Читаем без скачивания Лучший друг девушки - Вера Кауи

– Да, – сказала Роз, снова очутившись прямо в середине мыльного пузыря, видя, что происходит вокруг, но не чувствуя ничего. Все сознавая, но ничему не веря.

– Мерсер говорит, ты была его лучшей студенткой, поэтому, думаю, тебе хуже нас всех. Интересно, кого они поставят на его место? Мерсер говорит, скорее всего это будет старый зануда, профессор Гарднер, в таком случае, говорит Мерсер, она скорее всего куда-нибудь переведется, потому что не собирается корпеть на его занудных лекциях и слушать, что он бубнит себе под нос по бумажке: после блестящих лекций доктора Дзандаса и того, что он...

– Да, – снова сказала Роз. – Мне пора идти. Спасибо, что все мне рассказала. Я просто хотела удостовериться...

– Я понимаю, что ты чувствуешь. Я говорю своему брату, говорю, слушай, Стив, ты точно уверен...

Второй раз за этот час Роз оборвала разговор на полуслове.

Она не помнила, как промчались дни, которые она провела, сидя в большом кресле Питера, придвинутом к окну, и бездумно гладя примостившуюся у нее на коленях Расти, мармеладную свою кошку, невидящими глазами глядя прямо перед собой, без еды, без сна, не испытывая ничего, кроме навалившейся на нее пустоты. В полном оцепенении.

Теперь она уже ничего не могла сделать, ни ради него, ни для него. Ей оставалось только одно – молчать. Их секрет так навсегда и останется личным их секретом. Каким-то шестым чувством она угадывала, что он хотел бы именно этого.

Вездесущая Мерсер, стремясь выяснить, почему Роз перестала ходить на занятия в университет, часто ей звонила, держа ее в курсе всех событий. Декан опознал труп, после чего тело отправили на восток, в Пенсильванию, где должны были похоронить.

– Догадайся, кто это сделал? – воркующим голоском спросила Мерсер.

– У него, насколько мне известно, живы родители.

– Да, но они не приехали. Похоронила его собственная жена.

Роз почувствовала, как давешний мыльный пузырь вновь низринул ее в свою вязкую тишину, и только громкое тиканье часов разрушало ее.

– Роз? Ты меня слышишь?

– Да.

Как спокойно она это сказала, с каким самообладанием, хотя эти слова, подобно взрыву бомбы, в мелкие клочья разнесли ее оцепенение. И стало больно.

– А я думала, что ты удивишься. До чего же был хитер, а? Никто понятия не имел, что у него есть жена, и не только жена, в придачу еще и двенадцатилетний сын. Ну, как тебе это?

Роз ничего не ответила.

– Эта безвременная кончина вскрыла целый клубок неприятных вещей. Как, например, его роман со старшекурсницей, когда он только поступил на работу в Беркли. Какая-то богатая дурочка из Пасадены, с которой у него была страстная любовь до гробовой доски, пока она не кончила университет и не уехала в Сорбонну сдавать экзамены на магистра. У нее на берегу океана, недалеко от Кармеля – то ли городка, то ли поселка, – был маленький домик, точно как у тебя в Соселито... надо же, какое совпадение! Женушки тогда тоже не было в помине. А из Пенсильвании ему пришлось уехать тоже из-за какой-то девицы на одном из его курсов. Кто бы мог подумать такое о нашем дорогом профессоре Ку-ку, как ты его окрестила? Уж не знаю, был ли он на самом деле «ку-ку», а вот бабником – точно. Недаром же говорят: внешность обманчива! А он был явно не Роберт Редфорд! – Мерсер вздохнула. – Видимо, во всем повинны это его дьявольское обаяние... и этот его голос. Когда я впервые услышала его, у меня мурашки по телу поползли...

Каждой женщине свое, подумала Роз, затем сообразила, что, видимо, сказала это вслух, потому что Мерсер засмеялась и воскликнула:

– И еще какое свое! – Роз услышала, как она снова вздохнула в трубке. – Н-да... вдова увезла его в Скрэнтон или куда там еще. Пройдет неделя, и все будет так, будто его вообще не существовало на свете. К тому времени, надеюсь, ты начнешь ходить на занятия?

И вот тогда Роз сообразила, что Мерсер, всегда умевшая отлично разгадывать головоломки, нашла недостающую деталь и в этой.

– Как и любое действо, жизнь невозможно остановить, – сказала Мерсер.

Разочарованная тем, что Роз опять не прореагировала на ее слова, она язвительно добавила:

– Во всяком случае, мою жизнь... А что касается твоей – не знаю...

– Сука!

Роз хотела положить трубку на рычаг, но не смогла этого сделать. Некоторое время негнущимися, бесполезными и бесчувственными пальцами она еще пыталась что-то нащупать, потом просто смахнула телефон на пол. Лицо ее исказилось, из глубин души стал подниматься к горлу звук, подобный рычанию, и когда он достиг ее губ, то сорвался с них диким звериным воем отчаяния и боли. Она нагнулась, подняла с пола телефон и, все еще по-звериному воя, с размаху запустила им в стенку.

Неделю спустя, эмоционально опустошенная, она возобновила свои занятия в университете, пережив в полном объеме всю гамму чувств, начиная с горя и кончая злобой. Не в состоянии возвращаться в тишину дома, она часами бесцельно колесила на машине, раскатывая взад и вперед вдоль береговой линии. Затем намеренно стала отыскивать те места, которые были «особенными» для них обоих или, во всяком случае, таковыми казались ей раньше, надавливая этим на больной зуб, пока боль вообще не потеряла для нее всякое значение, думая при этом о возможной или возможных своих предшественницах, которых он, вероятнее всего, тоже привозил в эти места. Ведь, в сущности, он был из тех мужчин, которые во всем стремятся к упорядоченному образу жизни. К примеру, имея жену и сына в Пенсильвании, обзаводятся любовницей в Калифорнии, разделив их расстоянием в строго определенные три тысячи миль.

Меня надули и обчистили, думала она. Как последнюю дуру, да еще с моей же помощью. И она собрала все, что напоминало о нем, и выбросила на помойку. Его особый, венский, кофе, чашку, из которой он его пил, книги, которыми он пользовался, – книги были ее, он бдительно следил за тем, чтобы не оставить после себя никаких следов в доме, где прожил почти три года. У нее не было от него никаких подарков – «единственное, что я могу тебе подарить, – это себя». Он мог только брать, как это теперь открылось ей, причем обладал при этом изумительной проницательностью, не искаженной самой пылкой из страстей. Подарки дарила она: одежду, книги, отделанный под перламутр «Ролекс» (никаких дарственных надписей, предупреждал он ее), взятый убийцей вместе с бумажником из телячьей кожи и дорогим портфелем. После уборки не осталось ничего, что свидетельствовало бы о его пребывании здесь, будто и ноги его никогда не было на пороге ее маленького домика. (Его она затем отдала в руки агентства по уборке квартир и домов, вылизавшего все, от основания до крыши, и уничтожившего даже самый запах Дзандаса.)