вас, батюшка. Воля-то одна.

Василий Львович (задумывается, целует старуху в голову). Правда твоя. Спасибо тебе, — да и мы-то рабы.

Арина Родионовна. А кто же? При рабах и господин раб.

Василий Львович. Ах, прелесть!.. Ведь это же справедливо! А где, однако ж, Сашка? Явится к тебе — пошли его ко мне! Он мне надобен.

Арина Родионовна. Скажу, батюшка.

Василий Львович (к Маше). Ты чего — глаза в слезах, а сама смеешься?

Даша. Она сдуру так-то.

Маша. Я не сдуру, я от радости.

Василий Львович. А чему ты рада? Чему, красавица моя?

Маша (бормочет, как сама не своя). В печи огонь горит, от огня цветы растут, на дворе мороз, на небе звезды, а в избе люди добрые…

Арина Родионовна. Ишь, умница.

Василий Львович. Превосходно! В доме, где Пушкины, всякий сверчок поэт.

Маша. А таракан?

Василий Львович. И таракан, и блоха, и клоп, и муха, и птицы, и звери, и собаки, и кошки…

Маша. И я, и ты!

Василий Львович. И ты, и я… Ну улыбнись мне еще раз… Ах ты, природа милая! Существуй!

Даша. (Маше). Ощерься!

Маша улыбается и в застенчивости закрывает лицо руками. Василий Львович, напевая, удаляется в господские горницы. Оттуда слышится музыка.

Маша. И я хочу туда!

Арина Родионовна. Куда тебе?

Маша (указывая на дверь, куда ушел Василий Львович). Туда! Там хорошо!

Арина Родионовна. Опомнись! Там гости; у матушки-то Ольги Сергеевны нынче именины, ангела ее поминают.

Маша. И у меня нынче именины! И я ангел!

Даша. Гляди-ко, и у нее именины, и она ангел! (Смеется).

Маша (смеется, подобно Даше, без всякой обиды). И у меня именины, и у меня ангел есть.

Даша. Бабушка, а у нас будут именины?

Арина Родионовна. Будут, будут — чего нет? И у нас будут. Когда-нибудь будут…

Даша. А у нас разве тоже ангелы есть?

Арина Родионовна. А то как же! И у нас есть.

Даша. А где ж они?

Маша (указывая себе на грудь). А тут!

Даша. Бабушка! А что они делают?

Арина Родионовна. Да что прикажут. Они послушные.

Входит лакей с большим лопоухим унылым псом датской породы.

Лакей (на пса). Они скучают там!

Арина Родионовна. Эко горе-то!

Лакей. Они нездешние, они из датской державы. Их хозяин — посол короля.

Арина Родионовна. Ишь ты, знать, и кобель — барин.

Лакей. А как же! Они скучают, у них слезы в глазах, — такая уж в них сущность. Иностранцы!

Арина Родионовна. А ты кнутом его…

Лакей. Ошалела, матушка! Они при своем барине, а барин их при короле. Стало быть, сей пес-то — третье существо от самого короля. Близко, стало быть! Велено, чтоб они веселыми были. Приказано, чтоб Машка займалась им и забавляла его, покуда они не ухмыльнутся аль не погавкают довольным голосом… Машка, прими скотину!

Маша. Бабушка!..

Арина Родионовна. Господская воля, Машенька…

Маша. А я нынче именинница!

Арина Родионовна. Аль ты барыня, что ль?

Маша. А я… а я… бабушка, а у меня тоже ангел есть, а пес нечистый!

Лакей. Щекочи, щекочи его! Видишь, они скучные…

Арина Родионовна. Стерпи, Машенька…

Маша занимается с собакой: щекочет ее за ухом, утирает ладонью влажные собачьи глаза, тормошит ее.

Лакей (закуривая трубку). В иностранных державах и пес пряники глотает… Там деликатность такая!

Арина Родионовна. Ты бы шел туда да псом там и жил.

Лакей. А мы и тут, матушка, пироги едим, когда они сохлые; нам сохлые завсегда отдают. А что, и сохлые можно — обмакни в жидкое да вкушай!

Арина Родионовна. Можно и сохлые, и с плесенью, и прокисшие… Чего и пес не тронет, так ты небось проглотишь!

Лакей. А мне чего! — не бросать стать… Сжую и проглочу! Я человек этакий!

Даша. Он этакий, такой-сякой да с дурью…

Маша по-детски разыгралась с собакой; она ласкает и веселит ее и бормочет что-то про себя. (Возможно, что эта сцена происходит за печью и видна зрителю лишь частично или совсем не видна, а только слышна).

Маша (явственно — к собаке). Ухмыляйся теперь, ухмыляйся! Чего ж тебе надоть, лодырь кормленый! Ухмыляйся скорее, а то я бабочкой стану и от тебя улечу! У меня сердце маленькое, в нем радости мало, ты не ешь его — оно горькое, не ешь его, а то умрешь…

Даша. Бабушка, чего она говорит так-то?

Арина Родионовна. От обиды она разумом зашлась.

Маша. Улечу я бабочкой, где цветы растут, и ты меня не догонишь. А ты не плачь, ты не плачь по мне, я буду счастливой тогда. Я сяду на цветок, а цветок меня съест, и я стану цветком. А цветок выпьет пчела, я стану медом. А мед скушают дети — я буду маленькой пчелкой. А пчелку ветер унесет, я буду ветром. А ветер снег подымет, я стану снежинкой. А снежинка опустится на матушкино лицо и станет слезою…

Даша. Опомнись, Маша!

Арина Родионовна. Не трожь ее, она сама изойдет и перестанет.

Маша. А матушка мне улыбнется, и слеза ее высохнет; и стану я тогда счастливой…

Является Александр Пушкин: в людской тихо, слышно только явственное бормотание Маши; Александр слушает Машу.

И буду я птицей, буду я травкой-былинкой, зернышком хлеба, доброю девушкой буду, а дурочкой Машкой боле не буду — мне матушка моя не велела. Она наказывала мне, чтоб я жила счастливой да вольной, а то, сказывала, она и в могиле плакать будет по мне. А мне горько дурочкой жить, матушка моя плачет в земле… Не плачь матушка, я тоже сейчас не плачу, я собаку веселю, пусть она ухмыляется…

Александр. Машенька, зачем ты грустна? Ты будешь счастливой!

Маша. Сначала собака должна ухмыльнуться. Мне велели ее веселить, а она плачет. Я ее сейчас поцелую, мне жалко ее…

Александр. Не нужно, Маша, не нужно, — пусть ее датский король веселит.

Александр хватает собаку за ошейник и выгоняет ее прочь за дверь, что выходит из людской во двор.

Лакей (вставая). Так не велено, барин!

Александр (с мгновенной яростью). И ты туда же, прочь!

Лакей. Нам чего же… Собака-то иностранной державы, будь бы она русская… (Уходит вслед за собакой).

Даша. Ай, в избе как чисто стало! Здравствуйте, батюшка Александр Сергеевич!

Александр (смеясь — к Даше). Здравствуй, и ты, старая моя матушка… (Выводит за руку Машу). Ах, вот ты какая Машенька! Уже большая стала, а была маленькая…

Маша (улыбаясь). И ты был маленький!

Александр. Нету, я маленьким сроду не был!

Маша (веселая). Ты дедушка?

Александр. Я дедушка! Я живу на старости лет. Видишь?

Маша. Вижу. А я бабушка. Видишь?

Они идут, взявши один другого за руку, как ветхие старик и старуха, и подходят к Арине Родионовне.

Александр (обнимая няню). Нянюшка моя… Здравствуй, матушка, здравствуй, родная моя…