Читаем без скачивания «Великолепный век» Сулеймана и Хюррем-султан - П. Паркер

Великий визирь протянул руку, собираясь помочь султану выйти из воды, но султан отмахнулся и сам вынес труп Лайоша на руках, осторожно положил его на спину лошади и, ведя ее в поводу, медленно зашагал назад, к лагерю. Всю дорогу султан подавленно молчал.

Потрясенный Давуд наблюдал со своей возвышенности, как султан идет по полю боя, густо политому кровью. Он заметил Тугру, которая рысцой бежала навстречу хозяину. Поравнявшись с султаном, Тугра развернулась и кротко зашагала за ним. Когда Сулейман скрылся из вида, Давуд пришпорил коня и поскакал вниз, в долину, где раскинулся лагерь янычар.

Он соскочил на землю у ног Сулеймана и следом за ним вошел в шатер. Окровавленный султан, от которого пахло смертью, медленно сел на диван, не спуская с рук мертвого Лайоша. Вскинув голову, Сулейман посмотрел Давуду в глаза и срывающимся голосом произнес:

— Оставь меня, Давуд. Сегодня я убил невинное дитя, будто убил собственного сына.

Глава 76

Погрузившись в глубокие раздумья, Давуд стоял на носу султанского каика. Время от времени он поглядывал на берега Мраморного моря, быстро проплывающие мимо. У него за спиной, в занавешенной каюте, сплелись в объятиях два человека, которых он любил больше всего на свете. Они утешали друг друга после потери ребенка. Позади, на корме, раздавались грохот праздничного салюта и крики радости. Стамбул праздновал победу при Мохаче. Но радость не распространялась на каик, который скользил по глубоким синим водам моря. Они спешили в Эдирне, к выжившим детям. Вдруг порыв ветра завернул полог каюты. Давуд пытливо посмотрел в ту сторону, однако ничего не разглядел в полутемной каюте, освещаемой лишь факелом.

Он быстро отвернулся, когда Сулейман вышел на палубу. Султан поднес руку козырьком ко лбу и направился на нос. Он сел на палубу рядом со своим ичогланом. Давуд почтительно опустился рядом. Оба сидели свесив ноги; их ступни ласкали пенные брызги.

— Любимая моя наконец уснула, — с грустью прошептал Сулейман, чьи глаза покраснели от слез и горя.

Давуду передался ужас, сковавший сердце султана. У него на глазах тоже выступили слезы. Он долго сдерживался, но охватившие его чувства понемногу прорывались наружу. Сулейман наклонился к Давуду и, задумчиво глядя куда-то вдаль, обвил рукой его талию. Его голые ноги касались ног Давуда в воде. Сулейман сидел так долго, не делая попытки отстраниться.

Наконец, вытерев слезы, он спросил:

— Давуд, ты нашел свою любимую?

Ичоглан положил руку на плечо султану и прошептал:

— Да, господин. Моя любовь нашла меня.

Сулейман задумчиво улыбнулся в ответ, глядя на закат, окрасивший небо перед их глазами. Их голые ступни по-прежнему касались друг друга в ласковых водах Мраморного моря.

На следующий вечер султан и двор въехали во дворцовый комплекс на Тундже. Свыше трех тысяч телохранителей рассыпались по всему укрепленному острову, заняв посты в парке и в лесных угодьях. Давуд вместе с другими ичогланами перенес сундуки султана и одалисок в их покои. Хотя на остров приехали пять с лишним тысяч человек, не слышалось ни смеха, ни радостных голосов.

Наступившая зима была долгой и тяжелой. Парк и лес укрылись толстым снежным одеялом. С севера непрестанно дул пронизывающий ветер. Одалиски и дети мерзли в своих покоях. Сулейман проводил почти все дни в их обществе, но иногда по многу часов бродил по лесам один и, возвращаясь лишь среди ночи, глядел на спящих женщин и детей. Когда наконец из-под снежного одеяла начали пробиваться первые зеленые травинки, он позвал Давуда с собой на охоту.

Давуду поручили нести лук и стрелы султана. Следом за Сулейманом он с трудом шагал по обледенелым лесным тропинкам. В нескольких шагах позади них сокольничий нес большого сокола на толстой перчатке. Птица, которой закрыли глаза специальным колпаком, хлопала крыльями и кричала, но с перчатки не слетала. Когда они вышли на большую поляну, Сулейман жестом приказал сокольничему подойти и снять с птицы колпак. Глаза Давуда расширились от ужаса, когда огромная птица взмыла вверх и стала кружить над поляной. Она без малейших усилий взмывала все выше и выше; ее зоркие глаза выискивали добычу. Давуд по-прежнему держал лук и стрелы, следя за движениями парящего над ними сокола. Когда наконец он повернулся к султану, увидел, что Сулейман смотрит на него как-то задумчиво.

— Он великолепен, правда?

— Да, господин.

Сулейман потянулся к луку и стрелам, но прежде, чем взял оружие, ненадолго задержал руку в руке Давуда. Стоя бок о бок, они смотрели в небо, на кружащую птицу.

Глядя на сокола, Давуд, сам не зная почему, вдруг спросил:

— Мой султан, доверяешь ли ты своему великому визирю?

Не отрывая взгляда от птицы, Сулейман ответил:

— Я доверяю ему свою жизнь, Давуд. Странно, что ты задал мне такой вопрос… И не одного тебя интересуют мои отношения с великим визирем. Почему ты вдруг заговорил об этом?

— Я вспомнил битву при Мохаче, господин. Один янычар в пылу сражения набросился на тебя и замахнулся саблей…

Сулейман задумался, а потом сказал:

— Битва была жаркая, Давуд. Повсюду летали стрелы, сабли… Люди лишались жизни и становились калеками… При Мохаче погибнуть мог каждый. Вспомни, что и сам Ибрагим не выдержал и под конец тоже ринулся в гущу схватки. Он помог нам одержать победу, а мне спас жизнь.

Сокол камнем бросился с неба вниз, к добыче. Стремительно опустившись на поляну, он схватил острыми когтями зайца-беляка. Когда птица снова взмыла вверх, Давуд увидел окровавленный белый мех. Сокол бросил добычу к ногам султана. Затем огромная птица подлетела к сокольничему и села на его перчатку. Давуд нагнулся и поднял зайца, а Сулейман восхищенно пригладил перья птицы. Сокол закричал и захлопал крыльями, склевывая лакомство, которым угостил его сокольничий. Султан снова повернулся к Давуду:

— Пойдем, Давуд, попробуем пострелять из лука. Где-то в лесу пасется дикий кабан, с которым у меня свои счеты.

Давуд улыбнулся, глядя на чресла Сулеймана и вспомнив рваную рану, которую он много раз нежно омывал. Сокольничий вернулся во дворец, а Давуд и Сулейман зашагали по лесу в поисках добычи. Они много часов бродили по лесу вдоль Тунджи. Давуд, радостно следуя повсюду за своим господином, заметил, как султан ловко двигается по снегу и обледенелым выступам базальта. Время от времени он нагибался и ощупывал пальцами следы копыт на снегу, а затем с веселой улыбкой оборачивался к Давуду. Султан передумал охотиться на кабана много позже, когда солнце начало клониться к закату и на снегу залегли длинные тени.