Читаем без скачивания Генерал из трясины. Судьба и история Андрея Власова. Анатомия предательства - Николай Коняев

И точно так же, как отец Александр, они задавали себе вопросы, почему в последние месяцы все происходило так, как происходило.

Был это «паралич воли»? И можно ли было исключительно мужественными мерами добиться тех реальностей, на которых строился их первоначальный замысел?

Они искали ответа на этот вопрос и не могли найти…

Сам же Александр Киселев в это время служил в гарнизонной церкви в Мюнзингене, где формировалась сейчас 2-я дивизия РОА, а также находились офицерская школа и запасная бригада.

«Мы быстро вошли в общую дружную, хотя и полную тревог жизнь, — вспоминал он. — Эта жизнь была настолько захватывающе русской, настолько целеустремленной, что дети наши — дочь Милица и сын Алексей, — до того учившиеся в немецкой школе и совершенно свободно владевшие немецким языком, как-то противоестественно успели за несколько месяцев совершенно разучиться им пользоваться. Та обостренно русская жизнь, которой мы там жили, навсегда отразилась на детях, став основным стимулом их русского самосознания в будущем».

Выделенные нами слова содержат в себе больше смысла, чем все вопросы, которые задавал протоиерей Александр Киселев и на которые не мог найти ответа, потому что такого ответа не существует.

В этих словах разгадка духовного смысла и непреходящего значения власовского движения, какими бы бессмысленно и уродливо трагическими ни выглядели его последние месяцы.

И бунтарство Буняченко, и кажущееся безволие Власова, со всех сторон окруженного эсэсовскими соглядатаями, совсем не главное в нем, главное — это обостренно русская жизнь, которой все там жили, и которая навсегда отразилась на детях, став основным стимулом их русского самосознания в будущем.

Только эта обостренно русская жизнь и способна была преодолеть и безнадежность, которая так явно проявлялась к концу войны в настроении Андрея Андреевича Власова, и отчаяние, которое овладевает порою наиболее честными апологетами власовского движения и сейчас…

Глава четвертая

А Власов, конечно же, не растрачивал времени бессмысленно, как могло показаться со стороны.

Об этом свидетельствуют многие воспоминания.

По утверждению Б. Плющева, Власов якобы говорил Малышкину, что хотя многие и пророчат, что англо-американцы в последнюю минуту пойдут на заключение сепаратного мира с Германией в целях совместной победы над ослабевшим Сталиным, а другие же предсказывают столкновение между англо-американцами и Советским Союзом, когда они сойдутся вместе для дележа Европы, этого не будет.

— Я не верю ни в то, ни в другое, — говорил Власов. — Мы не можем больше рассчитывать также и на немцев. Нам надо самих себя спасать.

А вот воспоминания Штрик-Штрикфельдта, который последний раз видел Власова в Праге, когда обнародовался манифест.

Вскоре после это Вильфрид Карлович отбыл «писать историю власовского движения» в поместье «Бибертейг» в двадцати километрах к востоку от Франкфурта-на-Одере, в Померании, в уже знакомое нам имение Эриха Эдвина Двингера — Гедвигсхоф.

«18 апреля мы с женой сидели в горенке нашего крестьянского дома в Баварии. Вдруг вбежала наша дочь, крича:

— Там на холме много офицеров, с красными лампасами. Они спрашивают тебя!

Я вышел из дому и увидел Власова, Малышкина, Жиленкова и Боярского, в сопровождении других русских офицеров и генерала Ашенбреннера. К моему удивлению, с ними был и Крэгер. Мое местопребывание не было никому известно.

Русские, однако, нашли меня».

Власов рассказал Штрик-Штрикфельдту, что дал согласие на боевое использование в районе Одера 1й дивизии РОА, чтобы показать германскому руководству надежность добровольцев даже в тяжелых условиях развала фронта, если они стоят под русским командованием и борются за свободу своего народа. Но одновременно он отдал секретный приказ — беречь и спасти личный состав дивизии. 1-я дивизия и все наличные добровольческие части должны сконцентрироваться на линии Прага — Линц. Сюда же идет и 2-я дивизия РОА.

— К сожалению, Германия рухнула скорее, чем я ожидал, — сказал Власов.

Поскольку о концентрации добровольческих частей в Чехословакии и Австрии между Прагой и Линцем знал и генерал Ашенбреннер, было понятно, что это в СС решили создать сильное военное соединение из российских, чешских и югославских добровольцев. Этот корпус должен был составить, с одной стороны, ядро военно-политического сопротивления вторгающемуся в Европу сталинскому большевизму, а с другой — послужить укрытием для некоторых высокопоставленных эсэсовцев.

