Читаем без скачивания Эзотерическое подполье Британии. Как Coil, Current 93, Nurse With Wound и другие гениальные сумасброды перепридумали музыку - Дэвид Кинан

По завершении трилогии The Inmost Light в жизни Тибета произошли многочисленные изменения. Благодаря успокаивающему влиянию Дедженс и ее увлечению йогой он чувствовал себя умиротворенным и более сфокусированным в том, что касалось его собственных интересов. Теперь космология Тибета в равной степени состояла из Кьеркегора, Паскаля, Стенбока, Лиготти и Уэйна. Кроме того, он начал обстругивать свою музыку. По числу музыкантов и насыщенности текстов альбом All The Pretty Little Horses – наиболее сложный из трилогии. Закончив работу, Кэшмор и Тибет были полностью истощены. «Я хотел избавиться от всего лишнего, как можно более просто и вдохновенно выразить свои чувства, – говорит Тибет. – Убрать все, что казалось ненужным. Я все больше влюблялся в Андрию и во все то, что было по-настоящему важно для меня, и мне хотелось достигнуть полного сосредоточения». Наткнувшись на фразу soft black stars[178] в рассказе Томаса Лиготти «Театр гротеска», Тибет понял, что нашел название своему следующему замыслу. Желая добиться иного звучания, Тибет записывал музыку в Ирландии на новой студии Араньоша, расположенной в коттедже XIX века, который тот снимал с Эллиотом в Голуэе. Но когда они прибыли на место, начались дурные предзнаменования. По дороге к коттеджу они проехали мимо мертвой кошки, что вызвало у Тибета настоящую панику. На ферме Стэплтона в спальном белье обнаружились паразиты, после чего Тибет, Дедженс, Кэшмор и его тогдашняя жена Юки сняли дом по соседству и каждый день ездили оттуда в студию.

По замыслу Тибета и Кэшмора, альбом должен был состоять из одного фортепиано и вокала. Эллиот, профессиональный пианист, переложил партии, написанные Кэшмором для гитары. «Им хотелось, чтобы я играл так, словно нашел на чердаке забытое пианино, осторожно воскрешая утраченные мелодии, – рассказывает Эллиот. – Ничего вычурного или виртуозного, просто нежные, чувственные звуки». Большинство композиций основывались на бесхитростном восходящем или нисходящем движении мелодии и перекличке музыкальных тем, иногда украшенных простым припевом. Во время записи фортепианных партий все окна были открыты и Эллиот играл под аккомпанемент птичьего пения. Араньош набрасывал пробные скрипичные партии, а остальные загорали в саду. Однако после того как аранжировки доставили в студию Кристофа Химанна в Ахене, где Тибет записывал вокал, большую часть работы Араньоша было решено исключить. «Скрипка великолепна, – говорит Тибет. – Она придавала всему этакий цыганский колорит, но когда мы начали писать вокал, то поняли, что скрипичная партия лишает альбом простоты». Впрочем, в некоторых фрагментах ее все же можно расслышать.

Посвященные времени и памяти, композиции Soft Black Stars – это глубокие личные прозрения, выраженные в незамысловатых, ясных текстах. Ушли изысканная теология и бесконечные отсылки, наполнявшие All The Pretty Little Horses. На Soft Black Stars Тибет предстает безоружным. В текстах этого периода центральная фигура – Лазарь. В «Larkspur & Lazarus» Тибет поет: «Если бы у меня было одно желание, / Как в сказках, / Я бы уничтожил свое прошлое / И воскрес, словно Лазарь». Композиции «A Gothic Love Song», «Mockingbird» и «It Is Time, Only Time» обращаются к смерти прежних отношений. В некотором смысле альбом задает вопрос, вдохновивший Тибета на создание In Menstrual Night: куда уходят умирающие мечты? Наиболее душераздирающей оказалась последняя композиция «Judas As Black Moth»: «В середине ночи, / Когда на улице кричат коты, / А твои волосы пахнут цветами, / Несется машина с убитым ребенком, / Несется машина с изнасилованной девушкой, / Несется машина со смертью в багажнике, / Какими чудовищами мы стали, / Какими чудовищами мы стали».

