Читаем без скачивания Злой волк - Неле Нойхаус

По крайней мере, Ханну перевели сегодня из реанимации в обычную палату, и перед дверью теперь сидел полицейский в униформе, как распорядился комиссар Боденштайн.

– Привет, Майке, – пробормотала Ханна. – Возьми стул и сядь поближе.

Майке послушно взяла стул и села. Она скверно себя чувствовала. Весь день ее преследовал упрек той дамы-полицейского, что она виновна в смерти Леонии Вергес, так как утаила эту идиотскую записку.

Этому нет ни извинения, ни оправдания, даже несмотря на то, что она пыталась уговорить себя, что сделала это, чтобы не навредить расследованиям Ханны. В действительности ей это было просто безразлично.

Ханна протянула руку и вздохнула, когда Майке, помедлив, коснулась ее.

– Что случилось? – спросила Ханна тихо.

Майке боролась с собой. Сегодня утром она ничего не сказала о смерти Леонии Вергес и сейчас не хотела ей об этом сообщать. Все вокруг нее, казалось, рушилось, растворялось. Человек, которого она знала, с которым разговаривала, был мертв. Леония мучительно умирала, в то время как она думала только о себе, а не о возможных последствиях для других. Всю свою жизнь она чувствовала себя жертвой, с которой несправедливо обошлись, которую не любили. Она хотела добиться расположения других: в знак протеста то ела все подряд, то худела до истощения, была злобной, несправедливой и язвительной, все в отчаянной тоске по любви и вниманию. Часто она обвиняла мать в эгоизме, но в действительности эгоисткой была она сама, потому что всегда только требовала и никогда не отдавала. Нет, она не была достойной любви девочкой и не без причины никогда не имела лучшей подруги или, тем более, друга. Тот, кто не любит себя сам, не может также рассчитывать на любовь других. Единственным человеком на свете, который всегда принимал ее такой, какая она есть, была ее мать, которую она превратила в символ врага, потому что втайне ей завидовала. Ханна была всем тем, кем она сама мечтала стать, но никогда бы не стала: самоуверенной, красивой, окруженной мужчинами.

– Для тебя это тоже нелегко, я знаю, – пробормотала Ханна невнятно и чуть сжала руку Майке. – Хорошо, что ты пришла.

На глазах Майке появились слезы. Больше всего ей хотелось положить голову на колени Ханны и поплакать, потому что ей было очень стыдно за свою низость и подлость. Она вспомнила все те гадости, которые она говорила и делала своей матери, и желала только, чтобы ей хватило, по меньшей мере, мужества для искренности и покаяния.

«Я поцарапала твой автомобиль и проткнула шины, мама, – думала она. – Я рылась в твоем компьютере и не передала в полицию записку, которую написал тебе Килиан Ротемунд, только потому, что хотела вызвать интерес у Вольфганга. Возможно, поэтому умерла Леония Вергес. Я завистлива, зла и омерзительна, и я не заслужила твоего терпения и прощения».

Обо всем этом она размышляла, но не произносила вслух.

– Ты можешь купить мне новый айфон? У меня есть еще одна TWIN-карта в письменном столе в офисе, – прошептала Ханна. – Может быть, ты сможешь ее синхронизировать? Мои данные доступа для MobileMe есть на записке под настольной подложкой.

– Да, конечно. Я сделаю это прямо завтра утром, – выдавила Майке.

– Спасибо. – Ханна закрыла глаза.

Майке еще долго сидела у постели своей спящей матери и смотрела на нее. Но только выйдя из больницы и сев в машину, она вспомнила, что ни разу не спросила ее о самочувствии.

Среда, 30 июня 2010

Было ровно пять часов утра, когда над верхушками деревьев появился вертолет, и тут же началось оживление на опушке леса вокруг дома Бернда Принцлера. Одетые в черную униформу фигуры в масках пробирались через подлесок, образуя заградительный заслон. Восходящее солнце еще скрывалось за туманной полосой влажного от дождя воздуха. Боденштайн, Пия, Джем Алтунай и Катрин Фахингер наблюдали за всем происходящим из леса и видели, как десять вооруженных бойцов спецназа спускались по канату из вертолета, который парил на высоте нескольких метров над поляной недалеко от дома. Болторезные кусачки перерезали металлические раскосы больших ворот, словно масло. Пять мощных черных автомобилей с зеркальными стеклами, какие использовал спецназ, прошелестели по засыпанной щебнем лесной дороге и на высокой скорости свернули во двор. Спустя максимум три минуты после появления вертолета начался штурм.