План был достаточно реалистичным.

Эсэсовцы могли быть уверены в верности своего интернационального корпуса хотя бы потому, что набранных ими добровольцев ждала в родных странах гораздо более суровая кара, нежели немецких солдат.

Понятно, что рано или поздно союзники смогли бы добить и эти части, но понятно было и то, что в горной местности они могли продержаться достаточно долгое время.

Другое дело, зачем нужно было это Власову, как это соответствовало планам Русской освободительной армии, но и тут тоже просматривались некоторые перспективы.

Власов очень долгое время был генералом для пропагандного употребления. Пропагандный дух проник в него, замащивая в его характере топкую трясину волховских болот.

Как пропагандист, Власов крупнее и интереснее, нежели чем боевой генерал.

Путь к Праге, городу в котором прозвучал манифест Комитета освобождения народов России, это не столько войсковая операция, сколько пропагандная.

Другое дело, что любая пропаганда достигает своей цели только, когда она подкреплена реальной силой.

Об этом Власов, кажется, позабыл…

— Главное, — сказал Власов, — выиграть время.

«Вера в непрочность англо-американского союза с Кремлем озарила обманчивым светом нашу последнюю встречу с этими людьми, поставившими все на карту, — говорит Штрик-Штрикфельдт в своей книге. — Но все эти планы без поддержки германского командующего войсками в районе Праги — Линца были заведомо обречены на неудачу».

В ходе разговора выяснилось, что Ашенбреннер установил контакт с фельдмаршалом Шернером, однако на него рассчитывать нельзя.

Связи с фельдмаршалом Вейхсом установить не удалось.

С планами Власова познакомили и Эриха Эдвина Двингера. Хозяин усадьбы Гедвигсхоф действительно обладал незаурядным талантом сценариста. Он тут же предложил отойти в Баварские Альпы, занять удобные позиции и, забрав с собой крупных нацистских деятелей, объявить их заложниками и обменять на гарантию права убежища для добровольцев. Двингер даже назвал отдельные имена, которые могли заинтересовать англо-американцев. Назвал их также, как называет продюсер имена актеров, которые будут участвовать в постановке.

Однако на этот раз Андрею Андреевичу Власову не понравился новый сценарий Двингера.

Он отклонил его авантюрный план.

— Может быть, и эффектно, но эта идея мне все же не нравится, — сказал он. — До сих пор мы боролись чистыми руками и с чистым сердцем, как русские патриоты и борцы за свободу. Мы имели полное право на сопротивление; это право освящено тысячелетиями. Победителей не судят, а побежденным отрубают головы! У нас нет никаких обязательств перед немцами, но мы не можем надругаться над доверием тех из них, кто помогал нам.

— Что же делать?

Помолчав, Власов рассказал о Ю.С. Жеребкове, которого еще в январе уполномочил войти в контакт с посольствами США и Великобритании в Берне через посредничество Международного Красного Креста.

— Этого мало. — сказал Ашенбреннер. — Контакт с союзным командованием должен быть установлен как можно скорее. Тем временем добровольческие части надо стягивать в район Прага — Линц. Я уже уполномочил Оберлендера пробиться к англичанам, чтобы спасти русские летные части генерала Мальцева. Ну, а капитану Штрик-Штрикфельдту надобно отправиться к американцам. Конечно, это должно быть не немецким, а русским шагом.

Ашенбреннер, как представитель Кестринга, был начальником Штрик-Штрикфельдта и имел право приказывать ему.

— Нет! — сказал Власов. — Если это русский шаг, не Штрик, а Малышкин, как парламентер русских, должен идти к союзникам. Вы готовы сопровождать Малышкина, Вильфрид Карлович? Это самая трудная служба, которую вы могли бы сослужить нам.

— Готов! — сказал Штрик-Штрикфельдт.

Тут же ему выправили «власовское удостоверение» на имя Веревкина, полковника Добровольческой армии Комитета освобождения народов России.

Эрхард Крэгер, присутствовавший при разговоре, молча выписал Малышкину и Штрик-

Штрикфельдту разрешение на право свободного передвижения во фронтовой полосе, не открывая цели их пребывания там. Эти удостоверения нужны были при встречах с «вервольфами» и другими формированиями СС, прочесывавшими фронтовую полосу в поисках дезертиров, с которыми они тут же и расправлялись.