Читаем без скачивания Линия красоты - Алан Холлингхёрст

В первый же день в Мюнхене Ник отправился в гей-магазин под названием «Следуй за мной». Уани долго не соглашался идти с ним, но в конце концов, презрительно фыркнув, сдался. В магазине, среди кожаной сбруи и порножурналов с поразительно юными моделями, они приобрели большой запас презервативов (которыми Уани все равно старался не пользоваться) и мировой гей-путеводитель «Спартак» — огромный том в мягкой скользкой обложке из плотной бумаги, этакую еретическую библию. Потом отправились на такси в Английский парк и, пройдя немного между деревьями, вдруг поняли, что люди вокруг них раздеты. Голые немецкие семьи, сидя на траве, с истинно немецкой невозмутимостью угощались бутербродами и газировкой. А немного поодаль жарились на солнышке почти сплошь молодые мужчины, и молчаливое напряжение между ними было ощутимо, как пыль и жужжащая мошкара в воздухе. Меж крутых берегов бежал чудный холодный поток — Айсбах: Ник разделся, зашел в воду, осторожно ступая по крупной гальке, оттолкнулся от дна — и поплыл, смеясь, задыхаясь от смеха, махая Уани рукой; течение несло его вдоль берега все дальше и дальше, мимо улыбающихся нагих мужчин, мимо парней с гитарами, мимо обнаженных волейболистов, к лесу, к дальней пагоде… пока он не заметил, что мальчишки — вполне одетые мальчишки — смеются с берега и показывают на него пальцами, а чуть подальше прогуливаются с собаками вполне одетые взрослые, такие нормальные на вид, словно никогда ничего не слыхали о нудистском рае чуть выше по течению, за излучиной реки. Ник развернулся и поплыл против течения; начав задевать ногами о камни, выпрямился и пошел по мелководью, кое-как выбрался на берег и бросился бежать стыдливыми рваными скачками, прикрывая рукой жалко съежившийся член…

Тут он снова проснулся и в следующий миг сообразил, что ничего этого не было. Они просто лежали на пляже, подставляя спины и бока яростному солнцу; Уани попробовал закадрить мальчишку-разносчика пепси — и удивился, искренне и простодушно, обнаружив, что паренек не продается. Ник сел, прокашлялся, перевернул подушку и снова лег. Теперь он тонул в розово-серых тучах, которые видел сегодня утром, приземляясь в Бордо. Тучи были грозовые: но гроза ушла в сторону, и в облачном проеме перед ними внезапно открылись пруды, теплицы и каналы, сквозь пелену туч жадно ловящие блеск солнечных лучей.

Утром в понедельник Уани попросил разрешения сделать несколько телефонных звонков.

— Разумеется! — сказала Рэйчел.

А Джеральд добавил:

— Конечно, дорогой мой друг! — и указал широким жестом в сторону чуланчика, где располагались телефон и новенький факс.

— Просто деловые звонки, — словно извиняясь, пояснил Джеральду Уани.

Он вышел и осторожно, чувствуя, что все на него смотрят, прикрыл за собой дверь. Прошлым вечером Уани рассказывал Джеральду, что купил участок в Клеркенуэлле, и спрашивал его советов по постройке и продаже дома. Выйдя из комнаты с телефоном, он попросил разрешения взять «Рейнджровер» и съездить в Перигё, на этот раз не сказав, а лишь намекнув, что дело связано с «бизнесом», а именно с журналом. Эту его фальшиво-озабоченную мину Ник хорошо знал — и не без трепета подозревал, что будет дальше. Но Джеральд, явно умиляясь собственной доброте и сговорчивости, громко прокашлялся и сказал:

— Да-да, конечно… почему бы и нет? Чувствуй себя как дома… — И добавил: — Кому же, как не мне, знать, что такое бизнес!

— Дело в том, что здесь, оказывается, проездом будет один очень хороший фотограф, и после всех чудес, что вы мне наговорили о том соборе…

— А, Сен-Фрон! — проговорил Джеральд, явно польщенный. — Да-да, конечно…

Ник едва не ляпнул: «Но его же в девятнадцатом веке перестроили до неузнаваемости!» — но вовремя удержался.

— К обеду вернетесь? — спросила Рэйчел, и Уани пообещал, что вернется. Ника он с собой не взял, отчего тот ощутил сразу и ревность, и облегчение.

Автомобиль скрылся в клубах пыли, а они стояли на крыльце и смотрели ему вслед. Будь они в Лондоне, теперь начались бы оживленные расспросы об отсутствующем; но здесь и сейчас это было как-то не к месту.

Все вышли на террасу, и Джеральд сказал:

— Что за чудный парень этот твой друг!

— Да, чудный, — согласился Ник, почувствовав, что Джеральд нуждается в этом подтверждении, и с гордостью напомнив себе, что теперь Уани — больше его друг, чем Тоби.

— Вот только не совсем понимаю, стоит ли упоминать о его невесте, — продолжал Джеральд.

— Я о ней уже спрашивала, — ответила Рэйчел. — Тут все в порядке. Он сам мне все рассказал. По всей видимости, они поженятся следующей весной.

