Читаем без скачивания Поцелуйте невесту, милорд! - Патриция Кэбот

Эмма перевела дыхание.

— Внезапно раздался стук в дверь, и когда я от крыла ее, полагая, что пришел кто-нибудь из соседей — мистер Мак-Юэн или его мать, чтобы составить мне компанию, — то с изумлением обнаружила на пороге Клару, промокшую до Нитки и бледную как смерть, с огромным животом… И она была больна. Не потому, что близились роды. Тиф. Я поняла это с первого взгляда.

— Эмма, — в ужасе произнес Джеймс. — Ты же не могла…

— Что еще мне оставалось делать? — спросила она, вскинув на него глаза, полные жгучих слез. — Она была моей подругой. Моей единственной подругой. Мистер Стивенс, этот негодяй, бросил ее. Кларе было слишком стыдно, чтобы вернуться домой. Как она жила все это время, не знаю, но, судя по состоянию ее одежды, не слишком хорошо. Я уложила ее в постель, ту самую, что мы делили со Стюартом. Там она родила ребенка… здоровую девочку с темными, как у Клары, волосами. Но сама Клара… — Глаза Эммы потемнели от печали. — Она так и не оправилась. Она слишком долго боролась с болезнью, стараясь дать ребенку жизнь. У нее не осталось сил, чтобы бороться дальше. Единственное, чего она хотела — и что просила у меня, — это найти хорошую семью для ее ребенка и никогда никому не рассказывать, ни одной живой душе, что случилось с ней. Она боялась, что правда слишком огорчит ее отца и лорда Маккрея. Сомневаюсь, что ей хоть раз пришло в голову, что все считают, будто барон ее убил.

Джеймс опустился на краешек постели. После душераздирающих откровений Эммы он не был уверен, что в состоянии стоять и дальше. Он сидел, глядя на нее и пытаясь привести в порядок свои мысли.

— А ребенок? — спросил он наконец.

— О, — сказала Эмма, немного оживившись. — Я завернула девочку в шаль и отнесла ее к дому мистера и миссис Пек. Положила на крыльцо, постучала в дверь и убежала. Преподобный Пек открыл дверь и увидел младенца, а миссис Пек внесла его в дом. Она уже отчаялась иметь детей и выдала Оливию — так они назвали девочку — за собственного ребенка. — Эмма грустно улыбнулась. — Я единственная, кто знает правду, но Пеки, разумеется, даже не догадываются об этом, как и о том, кем была бедная мать Оливии.

Джеймс откашлялся. Он не хотел задавать вопрос, ответ на который представлялся достаточно очевидным, но чувствовал, что должен. Ибо наконец-то связь между его кузеном и Кларой Маклеллан начала проясняться.

— А ее тело, Эмма? — мягко спросил он. — Что ты сделала с телом Клары?

Взгляд Эммы наполнился беспокойством.

— Что еще я могла сделать? — сказала она. — Стояла зима. Земля промерзла насквозь. Я не могла похоронить ее сама. — Она с несчастным видом потупилась. — Клара просила так мало. Только мое честное слово, что никто ничего не узнает, дом для своей дочери и… могилу для себя.

Джеймс не мог не улыбнуться. Он попытался сдержать улыбку, но уголки его рта все равно приподнялись. Эмма подняла на него взгляд, охваченная стыдом и отчаянием.

— О, Джеймс! — воскликнула она. — Это было так ужасно с моей стороны. Но что еще я могла сделать? И потом, я подумала, что Стюарт уже недосягаем для таких вещей…

— …как лежать в одном гробу с незамужней матерью? — Джеймс уже откровенно улыбался. — Пожалуй. Мерфи с Мак-Юэном ничего не заподозрили?

Эмма, однако, не находила в этой ситуации ничего забавного.

— Нет. — Она покачала головой. — Во всяком случае, лишнего веса они не заметили.

— Эмма, — сказал Джеймс, поражаясь, что после подобной исповеди его сердце готово воспарить. Он испытывал ни с чем не сравнимое облегчение, узнав истинную причину нежелания Эммы переносить останки Стюарта, после того как вообразил, что она все еще так сильно любит своего первого мужа, что не допускает и мысли о том, чтобы потревожить место его вечного упокоения.

Ему хотелось петь.

Но поскольку это было едва ли уместно в данных обстоятельствах, он ограничился тем, что сказал:

— Да, можно себе представить состояние могильщиков, если бы они обнаружили в одном гробу два тела. Но, Эмма, во имя Господа. Почему ты ничего не рассказала мне?

— Я пообещала Кларе, что никогда не сделаю этого, — отозвалась она. — И потом, это было не слишком уважительно по отношению к Стюарту. Честно говоря… я думала, что ты ужасно рассердишься. Ну, как в тот день, когда я рассказала тебе…

— Ах да, — сказал Джеймс, когда ее голос затих. — Тот день. Боюсь, это был не самый лучший день в моей жизни.

— Нет, — возразила Эмма с некоторым удивлением. — Нет, ты был прав, только не стоило бить Стюарта. Это было очень скверно с твоей стороны. Но ты был прав, пытаясь помешать нашему побегу. Я… я тогда ужасно разозлилась на тебя. Да и потом еще долго злилась. Я даже ненавидела тебя, хотя, возможно, совсем не по тем причинам, по которым мне всегда казалось. Тем не менее я понимаю, что ты был полностью и абсолютно прав. Ведь если бы мы тебя тогда послушались, Стюарт был бы сегодня жив.

Недоверчиво уставившись на нее, Джеймс спросил:

— И ты полагаешь, что я сделал это ради Стюарта? — Эти слова, как ничто другое, что он говорил за весь вечер, проникли в ее сознание. Эмма вскинула на него глаза и часто-часто заморгала, словно только что проснулась.

— А з-зачем же еще? — заикаясь спросила она.

— Я любил Стюарта, — с готовностью признал Джеймс. — Как брата. Но, как и полагается брату, я был в курсе его недостатков. Ему еще повезло, что он остался в живых в тот вечер, когда ты рассказала мне о своих планах сбежать с ним. Но не его, Эмма, я так боялся потерять. Совсем не его.

Ее глаза, голубые, как незабудки, и круглые, как монетки, в замешательстве взирали на него.

— Тогда… я не понимаю. Тогда кого?

Джеймс поднялся, пересек комнату и опустился перед ней на колени. Он взял ее руку — левую руку, на которой красовалось его кольцо с печаткой, поскольку он так и не успел надеть ей на палец настоящее обручальное кольцо.

— Неужели так трудно догадаться? — поинтересовался он с напускной беспечностью, которой не ощущал. Сердце тревожно стучало у него в груди, словно полковой барабан, призывающий к отступлению. Но он не мог отступить. Отступить и продолжать называть себя мужчиной. — Это тебя я боялся потерять, Эмма, — сказал он, сжав ее пальцы в своей ладони, как будто боялся, что она ускользнет. — Вот почему я это сделал.

— Какая чепуха! — Она вырвала руку и буквально слетела со стула, устремив на него негодующий взгляд. — Как ты можешь так говорить… Ты же не любил меня, Джеймс. Не любил! Я это точно знаю.

— В таком случае ты ничего не знаешь, — сказал Джеймс. Он не обиделся и даже не рассердился, скорее почувствовал усталость. Да, не так он представлял себе реакцию Эммы на его признание. До чего же, оказывается, утомительно открывать сердечные тайны. — Я люблю тебя с того времени, как ты окончила школу. Просто Стюарт опередил меня.