Читаем без скачивания Беспокойный возраст - Георгий Шолохов-Синявский

Саша вдруг спохватился, вскочил, словно напоровшись на что-то острое:

— Тьфу ты! Ведь меня ждут! В такие молодые годы, а уже страдаю старческой забывчивостью.

Черемшанов поглядел куда-то наверх, позвал:

— Катя! Катюша! Ах, пропади я пропадом! Извини меня, Катя. Иди же сюда, моя прекрасная. Познакомься с моим другом. Ну что ты скажешь! Забыл, совсем забыл…

Максим взглянул наверх и чуть не расхохотался. Только сейчас он увидел там девушку в ярко-желтом шелковом платье, сиротливо и терпеливо поджидавшую чудаковатого в сердечных делах Сашу. Катя спокойно грызла семечки, сплевывая шелуху. Ветер развевал подол платья, временами открывая до колен обтянутые вискозными чулками крепкие ноги. Толстые щеки Кати цвели маками, вздернутый носик был не в меру напудрен. Все девушки на стройке почему-то стыдились загара.

Максим вспомнил, что видел Катю несколько раз на шлюзе — она работала на секторе Саши электросварщицей. В комбинезоне, запыленная, она показалась ему тогда невзрачной и неуклюжей, как медвежонок, и только круглые щеки ее цвели ярко, да глаза простодушно светились. Потом он встретил ее и Сашу в клубе, и Саша доверительно шепнул товарищу:

— Славненькая, не правда ли? Она, брат, большая умница.

Наблюдая за тем, как Саша торопливо карабкался на четвереньках по бетонному откосу плотины наверх, Максим подумал: «Вот и Саша обзавелся подругой — кто бы мог подумать! Гляди, еще и свадьбу придется в общежитии сыграть…»

— Иди же сюда, Макс! — позвал — с плотины Черемшанов. — Хватит тебе быть бирюком. Катя хочет с тобой поближе познакомиться.

Максим неторопливо взобрался наверх. Катя первая протянула ему руку, словно давнему приятелю, обнажив плотно посаженные кипенно-белые мелкие зубы. Между двумя передними зубами в верхнем ряду темнела узкая щелка, придавая застенчивой Катиной улыбке что-то детское, наивное. Смуглая кожа на ее лице слегка шелушилась от ожогов солнца, а серые глаза смотрели доверчиво. «Она и вправду славная», — подумал Максим.

— Пошли в кино, — предложил Черемшанов.

— Пошли, — согласился Максим.

Они уже спустились с плотины и направились в поселок, когда Саша хлопнул себя по лбу, проговорил:

— А главное-то я забыл сказать. Рудницкий объявил: на вторник назначено перекрытие прорана реки.

Максим остановился. Вот так новость! Какой уж теперь отпуск! Ни о каком полете в Москву не придется и думать.

— И знаешь, — продолжал, воодушевляясь, Саша, — как будто нас — тебя, меня и Славика — в день перекрытия перебросят на проран и расставят на важнейших участках. Так что трепещи, старик..

— Неужели и вправду назначат? — недоверчиво и в то же время польщенно спросил Максим.

— Рудницкий врать не станет. Сейчас идет совещание у Карманова, а на завтра намечен особый инструктаж всего спецсостава, — подтвердил Черемшанов.

Друзья остановились у поселкового кинотеатра. Саша, сдвинув на затылок кепку, оставил Катю на попечение Максима и стал протискиваться к билетной кассе.

Перекрытие старого русла было назначено на один из сентябрьских погожих дней. В этот день Максим Страхов, Александр Черемшанов и Вячеслав Стрепетов по приказанию главного инженера Грачева должны были перейти в распоряжение начальника строительного района Дрязгина и выполнять оперативные работы по его усмотрению.

Два дня Максим знакомился с планом перекрытия, хорошо усвоил последовательность всех работ от вскрытия перемычки и пуска воды к водосливной плотине до сброса очередным самосвалом последней порции камня в проран.

План казался ему очень простым и вместе с тем очень смелым. — Его предложил скромный и молчаливый инженер Бут.

Подведенный к водосливной плотине отводящий канал пока был отгорожен от старого русла реки неширокой песчаной перемычкой. Она напоминала дверцу громадного капкана, куда предстояло заманить упрямую реку. В нужный час перемычку должны были взорвать — открыть дверцу капкана, и тогда река устремится по отводящему каналу к водосливной плотине, в которой для спада воды уже будут открыты шандоры — мощные стальные плиты, и тем самым ослабится напор главного течения, устремленного к прорану.