Ник отвернулся и сделал вид, что любуется пейзажем, стараясь не замечать, как гулко и больно бьется сердце.

С утренней почтой явились несколько пухлых конвертов с бумагами — для Джеральда, и тот, тяжело вздыхая, удалился с ними в угловую комнату. Ясно было, что без Пенни ему с работой не справиться, и еще яснее, что приглашать Пенни сюда он не станет. Угловую Джеральд превратил в свой кабинет, Ник не совсем понимал, чем он там занимается, но выходил оттуда Джеральд, как правило, с торжествующей улыбкой на устах, порой чуть ли не на цыпочках, словно человек, которого распирает от какой-то радостной новости. О Пенни Ник старался не думать — и более или менее в этом преуспел: порой ему даже казалось, что он сам все выдумал. С Рэйчел Джеральд был неизменно ласков и любезен, и, лежа бок о бок на пляже, они казались совсем юными, прекрасными и влюбленными. Однако чувствовалось в Джеральде какое-то внутреннее напряжение, какая-то неловкость, словно отдых стал для него сразу и наградой, и наказанием.

Ник отправился бродить по потаенным уголкам усадьбы. Утро без Уани казалось ему одиноким и бесцельным. Он спускался по раскрошившимся каменным ступеням с террасы на террасу, словно погружался в глубины собственной меланхолии. Чем ниже, тем круче становился спуск; самые нижние террасы, невидимые из окон дома, выглядели заброшенными; сквозь тонкий слой почвы здесь пробивалась травка. Деде и его сын, по всей видимости, сюда и не заглядывали — оно и понятно, здесь вряд ли бывал кто-нибудь, кроме любопытных гостей. По увядшим листьям тут и там шныряли ящерки, издали доносился рокот какой-то сельскохозяйственной машины, и, должно быть, от этого звука террасы казались Нику не столько садом, сколько заброшенным полем. На них росли каштаны, тяжелые от избытка плодов. Добравшись до забора, Ник выглянул наружу — и увидел полуразвалившуюся каменную ограду, стог еще зеленой травы и проржавевший трактор. Он делал то же, что и всегда — изучал чужой дом и его окрестности лучше, чем знали его сами хозяева, создавая иллюзию владения этим местом. Теперь, если Рэйчел вдруг скажет: «Хорошо бы сейчас поваляться на сене!» — Ник, словно первый ученик в классе, без запинки ответит: «Да ведь у вас есть стог сена надо спуститься вниз, потом направо, выйти за ограду и…» Но тут же его поразила мысль, что истинные владельцы, как правило, не отличаются ни любовью, ни вниманием к своей собственности, и хозяину усадьбы более свойственно не знать, что где-то у него есть луг со стогом сена.

Потом он взял книгу и направился к бассейну. Становилось все жарче, и чистое небо заволакивалось легкой облачной дымкой. Джаспер и Кэтрин весело плескались в воде; Ник застал их в обнимку, в самой недвусмысленной позе, и Джасперу это, кажется, понравилось — он подмигнул Нику. Все еще думая об этом подмигивании, Ник зашел в домик переодеться. В домике всегда, даже в самые жаркие солнечные дни, было прохладно и сумеречно: Нику подумалось, что это идеальное место для тайных свиданий. Если бы Джеральд не шлялся по дому до поздней ночи, быть может, они с Уани выскользнули бы сюда… Домик был из двух комнат: в первой — раковина, холодильник и разбросанные по полу надувные круги, вторая — раздевалка, со скамьей и крючками на стенах, и тут же, за голубой занавеской, душ. Запиралась только одна дверь, ведущая в довольно пахучую уборную.

Натянув новенькие плавки, Ник вышел к бассейну. В чистой прозрачной воде отражалось чистое прозрачное небо. На поверхности плавало несколько упавших листьев; еще несколько уже ушло под воду и покоилось на голубом бетонном дне. Над водой парили стрекозы. Ник присел и попробовал воду рукой. В дальнем конце бассейна Джаспер поднял Кэтрин и посадил на бортик; вода плескалась меж ее ног, и сам он прильнул к ней так, словно собирался забраться туда же. Она негромко что-то проговорила — кажется, про Ника — а потом крикнула:

— Привет, дорогой!

Джаспер повернулся и поплыл к Нику, молча, лениво загребая руками, улыбаясь обычной самоуверенной улыбкой и не сводя с него глаз. Он, как видно, был новичком в соблазнении парней, приемов у него в запасе было немного, и он с ребяческой гордостью выкладывал сразу их все, не слишком беспокоясь о результатах. Ника это смущало и казалось вульгарным, что, впрочем, не мешало Джасперу фигурировать в некоторых его фантазиях, по большей части садистского свойства: даже напротив, от этого фантазии становились острее. Джаспер плыл к нему, взбивая вод) — ногами, и в первые несколько мгновений Нику показалось, что он обнажен — лишь когда тот доплыл и выпрямился в воде, стало ясно, что на нем крошечные, телесного цвета, плавки.