Читаем без скачивания Лучший друг девушки - Вера Кауи

– О нет, Роз четко дала понять, что у нее нет ничего общего ни со мной, ни с миром, в котором я живу. Я не желаю явиться непрошеным гостем туда, где меня не хотят видеть.

– А тебе никогда не приходило в голову, что именно твой приезд был бы ей нужен больше всего?

– Сомневаюсь. Она едва дождалась момента, чтобы сбежать от меня.

Теперь, повидав Роз, Тони не собиралась открыть ей истинную причину того, почему дочь столь поспешно покинула отчий дом. Так будет вернее: навозную кучу лучше не ворошить... но она с радостью сообщила сестре о мужчине, который сумел захватить ум и сердце Розалинды.

– Он – само обаяние... как и все они там, в Вене. Умен, говорит как по писаному и с таким странным акцентом, который обволакивает тебя, как густой крем, но слушаешь его как завороженная с первых же слов. Самоуверен, обо всем имеет собственные суждения и не стесняется высказывать их вслух.

– Он красив?

– Нет. Он выглядит тем, кем является: интеллигентом, причем интеллигентом европейского пошиба. Родом он из Вены.

– Как думаешь, он охотник за приданым? Ведь он уже не так молод...

– Он даже понятия не имеет, что Розалинда из рода Рэндольфов.

Ливи успокоенно кивнула.

– Значит, она довольна. – В голосе ее звучала печаль.

– Вне всяких сомнений. Не без бурных междусобойчиков, как сказал бы Джеймз. Но она ко всему этому относится... легко, без надрыва.

– Обо мне спрашивала?

– Да.

Ливи кивнула, но уголки ее большого рта печально опустились, как бы говоря: «Могу себе представить, как она это сделала. Будто спрашивала об общих знакомых».

– Ну что ж, – вздохнула она, мужественно улыбнувшись, – главное, что она довольна...

Одним ранним утром девять месяцев спустя Роз, раздвинув занавески, обнаружила, что за окнами стоит густой туман, в котором едва маячат башни моста через пролив Золотые Ворота.

– Ну и денек выдался сегодня, – сказала она своему любовнику, пившему первую чашку черного как смоль кофе по-венски.

– Погода меня не волнует, большую часть времени я все равно проведу в помещении, – отмахнулся Питер.

– Ты мне дашь знать, как у тебя все получится? – спросила Роз.

– Естественно, но я заранее знаю, что все будет хорошо. У меня такое чувство, что они мертвой хваткой вцепятся в книгу из боязни, что кто-то другой может их опередить.

– Надеюсь, дорогой, очень надеюсь...

Питер написал книгу об австрийских художниках, куда включил и своего любимца Климта, и торговался сейчас с издателем из Нью-Йорка, который, находясь по делам в Сан-Франциско, пригласил его в свой офис, чтобы обсудить возможность выхода его книги в течение следующего года. Множество цветных иллюстраций делало ее издание весьма дорогостоящим предприятием, а так как Питер был дьявольски щепетилен в вопросах представления искусства, разговор обещал быть весьма напряженным.

– Постарайся сдержать себя, – напутствовала его Роз. – Помни, что у него на руках все карты. В твоих интересах, чтобы он купил у тебя право на издание твоей книги и выпустил ее так, как тебе этого хочется. Поэтому будь с ним поделикатнее.

– Если он согласится заплатить то, что прошу я, буду податливее воска.

– Это будет незабываемый день!

– День этот уже наступил, но, чтобы еще больше подстраховать себя, я должен начать его правильно...

Он протянул к ней руки.

– А у нас хватит времени? – практично заметила Роз.

– Я должен быть там во второй половине дня. Сначала мы будем долго и нудно рядиться, потом сделаем перерыв на ленч, потом будем рядиться дальше. Если хочешь, чтобы я был само благоразумие, ты должна помочь мне, создав соответствующий умственный настрой...

– Не говоря уже о телесном...

Но, произнося это, Роз уже сбрасывала с себя халат.

Он уже ждал ее в постели. С невероятной быстротой пенис его был готов к ней, и то, что он им вытворял, буквально завораживало и притягивало к нему Роз. Сама этим пораженная, она вдруг обнаруживала в себе страсть, о существовании которой даже не подозревала. Когда его длинные пальцы проникли вглубь того места, где вскоре ожидался и он сам, она привычно ощутила, как внутри нее все словно растаяло, растворилось в огне, который он зажег в ней. Эротическую игру он начинал неторопливо, не спеша, намеренно растягивая ее во времени, пока она не взмокала и едва не теряла голову от исступленного желания, и, когда он чувствовал, что еще секунда, и она не выдержит более накала страсти, он быстрым и ловким движением менял положение их тел, сам оказываясь внизу на спине, оставляя ее сверху на нем, словно всадника на коне, входя в нее так глубоко, что она чувствовала, как он давит ей на шейку матки.

Его руки, лежа на ее бедрах, направляли ее движения: то прямолинейные вверх и вниз, то боковые из стороны в сторону, то круговые, упоительно замедленные или до безумия быстрые. Едва она склонялась к нему, изнемогая от его добела раскаленной твердости внутри себя, как его губы и язык начинали подергивать ее напряженные, выпрямленные, розовые, чрезвычайно чувствительные соски, и тогда волны двойного блаженства накрывали ее с головой. Все убыстряющийся темп ее надрывного и прерывистого дыхания, по мере того как один ее неистовый оргазм сменялся другим, еще более мощным, служил отличным показателем ее состояния, своей чувственностью разжигая и его чувства и побуждая его на новые эротичесние подвиги, пока наконец после очередного неистового оргазма с закрытыми глазами и широко открытым ртом, выгнувшись, как туго натянутый лук, она не застывала на месте. Голосовые связки ее напрягались, из горла рвался крик, нечто среднее между стоном и воплем, и только тогда он позволял наконец расслабиться и себе.

В изнеможении, переплетясь телами, некоторое время они оставались неподвижными, пока к ним не возвращалось нормальное дыхание и неизбывная энергия Питера – феноменальная для мужчин его возраста – не срывала его с кровати.

– Ну-ка, покажите мне этих страшных драконов! Сегодня никто и ничто не в силах устоять против меня! – драматично провозгласил он.

– Надеюсь, ты все же не забудешь мне позвонить? – смеясь, напомнила ему Роз.

Ей тоже очень хотелось, чтобы ему повезло. Это был уже четвертый издатель, и, возможно, последний. Ему бы попридержать свой язык, не говорить с ними таким тоном, словно они были круглыми идиотами, хоть немного унять гордыню и пойти на определенные уступки. Но увы! Когда речь шла об искусстве, поблажек он не делал никому.

– Я позвоню тебе, как только у меня будет что сказать. Только не знаю, когда сумею это сделать. Может быть, сразу же, поскольку у нас сначала будет ленч, который, вероятнее всего, перейдет в обед. Но в любом случае, ты будешь первая, кто обо всем узнает.