Устройство прорана изумляло такой же дерзкой и умной простотой. Строя песчаную плотину, эту двенадцатикилометровую преграду, замыкающую с юга будущее море, человек исподволь сжимал старое русло реки все больше. И вот наступил день, когда клещи сжались до нескольких десятков метров, оставив узкое горло — проран. Река заволновалась. Она бесновалась, ворчала и задыхалась, как бы почуяв недоброе. Ее зеленоватые мутные волны, до этого медлительные и важные, кружась и взбивая пену, понеслись в проран быстрее. Река словно чувствовала, что ее ждет ловушка, что многовековое древнее русло, суженное до предела, будет навеки перекрыто.

Дважды Максим, Стрепетов и Черемшанов побывали у прорана и на перемычке, обошли в сопровождении начальника строительного района Дрязгина все главные узлы подготовительных работ.

Дрязгин был человек надменный и придирчивый. Судя по выражению его нечисто выбритого, порезанного на подбородке угрюмого лица, было заметно: он недоволен распоряжением начальства прикрепить к нему в помощь молодых инженеров. — «Назначили каких-то мальчуганов… Что я с ними буду делать? — читалось в его нелюдимых, с застывшим навсегда выражением раздраженности усталых глазах. — Натворят тут что-нибудь, а потом расхлебывай».

Почуяв нерасположение к себе Дрязгина, трое друзей старались держаться как можно солиднее и независимее. При этом они сохраняли важную серьезность, особенно Славик и Максим, и обращались друг к другу только по имени-отчеству: «Максим Гордеевич, а как вы думаете…» или «…Вячеслав Григорьевич, а я считаю…» С юношеским обращением они покончили: теперь они были инженерами не только по дипломам, но и на деле, а возложенная на них обязанность побуждала к официальным отношениям… Срывался иногда только один Черемшанов, он забывал, что его слышат начальник строительного района и рабочие, и вдруг окликал: «Макс, послушай!» или «Славик, гляди сюда!»

В ответ на эту фамильярность Максим и Славик меряли его такими строгими взглядами, что бедный Саша сразу прикусывал язык.

— Вы, Страхов, займете пост вот здесь, — недоверчиво оглядев еще раз тонкую фигуру Максима, распорядился Дрязгин и показал на уже готовую, перекинутую через проран эстакаду, с которой пятитонные самосвалы должны были сбрасывать бетонные надолбы и камень.

Максим понял: начальник строительного района намеренно ставит его на самое трудное место… Бывают такие люди, которые любят сверх меры испытывать необлетанных птенцов.

— На вашей обязанности будет следить за правильным сбросом и устранять всякую заминку в подходе самосвалов, — продолжал давать указания Дрязгин. — Предупреждаю: это не какой-нибудь там оползень. Тут голова нужна… — при этих словах Дрязгин покривил черные от пыли губы..

«Погляжу, какой ты будешь храбрый завтра», — прочитал Максим в его глазах и, заранее весь напрягшись, ответил как можно спокойнее:

— Что же, товарищ начальник, некоторые люди своими телами пулеметные гнезда закрывали… А тут, я думаю, и нашего умения хватит…

И отошел с гордым видом.

«Мальчишка! Сопливец!» — глядя ему вслед, подумал Дрязгин.

Чувствуя холодок в груди, Максим на минуту остановился у самого края эстакады. Внизу неслась мутная вода, пенилась, крутилась винтообразными воронками. Что-то будет с рекой завтра, когда с эстакады посыплются тысячи тонн камня! Не вздыбится ли она, не сорвет ли эстакаду, а вместе с нею и самосвалы и людей. Какая узкая и хрупкая деревянная площадка пристроена для распорядителя. Как будто нарочно, чтобы испытать его мужество и хладнокровие.

Максим поглядел вниз. От быстрого движения воды закружилась голова, сжалось сердце.

Ясно и тепло светил погожий сентябрьский день. От реки поднимался знобящий холодок. Она тревожно и враждебно плескалась и шумела. Все вокруг выглядело таким мирным, несмотря на непрекращающееся движение бульдозеров и экскаваторов, заканчивающих подготовку отводящего канала и бетонной площадки-рисбермы к приему речных вод.

Завтра здесь все должно измениться, а пока… Максим еще раз огляделся и усомнился: да полно! Он ли это вместе с другими готовился вступить в решительную схватку с рекой? Не снится ли ему все это? И почему такой близкой, как будто частью его души, стала для него эта площадка, с которой завтра он будет руководить сбросом бетонных глыб и камней? Почему, как перед экзаменом, бьется его сердце?

Максим услыхал, как Дрязгин назначил Славика Стрепетова наблюдать за вскрытием перемычки, а Черемшанова — руководить бесперебойным конвейером самосвалов, и подумал: «Им-то будет легче», Подойдя к Дрязгину, решительно взглянул в его глаза: