Читаем без скачивания Линия красоты - Алан Холлингхёрст

Натянув новенькие плавки, Ник вышел к бассейну. В чистой прозрачной воде отражалось чистое прозрачное небо. На поверхности плавало несколько упавших листьев; еще несколько уже ушло под воду и покоилось на голубом бетонном дне. Над водой парили стрекозы. Ник присел и попробовал воду рукой. В дальнем конце бассейна Джаспер поднял Кэтрин и посадил на бортик; вода плескалась меж ее ног, и сам он прильнул к ней так, словно собирался забраться туда же. Она негромко что-то проговорила — кажется, про Ника — а потом крикнула:

— Привет, дорогой!

Джаспер повернулся и поплыл к Нику, молча, лениво загребая руками, улыбаясь обычной самоуверенной улыбкой и не сводя с него глаз. Он, как видно, был новичком в соблазнении парней, приемов у него в запасе было немного, и он с ребяческой гордостью выкладывал сразу их все, не слишком беспокоясь о результатах. Ника это смущало и казалось вульгарным, что, впрочем, не мешало Джасперу фигурировать в некоторых его фантазиях, по большей части садистского свойства: даже напротив, от этого фантазии становились острее. Джаспер плыл к нему, взбивая вод) — ногами, и в первые несколько мгновений Нику показалось, что он обнажен — лишь когда тот доплыл и выпрямился в воде, стало ясно, что на нем крошечные, телесного цвета, плавки.

— Как тебе трусики Джаса? — поинтересовалась Кэтрин, явно заметив, что Ник с интересом его разглядывает.

— При ее маме я стараюсь эти плавки не надевать, — откликнулся Джаспер. Он замер в картинной позе, втянув загорелый живот, и озарил Ника белозубой улыбкой.

— Ну-ка скажи, о чем ты сейчас думаешь? — вкрадчиво поинтересовалась Кэтрин.

— М-м… — неопределенно протянул Ник. — Я бы сказал, дорогая, здесь остается мало простора для воображения.

И, отвернувшись, поплыл к дальнему берегу, где оставил книгу.

Он читал воспоминания Генри Джеймса о своем детстве, «Малыш и другие», и безуспешно старался подавить возбуждение: уже три дня им с Уани даже в щечку поцеловаться не удавалось. Книга, написанная уже престарелым и умудренным автором, требовала полного внимания, едва ли возможного, когда страстно и безнадежно мечтаешь о своем любовнике и в то же время украдкой следишь из-за темных очков за другим парнем, выставляющим себя напоказ и явно старающимся тебя возбудить. Время от времени Ник закрывал книгу и ронял себе на колени, пытаясь хоть ее тяжестью подавить предательскую эрекцию под гладким черным нейлоном. Некоторые фразы он мысленно отмечал, чтобы потом использовать самому — например, «продолговатая мучнистая плитка» вместо «вафля». И, снова отложив книгу, задумывался: что-то поделывает сейчас Уани? Что, если кого-нибудь подцепил в Перигё? Ник недовольно поморщился, на его взгляд, Уани чересчур любил спать с проститутками, что Нику казалось вульгарным, да и опасным. Новая мысль пришла ему в голову, заставив поморщиться еще сильнее, — хорошо бы сейчас нюхнуть. Едва ли не главная прелесть Уани, сердцевина его таинственного обаяния, состояла в том, что в любом европейском городе он мог без труда достать кокаин. В Мюнхене Ник десять минут ждал в такси перед банком, напряженно разглядывая мощные стены и кованые чугунные ворота, пока Уани внутри «встречался с приятелем». Фотограф в Перигё — это, возможно, еще один такой же «приятель». Из бассейна донесся пронзительный визг — Джаспер с Кэтрин гонялись друг за другом и плескались водой. Ник порадовался, что Уани пропустил демонстрацию плавок, и подумал, что позже непременно ему об этом расскажет — просто чтобы подразнить. Ему самому хотелось поплавать, но бассейн был занят: сейчас Джаспер с Кэтрин целовались прямо посредине водоема, и весь бассейн, словно ложе любви, принадлежал только им. Они подначивали друг друга, пьянея от собственной смелости; Ник чувствовал, что, если прыгнет в бассейн, Джаспер так или иначе убедит его к ним присоединиться. Он здесь играл роль Дядюшки Ника, взрослого и скептичного, и это, должно быть, больше всего заводило Джаспера. Пожалуй, он был бы не прочь отдаться Нику — вот только Ник не собирался доставлять ему такого удовольствия. Минуту спустя они вылезли на берег (Джаспер — с красноречиво торчащим под плавками членом) и отправились в домик переодеваться. Эдгар Аллан По, пишет Джеймс, в его детстве «не присутствовал лично» — однако, когда он умер, мальчика «поразила глубина его отсутствия». Минута текла за минутой, из домика слышался шум душа; Ник читал, сгонял с ноги любопытную бабочку, и недовольство его перерастало в нетерпение и зависть. «Глубина отсутствия»: иногда Мастер в своей тактичности становится почти жестоким. Ему вспомнилось, что говорила Рэйчел о свадьбе Уани, представилось, как Уани делает с Мартиной то же, что Джаспер с Кэтрин, и, содрогнувшись от горькой ревности, Ник поспешно сказал себе: нет, это чепуха, этого быть не может. И продолжал читать, с усилием вглядываясь в слова на странице, ставшие вдруг чужими и бессмысленными.

