Читаем без скачивания Лучший друг девушки - Вера Кауи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Широко раскрыв рот и ничуть не смущаясь от этого, Роз весело расхохоталась.
– Мой образ жизни и я теперь неразлучны. Пойдем, я поставила на лед целый кувшин маргаритас.
– Ангел ты мой!
Вслед за Роз Тони прошла в наполненную солнцем гостиную, выходившую на террасу, откуда открывался прелестный вид на бухту. Отделанные ситцем с горевшими на нем цветками мака диван и кресла были скорее удобными, чем изысканно-утонченными, вдоль двух стен тянулись набитые книгами полки. Книги и листы бумаги стопками лежали и на большом кофейном столе, придвинутом вплотную к дивану. На одной из книг, греясь в лучах солнца, лежала мармеладного цвета кошка. В разных местах комнаты стояло несколько ваз с небрежно вставленными в них цветами, а одна из стен, без книжных полок, была сплошь завешена картинами.
– Что это? – спросила Тони.
– Морские пейзажи Викки, остальные – Питера.
– Что он еще и рисует, а не только читает лекции по живописи?
– Только ради собственного удовольствия. Он обладает потрясающей способностью постигать сущность чужих полотен, сам же, увы, талантом живописца обделен – во всяком случае, таким, каким бы мог гордиться. У него на этот счет требования, прямо скажем, космические.
– В галереях на Мэдисон-авеню я видела кое-что и похуже, хотя указанные там цены исчисляются десятками, а то и сотнями тысяч долларов.
– Он бы наверняка согласился с тобой, так как верит, что истинному таланту вообще цены нет и произведения искусства невозможно оценить той или иной суммой денег. – Роз улыбнулась. – Удивительно несовременная точка зрения.
– Ты говоришь прямо как твоя мать, – заметила Тони.
– Как она там? – спросила Роз, разливая бледно-зеленую жидкость по двум большим бокалам.
– Как всегда. Правда, теперь уже выкуривает подряд по три пачки в день. – Тони встретилась взглядом с Роз. – Он тоже совсем не изменился. Но довольно о них, меня больше интересуешь ты. – Тони взяла свой бокал. – Твое здоровье, детка. – Отпила несколько глотков и удовлетворенно крякнула: – Вот это «Маргарита», так «Маргарита»!
– Рецепт мне сообщил один бармен из Сан-Диего после того, как я ему сказала, что картина, которая висит у него в баре – а он ее получил взамен довольно крупного неоплаченного счета, – принадлежит кисти раннего Ротко.
Тони почти наполовину осушила свой бокал.
– Лично я кроме Нормана Роккуэла вообще никого не знаю, поэтому удивляться не буду.
Роз подалась над столом, чтобы снова доверху наполнить ее бокал.
– А чему будешь удивляться? – глядя Тони прямо в глаза, спросила она.
– Я же тебе уже говорила: ничего не изменилось с тех пор, как ты уехала. Твоя мать как шла, так до сих пор и топает по проторенной своей дорожке, вернее, колее; твой отчим как делал свои миллионы, так и продолжает их делать. Диана все так же его капризная любимица, Дэвид все тот же херувим, а Джеймз все так же блюдет врата храма Ливи. – Тони помолчала. – Но мне казалось, что он пишет тебе и держит тебя в курсе всего.
– Значит, не всего, и ты об этом прекрасно знаешь.
– А как насчет того, чтобы просветить меня по поводу некоторых вещей, которых я действительно не знаю... Например, что заставило тебя так спешно покинуть поле сражения после столь блистательного дебюта?
– Билли стал приставать ко мне.
– А-а-а... Я чувствовала, что что-то случилось, но это уж чересчур. Он, скорее всего, был здорово пьян.
– Вдрызг, но это вовсе не давало ему права лапать меня. Поэтому я и врезала ему кой-куда коленом – и довольно сильно. Если бы я осталась, то атмосфера здорово бы накалилась.
– А разве она и без того не накалена?
– Было бы еще хуже. Он бы бесился от собственной глупости, а я бы злопыхала по поводу его хамства. Рано или поздно невозмутимый мамочкин фасад рухнул бы, как храм царя Соломона. Я бы, конечно, не возражала, чтобы Билли был заживо погребен под его обломками, но мне очень бы не хотелось, чтобы осколки задели и ее. Кроме того, я все равно должна была уехать. Это специально оговаривалось, когда я согласилась на свой дебют. Просто я решила сделать это раньше, а не позже. Так оно оказалось даже лучше, потому что вряд ли она ждет от меня большего в будущем.
– О твоем побеге она, кстати, узнала только на третий день. У нее разыгралась дикая мигрень, можно сказать, всем мигреням мигрень – между прочим, с каждым разом ее головные боли все сильней и сильней, и она живет только за счет транквилизаторов. – Тони откинулась на подушки дивана. – Теперь, когда у тебя самой завелся мужчина, тебе легко судить о матери.
– Если бы Питер обращался со мной, как Билли с мамой, я бы его давно утопила в океане.
– Значит, у вас с ним все в порядке?
– Я даже представить себе не могла, что может быть так хорошо.
– А... Это многое проясняет, – улыбнулась Тони. – Хотелось бы хоть глазком взглянуть на него.
– С виду он так себе, и смотреть-то не на что, но у него потрясающий ум.
Тони улыбнулась и печально покачала головой.
– Только ты способна влюбиться в ум мужчины. А как насчет другого?
Усмешка, чуть тронувшая губы Роз, не прошла незамеченной для опытного глаза Тони, которая верно ее расшифровала.
– Жалоб нет.
– Он живет с тобой здесь?
– Он здесь появляется. Если бы он жил постоянно, это бы отрицательно сказалось на его положении в Беркли. Но он старается бывать здесь как можно чаще.
– Вы поженитесь?
– Нет.
– Почему?
– А зачем?
– Дети...
– Они не входят в наши планы – пока.
– Тебя не волнует, что он в два раза старше тебя?
– Только хронологически.
– А как насчет Флоренции?
– Придет время...
– Господи, да ты по уши влюблена, – удивилась Тони.
– Да, – простодушно созналась Роз, – влюблена.
Она вовсе не желала этого. Одного взгляда на чрезмерно худого для своего роста, неопрятного и взъерошенного мужчину, именуемого Макферсоном искусства и всеми обожаемого, было достаточно для скептической мысли: «Надеюсь, что звучишь ты намного лучше, чем выглядишь». Ибо, как всегда, глаза ее, словно микроскопы, многократно увеличивали каждый его изъян. Нечесаные и сальные космы нуждались в стрижке, одно ушко его роговых очков крепилось с помощью липкой ленты, а одежда красноречиво свидетельствовала о вынужденных мерах бережливости. У него был крючковатый профиль и раздвоенный подбородок, но, когда он начал говорить, она онемела от изумления, поглядев на свои руки, мгновенно покрывшиеся гусиной кожей, так что каждый волосок стоял дыбом. У него был голос прирожденного оратора: сильный, звучный, а типично европейское произношение кого-то ей здорово напоминало... кто бы это мог быть... Поль Анри! Да, именно его, Поля Анри, в главной роли в фильме «Ныне странствующий», в которого она влюбилась сразу же, как только посмотрела фильм по телевизору. Голос лектора еще больше стал напоминать ей голос Поля Анри, когда он, все более возбуждаясь, принялся излагать свое кредо, и то, что он говорил, в тот же день и миг обратило Роз в его веру.