Читаем без скачивания Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas - Кассандра Клэр

— Будем считать, твоя лесть сделала свое дело, — его пальцы танцевали на её запястье, легко касаясь пульсирующей жилки. — Помнится, однажды ты дала мне силы для битвы. Наверное, я должен вернуть тебе долг той же монетой, иначе это будет бесчестно. Спрашивай уже.

— Ты любишь меня?

На миг он замер, только пальцы задвигались ещё быстрее, а значит, он услышал.

— Ты действительно хочешь это знать? — наконец спросил он.

— Да.

— Мы в темнице, ближайшая помощь за тридевять земель, Вольдеморт вот-вот загонит весь мир под свой злобный каблук; лучшее, что ждёт нас — это весьма неаппетитная смерть, а ты хочешь обсудить наши взаимоотношения?..

Джинни кивнула.

— Да, я хочу обсудить наши взаимоотношения.

— Ну, без поэмы тут никак не обойдёшься.

Джинни смотрела на него, не моргая.

— Ты уж попробуй.

— А у нас есть пара минуток до начала Армагеддона?

— Какие ещё будут предположения?

Драко, едва ли не улыбаясь, подошёл к гардеробу и, дёрнув плечами, ударил по нему, тот заскрипел в ответ.

— Значит, хочешь знать, люблю ли я тебя.

— Драко, не юли.

— Я никому никогда не говорил, что люблю.

— Как же так, — удивилась Джинни, — а как же Гермиона?

— Она как-то спросила меня, и я ответил «да». Но я никогда не предлагал свою любовь, ибо это прозвучало бы как оскорбление, — задумчиво ответил Драко, и Джинни поняла, что он говорит чистую, чистейшую правду: пусть не о своих чувствах к ней — зато о чувствах в принципе. — По отношению к ней и к Гарри. Я не мог так поступить.

— Значит, Блэз?

— Мне нравилось смотреть на неё. И мне нравилось, что она любит меня, но я её — нет, во всяком случае, не в том смысле. Я никогда не говорил ей о любви — это было бы неправдой. Раньше я думал, будто вообще никогда не смогу влюбиться, потом мне казалось, что это меня тут же убьёт, — я ошибся и в том, и в другом. Любовь меня не убила, хотя временами, — добавил он сухо, — мне действительно хотелось сдохнуть. И ведь я-то никогда тебя не спрашивал, любишь ли ты меня, верно?

— Я уже отвечала тебе — да. Я знаю, что ты думаешь — будто я люблю не тебя, а того, кого сама себе напридумывала… Это не так. Я не считаю тебя принцем на белом коне, явившимся героически спасти меня — мне не нужно ничего подобного. Мне просто нужен ты — такой, какой ты есть.

— Какой я есть… — с какой-то усталой озадаченностью повторил Драко.

— Да — какой есть, хороший ли, плохой ли, — Джинни осеклась. Драко стоял неподвижно, ожидая продолжения. Джинни почувствовала, как слова рвутся наружу — все мысли о нём, которые она так старательно прятала. — Пусть временами ты трусоват, пусть иногда высмеиваешь то, с чем не согласен, пусть ты эгоистичен и пугаешься собственных чувств… Ты ненавидишь слабость, а потому можешь быть по-настоящему жестоким, в первую очередь — по отношению к себе самому, и тем, кто любит тебя, приходится смотреть, как ты над собой издеваешься. Как, например, сейчас, — запоздало добавила она. — И ты выглядишь просто ужасно.

Он сдавленно рассмеялся:

— Ну, ударь меня, ударь побольней…

— Но в тебе ведь столько хорошего, — продолжала Джинни срывающимся голосом, — я знаю: ты любишь людей, любишь такими, какие они есть… поэтому, по большому счёту, нет смысла спрашивать, любишь ли ты меня: если б любил, ты бы это знал.

Драко потрясённо смотрел на неё, будто Джинни только что дала ему пощёчину.

— Нет. О, Господи, ты же всё перевернула с ног на голову. Это только моя вина, — он шагнул к ней, и теперь они могли дотронуться друг до друга, но Драко не протянул руки.

— Откуда ж мне знать? Я вообще не уверен, способен ли я на любовь, — не в смысле «любовь всей жизни», а только страсть в минуты, когда лучше б обойтись без неё, и полное её отсутствие тогда, когда она действительно нужна… И никто в этом не виноват — разве что мой отец, ведь всё, что я узнал меньше, чем за год — разницу между любовью и ненавистью, Джинни. Я ещё дитя — тебе, возможно, нужен кто-то… повзрослее. Тот же Финниган…

— Мне нужен ты и только ты…

— Знаю… Нечестно, правда? По отношению к нам обоим…

— Но ты же знаешь разницу между любовью и ненавистью, — прошептала она, — ты любишь Гарри…

— …и буду любить до самой смерти, хотя, полагаю, это уже не бог весть какое обещание с учётом обстоятельств.

— Мне кажется, это совсем другая любовь, — заметила Джинни и продолжила, видя, что Драко не собирается ничего уточнять: — Ты любил Гермиону, был влюблён в неё, и даже тогда, в розовом саду, едва не сказал это.

— Я вот всё думаю, влюбился бы я в Гермиону, не люби её Гарри, — задумчиво произнёс Драко. — Дело в том, что Гарри перенёс в меня частичку себя, когда мы махнулись телами, и самое сильное его чувство осело и во мне… Ничего не изменить, не изгнать, но можно хотя бы объяснить, как мне кажется.

— Ты по-прежнему любишь её… — уличающе сказала Джинни.

— В каком-то смысле да, — легко согласился Драко, — однако я отодвинул это чувство вместе с прочими детскостями… Да-да, я в курсе, что повторяюсь. Довольно. Джинни, пожалуйста, взгляни на меня.

Она подчинилась. Внутри него всё кипело в огне лихорадки, но глаза были ясными и прекрасными в своей прозрачности.

…Когда он умрёт, они закроются навсегда, — подумала она и тут же яростно отшвырнула эту пронзительную до боли мысль.

— Поверь мне, — продолжал он, — Гермиона не стоит между нами, так что не вини её: не из-за неё я не могу сказать, что люблю тебя. Если кто и виноват, если кого ты и должна ненавидеть — так это меня и только меня. Я изъеден, изломан внутри, я всегда таким был, а времени на то, чтобы собрать себя воедино, уже не осталось — и из-за этого дурацкого надлома у меня украли шанс, такой изумительный шанс просто влюбиться и просто измениться, меня… нас обоих лишили этой возможности. Если б я мог измениться, Джинни, я бы полюбил тебя всеми ошметками, оставшимися от моей души. Но время… на это нужно время, и именно его-то у меня и нет. Я умираю, а любовь не может расцветать в умирающем сердце: с тем же успехом можно выращивать во тьме цветок, поливая его кровью. Понимаешь?

…Нет, — хотела сказать Джинни, но это было бы невежливо; и сквозь всю свою боль и горечь она почувствовала всплеск невероятной жалости: умирающий, нелюбивший и нелюбимый… — это было сущей пыткой для её романтической души, и не только для её, ибо под внешним равнодушием и горечью Драко испытывал то же самое. Жалость, опустошённость, мучительное сожаление.

— Я почти поняла… — начала она, — как бы я хотела, чтобы…

Она осеклась, заслышав за спиной шум и, обернувшись, увидела какое-то движение у гардероба в углу.