На следующий день, на пыльной площадке во дворе, Тоби учил Ника и Уани играть в буле. Уани поначалу робел, но скоро обнаружил, что у него хорошо получается, и отдался игре с азартом, безо всякой иронии гоняя мяч и вопя от радости, когда удавалось запустить его точно в ворота.

— Bien tiré![14] — улыбался Тоби; видно было, что ему приятно вновь сблизиться со старым другом, но и немного стыдно оттого, что он не привык проигрывать.

У Ника порой тоже случались удачи, и его награждали аплодисментами, но основная схватка шла между Тоби и Уани. Разжившись коксом, Уани стал куда более общителен и энергичен.

— Похоже, он наконец-то у нас освоился, — замечал Джеральд, словно управляющий прославленного отеля; он, разумеется, всю заслугу приписывал себе.

— Да, да, — поддерживала Рэйчел, — отвлекся от дел и начал по-настоящему отдыхать.

И все согласно закивали. Сейчас семье требовалась особая солидарность: вот-вот должны были приехать Типперы и леди Партридж. Типперов не хотел видеть никто, кроме Джеральда, и Ник, наскучив игрой, то и дело подходил к ограде и смотрел на дорогу, с тайным страхом ожидая увидеть там чужой автомобиль и в то же время с гордостью думая о том, что он, Ник Гест, отдыхает во французской глубинке, в прекрасном старом особняке, рядом с тремя красивыми парнями.

Тоби как раз запустил мяч через все поле, когда в воротах показалась огромная белая «Ауди» сэра Мориса Типпера.

— Ну вот, блин, — сказал Тоби и, покорно улыбаясь, замахал рукой.

За спиной сэра Мориса виднелись леди Партридж и леди Типпер: вид у обеих был покорный, как у любых женщин (даже самых богатых и аристократичных), которых сажают на заднее сиденье и везут бог знает куда. Ник побежал открыть им дверь: запах кожи и спрея для волос моментально поведал ему всю повесть об их путешествии. Леди Партридж спустила обе ноги на землю, встала и величественно огляделась кругом: ей требовалась не помощь, а всеобщее внимание.

— В прежние времена, — проговорила она трубным голосом, — в прежние времена я сюда ездила на поезде.

— Бабушка, как прошел полет? — поцеловав ее в щеку, поинтересовался Тоби.

— Отлично, просто отлично, — отвечала леди Партридж; поцелуя она, как обычно, словно и не заметила. — И сюда из аэропорта мы отлично доехали. Салли мне столько интересного рассказала об опере… — И она одарила молодых людей острой, как бритва, улыбкой.

— В первом классе, — сказала Салли Типпер, — места точно такие же, как в туристическом. Обед подают на фарфоровой посуде, вот и вся разница. Морис хочет написать об этом Джону. — Перевела взгляд на своего мужа, пожимающего руку Тоби, и сказала тоном холодного, вымученного сострадания: — Ах, здравствуй, Тобиас!

— Добро пожаловать, добро пожаловать! — с такой же вымученной улыбкой ответил Тоби, стараясь не смотреть в глаза человеку, который мог бы стать его тестем, и пошел к машине за чемоданами.

Ник коротко поздоровался со всеми: как и много раз в прошлом, он чувствовал себя здесь лишним. Из дома показалась Кэтрин.

— О, Кэти, а ты как поживаешь? — спросила Салли Типпер.

— Я все еще чокнутая, — сообщила Кэтрин.

На крыльце появились Джеральд и Рэйчел.

— Отлично, отлично… — проговорил Джеральд. — Вы нас нашли…

— Сначала мы были уверены, что вы живете в том великолепном шато выше по склону, — ответила леди Типпер.

— Да нет, — сообщил Джеральд, — шато нам больше не принадлежит, теперь мы, как простые смертные, обитаем здесь.

Начался сложный обмен поцелуями; наконец сэр Морис оказался щекой к щеке с Джеральдом и, отстранившись и сухо рассмеявшись, проговорил: «Нет-нет, особенно здесь, во Франции!»

Типперы не умели отдыхать. Приехали они с четырьмя огромными чемоданами и множеством сумок, которые требовалось носить осторожно, однако, как скоро выяснилось, о многом забыли. Они тихонько переговаривались между собой, и вид у них при этом был не то смущенный, не то рассерженный. В первый же день сэр Морис объявил, что ему будет приходить много факсов, и поинтересовался, хватит ли в доме бумаги. Была только половина пятого, но Джеральд решил отметить приезд гостей «Пиммзом», а леди Партридж присоединилась к сыну с джином и дюбонне. Типперы попросили чаю и устроились под навесом, недоверчиво взирая на окрестный пейзаж. Явилась с подносом Лилиана — медлительная, с застывшим страдальческим лицом, — и Салли Типпер принялась объяснять ей, какие особые подушки ей требуются. Сэр Морис и Джеральд заговорили о какой-то крупной сделке: говорил в основном сэр Морис, а Джеральд слушал рассеянно, потягивая напиток из бокала. Леди Партридж жаловалась Рэйчел, что в Королевском фестивальном зале в этом году страшно воняло хот-догами. Рэйчел ответила: ну что ж, теперь, когда от Красного Кена избавились, наверняка все изменится к лучшему; но леди Партридж покачала головой, не желая слушать утешений. Ник наивно попробовал заинтересовать сэра Мориса местными красотами, которых сам еще не видел.