Читаем без скачивания Мое лицо первое - Татьяна Русуберг

И тут же поняла, как глупо прозвучал вопрос. Как будто Монстрику мог кто-то помочь! К тому же я узнала почерк.

Д. вжался в спинку дивана, напуганный моей вспышкой, но робко кивнул.

— Это же гениально! — Я забегала из стороны в сторону по залу, как делала всегда, когда что-то взбудораживало меня настолько, что требовалось хорошенько это обдумать. Разные глаза Монстрика настороженно следовали за мной, вправо-влево, вправо-влево — как у кота в ходиках, старинных часах, висевших когда-то в доме моей бабушки. — Ты показывал сказку кому-нибудь еще? Конечно, нет. А надо показать обязательно! Ты офигительно пишешь, Дэвид! Это запросто опубликуют, изи пизи! В каком-нибудь литературном журнале, например. А может, — я взвесила тетрадку на ладони, — тут и на книгу потянет? Слушай! — Я замерла, пораженная внезапной идеей. — А давай я покажу твой текст папе, а? Когда-то в молодости он издал сборник исторических рассказов. Популярностью они не пользовались, и с тех пор он больше не писал, но… У него сохранились какие-то контакты в издательстве, я почти уверена. Он может поговорить с ними насчет… Дэвид!

Монстрик внезапно взвился с дивана и выхватил тетрадь у меня из рук.

— Нет.

— Но почему? — Я решила не сдаваться. — Ты ведь можешь взять псевдоним — многие писатели так делают. Тогда никто не узнает, что это твоя сказка. Ни я, ни папа никому не скажем. Выберешь себе какое-нибудь красивое и загадочное имя, скажем, Шторм Смирнофф — на русский манер. Не то чтобы Дэвид некрасивое имя, но папа говорит, все интеллектуалы обожают русскую литературу. Или, например, Доминика Вудс. Никто в жизни не догадается, что под женским псевдонимом скрывается парень. Ну?

Монстрик судорожно замотал головой, и мне на мгновение стало страшно, что она оторвется от тонкой шеи.

— Слушай, ну хочешь, я даже папе не скажу, кто автор? — уже умоляла я. — А если папа не катит, можно учительнице по датскому показать. Она наверняка тоже поможет с публикацией.

Тут я вспомнила историю с бутылкой, но было уже поздно. Д. зашипел, как разозленный кот, и забился в угол дивана, прижав тетрадь к груди. «Великолепно, Чили! — мысленно укорила я себя. — У тебя просто талант все портить».

— Ну хорошо, — вздохнула я и опустилась на бордовый плюш рядом с Монстриком. — Я никому ничего не скажу о тетради, договорились? Просто мне правда очень понравилась твоя история. Можно почитать, что случилось дальше?

Д. закусил губу, глаза настороженно блеснули. Поколебавшись, он все же положил тетрадь на стол, но сказал тихо:

— Потом. Тебе пора.

Я взглянула на часы в телефоне и удивилась: «Ничего себе! Уроки уже кончились, а я и не заметила, как время пролетело. Папа, наверное, вот-вот придет с работы».

— Ладно, в другой раз тогда, — нехотя согласилась я. — А ты разве не поедешь домой?

Монстрик мотнул челкой в сторону сохнущих штанов на стуле:

— Еще мокрые.

— Хочешь, посижу здесь с тобой? — предложила я.

Кстати, совсем не потому, что хотела оттянуть встречу с папой, у которого наверняка будет куча вопросов из-за происшествия в столовке.

— Иди. — Д. взял кусок пиццы, который деликатно оставил для меня, завернул его в бумагу и протянул мне. Ему явно понравилась пепперони.

— Оставь себе. — Я закинула на плечо свой рюкзак и потопала к двери.

Наверняка Монстрик на меня обиделся. Не надо было на него так давить.

По дороге домой я думала то о сказке Д., то о предстоящем объяснении с папой.

Как там звали маленького принца, сына Лилеи? Принц День? Разве не такое имя Монстрик выбрал себе в наш первый вечер в «Лесном павильоне»?

Что я скажу папе? Интересно, как много он успел разглядеть, прежде чем смог вмешаться?

Выходит, маленький принц в сказке — это Д.? Или Мон-стрик назвался Днем, потому что это было первое, что пришло ему в голову?

Надо все отрицать. Я оказалась там случайно. Я ничего не видела.

Если принц День — это действительно Д., выходит, его родители ему не родные? Это многое объясняло. Но как же голубые глаза? У мальчика в сказке они одинаковые, а у Монстрика — разные.

Или лучше сказать правду? Заложить Эмиля? Но что тогда сделает папа? Расскажет все в школе? Эмиля, наверное, вызовут на беседу, и он сразу поймет, кто стукач. Тогда мне синяки на плечах покажутся щекоткой. А у меня наверняка синяки, потому что больно, когда руки поднимаю.

Я добралась до дома почти одновременно с папой. Только закатила велик в гараж, и тут же хлопнула наша калитка. Я пулей рванула в дом, пока па меня не заметил. Потом как могла тянула время: сходила в туалет, долго мыла там руки. Засела у себя в комнате, обложившись стопками учебников — мол, вся в трудах и вообще у меня сочинение по датскому. Но это не помогло. Папа постучал ко мне в дверь и произнес коронную фразу, которая всегда означала, что мне вот-вот наступит трындец:

— Золотце, нам надо поговорить.

Он уселся на край дивана-кровати и выглядел нерешительно и совершенно нелепо среди подушек с совушками и мягких игрушек, которые мне духу не хватило выбросить при переезде. Я невольно отметила, что па сидит на том же месте, где пару дней назад расположился Д. — если, конечно, можно так сказать про зависание на краешке с таким видом, будто ты птаха, готовая вспорхнуть от малейшего шума.

Папа откашлялся и сунул руку в карман брюк, в котором обычно носил трубку. Курил он дома только у себя в кабинете, но сейчас папе явно требовалась хорошая затяжка. Вытащив трубку, он повертел ее в пальцах, запихал обратно и осторожно начал:

— Тот мальчик, Дэвид… Ну, он заходил к нам в субботу. Это ведь он был в столовой?

— Угу.

Я чувствовала, что отец меня разглядывает, но сил смотреть ему в глаза не было. Я старательно изучала свои пальцы: им давно требовался маникюр.

— Чили, скажи… — Голос папы стал педагогически мягким, заставив меня навострить уши. — А как ты к нему относишься?

Вот это был поворот! Ладони мгновенно вспотели, из груди пополз к шее жар. «Если быстро не успокоюсь, — подумала я, — у меня вот-вот предательски заполыхают щеки».

— Нормально отношусь. — Я осторожно взглянула на папу. Даже его борода, казалось, выражала беспокойство. — А что?

Он снова откашлялся.

— Ну, просто за то время, что мы тут живем, из всех твоих одноклассников у нас в доме побывал пока только он один — Дэвид.

Я потихоньку выдохнула.