Читаем без скачивания Луна предателя - Линн Флевелинг

— Кита сказал что-то про то, будто ты несколько перепил, но при этом незаметно кивнул мне. А что произошло?

Алек пожал плечами.

— Удача в сумерках, если можно так выразиться. Я как раз выглянул во двор, когда Торсин выходил из ворот. Отсюда он пошел прямо в тупу Катме, где мы с тобой и встретились. Клиа наткнулась на него в коридоре, когда он возвращался.

— Она знает, где он был?

— Не могу сказать. А что твой подопечный?

— Догадайся.

— Виресса?

— Умный мальчик. Гораздо хуже то, что мы не знаем, о чем они говорили в обоих местах.

— То есть тебе тоже ничего не удалось услышать. — Алек опустился в кресло у камина. — Как ты думаешь, что Торсин там делал?

— Надеюсь, занимался делами царицы, — с сомнением произнес Серегил, устраиваясь в кресле напротив.

— Будем говорить Клиа?

Серегил закрыл глаза и потер веки.

— Хороший вопрос, не правда ли? Боюсь, принцесса взяла нас с собой не для того, чтобы мы шпионили за ее людьми.

— Наверное, нет, но Клиа сама говорила, что беспокоится — Торсин слишком симпатизирует Вирессе. То, что мы видели, подтверждает ее правоту.

— Ничего это не подтверждает, кроме того, что Торсин и кто-то, связанный с Юланом-и-Сатхилом, встретились в доме Лхаар-а-Ириэль.

— Что же все-таки мы будем делать? Серегил пожал плечами.

— Подождем немного и будем держать ухо востро.

Глава 17. Алек находит себе занятие

«Подождем!»

Алеку казалось, что они только и делают со времени своего прибытия в Сарикали, что ждут, связанные по рукам и ногам дипломатическим протоколом и неторопливостью ауренфэйе. Последнее, к чему он стремился, — так это снова чего-то ждать теперь, когда наконец события приобрели интересный поворот.

На следующее утро юноша поднялся рано и отправился на верховую прогулку вокруг городских стен. Далекие холмы, как острова, вставали над морем густого тумана, поднявшегося от речной воды. Где-то поблизости паслись овцы и козы — Алек слышал их блеяние. Подъехав к Нхамахату, он остановился, чтобы обменяться приветствиями с руиауро, раскладывающим свежую пищу для драконов. В этот час густые стаи маленьких рептилий кружили над башней, словно ласточки весной. Некоторые уже принялись опустошать чаши, приготовленные для них в аркадах. Пара дракончиков налетела на Алека, и юноша замер в неподвижности: ему вовсе не хотелось получить еще один болезненный укус, каким бы благим предзнаменованием это ни считалось.

Потом, возвращаясь через Город Призраков и проезжая мимо Дома с Колоннами, Алек с удивлением увидел перед ним коня Ниала — вороного мерина с тремя белыми чулками на ногах; конь щипал траву рядом с белой кобылой под дамским седлом. Алек сразу узнал эту лошадку — на ней весь путь из Гедре через горы проделала госпожа Амали.

Если бы не очевидная влюбленность Беки в Ниала, Алек мог бы просто проехать мимо. Теперь же вместо этого он привязал Обгоняющего Ветер там, где его не было видно от Дома с Колоннами, и вошел внутрь.

Гулко отдающиеся голоса долетали с разных сторон, и Алек решил, что самое обещающее место — это бассейны в середине здания. Обойдя их, он наконец обнаружил маленький заросший травой дворик, откуда доносился успокаивающий мужской голос и тихий плач женщины. Подкравшись поближе, Алек спрятался за полуистлевшей занавесью, все еще прикрывавшей одну из арок, и заглянул в дырочку.

Амали сидела на бортике давно высохшего фонтана, закрыв лицо руками. Ниал стоял рядом и нежно гладил ее волосы.

— Прости меня, — сказала Амали, не отводя рук от лица. — Но к кому еще могла я обратиться? Кто еще понял бы меня?

Ниал прижал к себе женщину, и на мгновение Алек усомнился, что перед ним действительно рабазиец: такого гнева на красивом лице обычно спокойного переводчика он никогда не видел. Когда тот заговорил, его голос звучал так тихо, что юноша почти не разбирал слов; до него донеслось только «причинить тебе боль».

Амали подняла залитое слезами лицо и умоляюще стиснула его руку.

— Нет! Ты не должен и думать о подобном! Он временами впадает в такое отчаяние, что я едва его узнаю. Пришло известие о том, что еще одна деревня у границ с Катме покинута жителями. Похоже на то, что акхендийцы вымирают!

Ниал что-то пробормотал, и женщина в ответ снова покачала головой.

— Он не может. Люди и слышать о таком не пожелают. Он не может их бросить!

Ниал отодвинулся от Амали и стал взволнованно ходить по дворику.

— Тогда чего ты от меня хочешь?

— Сама не знаю… — Амали протянула к нему руки. — Я только… только хотела убедиться, что ты по-прежнему мне друг, которому я могу открыть сердце. Я там так одинока!

— Ты сама выбрала, где тебе быть, — с горечью ответил Ниал, потом, когда она снова расплакалась, смягчился. — Я твой друг, преданный друг. — Он снова обнял Амали и стал ласково покачивать ее, как ребенка. — Ты всегда можешь ко мне обратиться, тали. Всегда. Только скажи мне: ты никогда не жалеешь о своем решении? Хотя бы немножко?

— Ты не должен спрашивать меня об этом, — всхлипнула Амали, прижимаясь к Ниалу. — Никогда, никогда! Райш — моя жизнь. Если бы я только могла ему помочь!

Ей не было видно, какое отчаяние при этих словах отразилось на лице Ниала, но Алек все прекрасно заметил. Стыдясь того, что подслушал столь не предназначенный для чужих ушей разговор, он дождался, пока пара покинула дворик, потом отправился домой.

К тому времени, когда он туда добрался, Серегил и остальные уже отбыли на переговоры с лиасидра. Алек заглянул в свою комнату — посмотреть, не оставил ли Серегил каких-то инструкций, — но ничего там не обнаружил. Спускаясь на кухню, где его ждал завтрак, он помедлил у двери Торсина. Сердце юноши заколотилось быстрее: сегодня, похоже, ему везло, — дверь в комнату была приоткрыта.

Странное поведение посла накануне вечером нельзя было оставить без внимания, тем более что Серегил сомневался в лояльности старика Клиа. Да и вообще… Приоткрытая дверь была слишком большим искушением.

Виновато оглянувшись и вознеся торопливую молитву Иллиору, Алек скользнул внутрь и закрыл за собой дверь.

Торсину отвели просторную комнату с альковом на дальней от входа стороне. На письменном столе у окна Алек увидел шкатулку для писем, перья, несколько запечатанных свитков пергамента — все разложенное в безукоризненном порядке. В комнате была обычная мебель — кровать за прозрачным занавесом, умывальник, сундуки для одежды, — простые, но изящные, в типичном ауренфэйском стиле: светлое дерево, украшенное темной мозаикой, плавные линии.

Чувствуя себя все более виноватым, Алек быстро осмотрел стол и содержимое ящиков, сундуки с одеждой, стены за занавесями, но не обнаружил ничего необычного. Во всем царил строгий порядок.