– Неплохо, – заметил Джем, посмотрев на часы.

– Я бы назвал это «палить из пушек по воробьям», – проворчал Боденштайн. По его неподвижному лицу нельзя было понять, что происходит у него внутри, но Пия знала, что он злится на критику Николя Энгель. После того как по дороге из Хофхайма на место назначения на высоте развязки автомагистралей в Оффенбахе между Боденштайном и советником уголовной полиции Энгель произошла серьезная перепалка, никто больше не проронил ни слова. Накануне вечером с помощью фотографий, сделанных со спутника, было проанализировано расположение дома за перелеском между Лангензельбольдом и Хютенгезэсом и скоординирована операция с отрядом спецназа и военизированной полицейской ротой. Боденштайн счел запланированную акцию выходящей за рамки разумного и чистым разбазариванием денег налогоплательщиков. В ответ Николя Энгель его резко осадила, упрекнув в том, что за три недели они ничего не добились, и поэтому ей пришлось оправдываться в Министерстве внутренних дел.

Пия и Джем только переглянулись и благоразумно промолчали, так как одно-единственное неверное слово в таком состоянии взрывоопасного напряжения могло сыграть роль горящей спички, брошенной в зажигательную смесь.

Испуганная внезапно нарушенным покоем и шумом, через перелесок грациозными прыжками промчалась стая косуль. Среди деревьев затянули свой утренний концерт первые птахи, совершенно равнодушные к тому, что происходило вокруг.

– Почему тебя так разозлило то, что сказала Энгель? – спросила Пия своего шефа. – Если они профукают здесь эту операцию, это не наша проблема.

– Меня не это разозлило, – возразил Боденштайн. – Но во Франкфурте и в Управлении уголовной полиции земли было известно, где проживает Принцлер. Они его уже давно держат на примете, но до вчерашнего дня у них не было оснований для домашнего обыска.

– Что ты сказал? Они знали об этой усадьбе? – переспросила Пия скептически. – Почему же мы не получили соответствующую информацию? По крайней мере, после того, как мы побывали у матери Принцлера, во Франкфурте знали, что мы ищем его!

– Потому что мы в их глазах лишь пара придурковатых провинциальных фараонов, – ответил Боденштайн и потер небритый подбородок. – Но я больше не хочу к этому возвращаться. Если выяснится, что Принцлер убил Леонию Вергес и мы могли бы это предотвратить, если бы информационный обмен с Франкфуртом не был столь убогим, то полетят головы.

Радиостанция, которую Пия держала в руках, зашипела и защелкала.

– Мы внутри, – услышали они искаженный голос. – Здесь один мужчина, одна женщина и двое детей. Никакого сопротивления.

– Мы идем, – сказал Боденштайн.

Они прошли немного под гору через сухую листву, перебрались через канаву и вошли на участок. Слева стоял большой амбар, перед ним площадка с грилем, за забором в виде стальной решетки хранилось огромное количество запасных частей для автомобилей и мотоциклов, которые были тщательно рассортированы и аккуратно разложены. Дом располагался чуть позади и был окружен красивым просторным садом с древними деревьями и цветущим кустарником. Здесь был также бассейн и детская площадка. Истинный рай.

На влажном газоне, недалеко от дома, на животе лежал человек. Он был в футболке, шортах и без обуви. Его кисти были загнуты за спину и стянуты кабельными хомутами. Двое полицейских помогли ему встать на ноги. В двери, открытой с применением силы, стояла темноволосая женщина, которая обхватила руками бьющегося в истерике мальчика примерно лет двенадцати. Другой мальчик, чуть постарше и ростом почти с мать, не позволял себе плакать, но и у него на лице был написан страх, вызванный внезапным нападением в эти предрассветные сумерки.

Доктор Николя Энгель в сером брючном костюме, на который она надела бронежилет, стояла перед бородатым великаном, как Давид перед Голиафом – как обычно, бесстрашная и самоуверенная.

– Вы временно задержаны, господин Принцлер, – сказала она. – Я полагаю, что вы достаточно осведомлены о своих правах.

– Вы конченые идиоты, – ответил возмущенно Бернд Принцлер. Его голос был глубоким и хриплым, определенно не тем, что звучал с пленки на автоответчике Леонии Вергес. – Почему вы подвергли мою семью такому стрессу? Там на воротах есть звонок.

– Именно, – пробормотал Боденштайн.

– Уведите его, – сказала советник уголовной полиции Энгель.

– Могу я хоть что-нибудь надеть? – попросил Принцлер.