Читаем без скачивания Охотники за мифами - Кристофер Голден

— А я-то думала, Фрост уже все тебе объяснил… По эту сторону Завесы ничто не может существовать иначе, нежели в пространстве, параллельном заповедным местам на той стороне. Когда заповедники в вашем мире уничтожаются или застраиваются, то опустошается, разрушается и часть земли здесь. Наш мир сжимается. Часто такое разрушение оставляет после себя кусок выгоревшей земли, рану в Завесе. Со временем раны затягиваются, но здешний мир становится меньше.

Конь под Оливером забеспокоился, тихо всхрапнул, будто его что-то встревожило. Оливер крепче сжал в руках поводья и внимательно всмотрелся в смутные очертания города на востоке. Силуэт самой высокой башни уже озарял рассеянный свет солнечных лучей, хотя само светило еще не появилось из-за горизонта. На таком расстоянии невозможно было судить с полной уверенностью, но казалось, что на сторожевых башнях все спокойно.

— Едем? — спросила Кицунэ.

Оливер кивнул, но тут же, нахмурившись, оглянулся по сторонам:

— Хорошо. Вот только где Фрост?

Листья березы, под которой они укрывались, зашелестели от внезапного порыва ветра. Оливера окатило волной морозного воздуха, и ему сразу стало зябко. Изо рта пошел пар, закружилось несколько снежинок, словно слетевших с дерева. Лошади забили копытами, одна из них фыркнула.

— Я здесь, — ответил Фрост, и вихрь начал превращаться в маленький смерч из снега и льда. Потом ветер затих, а перед ними предстал зимний человек.

Кицунэ плотнее завернулась в плащ, чтобы защититься от холода, который принес с собой Фрост.

— А я все гадала, когда ты вернешься. Думала, может, ты решил покинуть нас навсегда…

Зимний человек смерил ее мрачным взглядом. Из его глаз тек туман. Потом взглянул на Оливера, зазвенев сосульками волос. После долгого перерыва знакомый звук показался очень приятным.

— Я отправился вперед, чтобы определить наилучшее место для входа в город. Нам придется сделать круг, чтобы войти с юга. — Фрост повернулся к Кицунэ. — Караул сменяется на рассвете, надо этим воспользоваться. Значит, надо торопиться. Лошадей придется отпустить.

Оливер ахнул:

— Разве это разумно? Что, если придется бежать?

— Наше появление покажется не таким подозрительным, если мы пойдем пешком.

— Что значит «наше приближение»? — спросила Кицунэ. — Ведь ты можешь превратиться в ветер и без риска бродить где угодно.

— Верно. Но когда мы окажемся в стенах города, вам двоим предстоит проделать кое-какую подготовительную работу. Вы можете смешаться с жителями. А я — нет.

Взявшись за луку седла, Оливер спешился.

— Хватит болтать. До смены караула не больше двадцати минут. Надо идти.

Оба Приграничных смотрели на него, словно изумляясь резкому тону. Оливер развеселился. Как бы ни изумляло его все окружающее, включая двоих товарищей, благоговейный ужас, который он испытывал с того момента, как впервые пересек Завесу, уменьшался с каждым часом. Оливер считал, что это к лучшему. Ведь благоговейный ужас в трудный момент может привести к колебаниям, а колебания — к гибели.

Кицунэ тихо засмеялась и слезла с лошади. Потом потянулась к уху животного и что-то прошептала. Оливеру было любопытно, могут ли Кицунэ и лошадь понимать друг друга, но спрашивать не стал.

Путники покинули рощицу и направились через зеленые поля к Перинфии. Зимний человек быстро шагал рядом со спутниками. Они побежали по тропинке, которая наискосок пересекала Дорогу Перемирия, стараясь преодолеть открытое пространство как можно быстрее. Слышались только топот Оливера, звяканье сосулек на голове Фроста да свист ветра. Тропинка проходила как раз за участком выжженной вулканической земли. Из глубин ямы шел такой вонючий серный запах, что Оливеру пришлось дышать ртом. Он пожалел, что не может вообще перестать дышать.

Они мчались, пригибаясь и выбирая участки с самой высокой травой, то и дело поглядывая на город. Там начали загораться огни: ранние пташки приветствовали приход зари. Но сторожевые башни оставались погруженными во мрак и тишину.

К городу приближались под углом, но затем, по знаку Фроста, свернули на прямой путь. Он пролегал как раз меж двух сторожевых башен, расположенных примерно в четверти мили друг от друга. Небо продолжало светлеть, и Оливеру показалось, что в верхнем окне правой башни он увидел какую-то темную фигуру. Слева не было заметно никакого движения, но внезапно до Оливера дошло, какую поразительную ошибку они совершают.

— Сущий идиотизм! — прошептал он. — Вам обоим совершенно незачем показываться, вы же выглядите очень подозрительно. Сейчас меня не нужно защищать. Нас всех поймают…

— Оливер! — предостерегающе воскликнул Фрост.

— Уходи отсюда. И ты, Кицунэ, тоже. Когда мы так бежим, мы привлекаем лишнее внимание. Доверьтесь мне. Просто уйдите.

Не успел он договорить, как зимний человек уже превратился в воронку из снега и льда и унесся вместе с ветром, пробежавшим по лугу. Кицунэ подняла капюшон, одним неуловимым, плавным движением трансформировалась и, став лисой, тут же исчезла в высокой траве.

Оливер остался один в ста ярдах от городской черты. Солнце начало всходить. Не обращая внимания на сторожевые башни, он поднял воротник и пригнулся, стараясь защититься от ветра. Зашагал торопливым шагом, не переходя на бег, — обычный прохожий, сожалеющий о том, что решился выйти на прогулку. Конечно, он ни секунды не надеялся, что это сможет усыпить бдительность любого стража, который его заметит. Ни в поле, ни на дороге не показывалось ни души — значит, такого рода прогулки за пределами Перинфии были явлением необычным. Вопрос заключался в том, насколько рьяно заняты власти поиском Вторгшегося.

Конечно, гораздо лучше было бы остаться вовсе незамеченным, чем думать о том, каким может оказаться ответ на этот вопрос. Поэтому, склонив голову, он шагал вперед и шепотом молился. Все тело буквально зудело под взглядами устремленных на него глаз — хотя, скорее всего, ему лишь мерещилось. «Паранойя», — подумал Оливер. Щеки у него разгорелись, ладони в карманах покрылись холодным потом.

Несмотря на холодный ветер, он вспотел. Горло сжималось, пульс участился. Облизывая губы, он глянул под ноги — и вдруг с удивлением обнаружил, что каблуки его ботинок уже не приминают мягкую траву, а ступают по мощенному булыжником тротуару. В глубине души мелькнула искра надежды, но он отсчитал еще двадцать шагов и лишь затем решился поднять голову.

Он оказался посреди улицы. Вдоль тротуаров стояли рядком ухоженные дома, в основном из бурого камня, с гранитными лестницами и высокими арочными окнами. Все вокруг напоминало Старую Европу, без конкретных указаний на ту или иную страну; впрочем, грубоватость каменной кладки домов и цветочные ящики под окнами наводили на мысль о Голландии. Цветы источали такой приятный аромат, что Оливер даже остановился.