В марте Current 93 в составе Кристофа Химанна, Кэшмора и Тибета привез Soft Black Stars в Нью-Йорк, трижды выступив в Tonic, небольшом зале, известном своей поддержкой независимых музыкантов. Тибет был не в лучшей форме. «Когда я впервые встретил Тибета, он очень нервничал, – вспоминает Джозеф Баденхолзер, проходивший прослушивание в качестве пианиста для выступлений группы в Tonic; впрочем, позже Current отказались от фортепиано. – Мы искали ресторан, но, куда бы я его ни привел, ему везде что-то не нравилось, и мы потратили кучу времени, обойдя двенадцать заведений. Он отвергал мои любимые места еще до того, как зайти внутрь, и Лора[179] начала бормотать себе под нос, что она об этом думает. От Тибета ее бросало в дрожь. У Андрии было ужасное настроение; она бегала на цыпочках вокруг Тибета и пыталась не дать ему совсем расклеиться. Это напоминало созависимые отношения рок-звезды и его поклонницы, когда парень разваливается на части, а подружка безуспешно старается его поддержать. Но как только мы нашли подходящее место, он превратился в невероятно обаятельного человека. Мы затеяли дискуссию на тему всяких священных коров контркультуры вроде „Ночного портье“. Мне они симпатичны, однако Тибет был категорически против. Он натолкнул меня на мысль, что я просто следую линии контркультурной партии и не слишком задумываюсь о сути. Когда принесли еду, он перекрестился и начал читать благодарственную молитву! Думаю, Тибет прошел весь путь, начав с увлечения темной магией и в конечном итоге придя к противоположному мировосприятию. Я тогда еще подумал, что и сам должен разобраться со своим отношением к этим вещам. Когда мы прощались у такси, он обнял меня и поцеловал в губы. Сейчас я знаю, что он всегда так делает, но в тот момент подумал: блин, что он творит? Тибет был совершенно обезоруживающим и никак не соответствовал моему изначальному представлению о нем».

«Второе выступление в Tonic стало одним из самых сильных, что я видел у Current, – рассказывает Химанн. – В тот день Тибету исполнилось 39 лет, все были на взводе. Фотограф The New York Times работал со вспышкой, Тибета это достало, он хотел, чтобы тот ушел, но не мог сказать об этом. Тогда Андрия встала и попросила фотографа прекратить съемку. На сцене Тибет расплакался, настолько он был переполнен эмоциями, вновь переживая все то, что чувствовал, когда работал над песнями. Он вновь ощутил тесную связь со своими текстами. Думаю, это лучшее, что может произойти с исполнителем». Первые два вечера в качестве поддержки выступали Энни Энксайети и Джонатан Пэджетт, чревовещатель и член фан-клуба Томаса Лиготти. Тибет попросил Пэджетта с его куклой Реджи Макраскалл придерживаться традиционного водевильного материала 1920-х, а не подыгрывать аудитории Current 93, полагая, что так представление станет еще более жутким. На последнем концерте Тибет исполнил один из самых вдохновенных апокалиптических текстов, «The Sea Horse Rears To Oblivion», в третий момент исключенный из Soft Black Stars, но изданный ограниченным тиражом в ноябре 2002 года. Позже Кэшмор и Nature & Organization перезаписали композицию для альбома Heather. «Текст был очень насыщенным, напоминая „The Seven Seals“ c Lucifer Оver London, и я решил, что это может перебить весь альбом, – объясняет Тибет. – Перед выступлением в Tonic я показал песню Майку, он посоветовал сделать очень простую версию с использованием атмосферных, стремительных аккордов».

Рассказывая в The New York Times о выступлении Current 93, Бен Рэтлифф писал: «Current 93, британская готик-фолк-группа, во главе которой стоит худощавый харизматичный поэт Дэвид Тибет, – идеальный культурный эксперимент. У нее есть небольшое сообщество поклонников, чья преданность невероятно глубока. Группа столь уверенно и уютно устроилась в уголке андеграундной рок-экономики, что ни разу не подвергалась нападкам и не страдала из-за нереалистичных ожиданий от продаж. Current 93 занимает уникальное место: выпуская по два альбома в год, группа не участвует в фестивалях, редко дает интервью и полностью отвечает глубоким потребностям своих поклонников, жаждущих болезненного успокоения в фантазиях о том, что мир – одна большая бесплодная пустошь. В пятницу, когда мистер Тибет, коротко стриженный, в ярком пиджаке, вышел на сцену в сопровождении гитариста Майкла Кэшмора, толпа мгновенно стихла. Мистер Тибет не поет, он ясно и скоро читает свои стихи под негромкий аккомпанемент минорных аккордов акустической гитары. Его творчество касается Бога и крови, но не крови из хорроров: он пишет метафоричнее и с меньшим смакованием. Его можно назвать идеальным современным воплощением чахоточного поэта рубежа веков, помешанного на своей болезни. Большеглазый, тревожно хрупкий и серьезный, он опускается на колени и беспрестанно кланяется, переполненный эмоциями, декламируя такие строки, как „великий кровавый молчаливый занавес этого мира“ и „продай