Читаем без скачивания ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2) - Пантелеймон Кулиш

правительственным панам лет за десять до

*) Польское хозяйство.

245

Косинщины. Он говорит, что паны держали Козаков на Татар, как собак на волков,

но, побивши Орду, не платили им жолду, и тем приводили к новым бунтам *). То же

самое можно сказать и о вознаграждении жолнеров за службу, вечно несвоевременном.

Едва кончилась в Варшаве конвокация, как получено было известие, что козаки

взяли приступом опору панской колонизации, ранговый город коронных гетманов,

„арсенал Речи Посполитой", Бар, по древнерусскому названию своему—Ров. После

отчаянной и безуспешной защиты города и замка,воинственная подольская шляхта

вопияла к варшавянам своим окатоличенным голосом: „Спасайте же хоть муры и

костелы, если уж не нас, братьевъ"! Но варшавяне умели только долячить русских

людей на их пагубу, а спасать и самих себя не умели.

Одновременно с жаждавшими войны Подолянами и миротворец Кисель жаловался

Оссолинскому, что козаки опустошили больше прежнего eroJPonjj^№ Перебийнос (пе

смотря на сказочный приков к пушке) вырезал по своему обычаю Межибож.

Во время нового грабежа гостеприимной Гощи (повествовал горестно Свентольдич)

козаки схватили юркого монаха, Отца Ляшка, и, не взирая на его православие,

положили среди улицы, и до такой степени избили киями, что его благочестивый

патрон сомневался, будет ли он жив. Козаки (продолжал Кисель) взяли у него все

письма и какой-то „патент от примаса". (Видно, и Ляшко принадлежал к таким

православникам, как сам Кисель и его приятель, митрополит). Три дня гостили

хмельничане в Гоще, как во время оно Наливайцы в Яссах, распуская кругом загоны по

имениям горынских помещиков Сопиг, Нарушевичей,. Хребтовичей и многих других,

носивших малорусские имена **). „Десятка полтора бо-

*) Печатные брошюры, распространяемые между сеймующими панами,

заслуживают прилежного изучения. Biblioteka Polska г. Туровского напечатала их

несколько, но в нее не вошла весьма редкая брошюра: 0 nowych Osadach: Sиobodack

ukraiimych Zdanie i Rozs№dek, напечатанная без означения года и имени автора, но по

шрифту и правописанию относящаяся к XYI столетию. Не думаем, чтобы заслуженный

перед наукою издатель отверг ее потому, что в ней высказано много неприятной для

Поляков правды.

**) Один весьма талантливый польский писатель, видя в моей „Истории

воссоединения Руси" восстановленные по малорусскому произношению имена наших

полонизованных Русичей, знаменитых в истории Польши, спрашивает печатно в

недоумении, для чего я ото делаю. Отвечаю ему: для науки, для

246

чек вина" (писал Кисель, забывая, в своем новом горе, о том, что козаки, по его

прежнему донесению, допивали остатки медов) „и несколько десятков бочек меду пили

(у меня) день и ночь, потчивая моих же хлопцев, равно как и соседних, а что осталось,

пороздавали мужикамъ".

Уведомив об окончании этой, как назвал он, трагедии, Кисель доносил, что, по

словам посланных языков, Хмельницкий собрал уже 120.000 войска, сверх

Кривоносова корпуса, и стоит под Янушполем, невдалеке от Любартова. „Видя" (писал

разочарованный миротворец), „что мы не спешим собирать войско, что главные наши

деятели" (следовательно Заславский, Конецпольский'и Остророг) „безсильны, что все,

в страхе, показывают неприятелю спину (terga dederunt omnes), „и никто не хочет

заглянуть ему в глаза,— мужики делаются смелыми, и все пристают к этим войскам,

или козацким, или мужицким, или разбойничьимъ".

Так наш Адам Свентольдович, сам того не замечая, повторял то, что давно

проповедывал глас вопиявшего в панской пустыне Вишневецкого. Но ему было тяжело

расстаться с великою своей надеждою на памятник любви к отчизне, и потому

Хмельницкий представлялся ему (если не он представлял Хмельницкого)

действующим вопреки собственной воле. Толпа черни (multitudo plebis), по его словам,

не допускала козацкого гетмана до примирения с панами. Кисель даже предполагал,

что эта multitudo plebis перебила послов Хмельницкого на обратном пути из Варшавы,

поэтому де и его (Киселевы) письма не доходили до Хмельницкого (а о прикове

Кривоноса к пушке перед глазами Ляшка молчал). Так умел козак морочить панскую

голову Свентольдича.

В надежде на мировую, панские ополчения собирались вяло. Хмельницкий, в

письмах своих к предводителям коронных сил,

науки самопознания. В нашем „домашнем старом споре, уже взвешенном судьбою^,

интересно видеть, насколько польский элемент был увлекателен для русского, и как

потом русский элемент восторжествовал над всеми польскими приманками (о

принуждениях молчу). Что Поляки умели торжествовать над Русью посредством Руси,

э то составляет гордость польского имени. Почему же нам не гордиться сознанием, что

без нас, русских людей, сами по себе Поляки были бы еще больше несостоятельны в

войне и политике, чем они есть ныне, когда, в лиде нолонизованных Русичей, владеют

значительною частью древней русской почвы и пользуются присвоенною Польше

славою множества русских имен?

.

247

только и говорил, что о помиловании, о своих усилиях приостановить пролитие

христианской крови да о страшном свирепстве князя Вишневецкого, который будто бы

один и мешал ему привести Козаков к миру с панами. Кроме панских ополчений,

войско состояло из охочей шляхты. Шляхта известного повета записывалась в одну

названную по имени повета хоругвь; из нескольких хо ругвей составлялся полк,

называвшийся по соответственному воеводству. Этак вся Польша имела в войске

представителей своего Шляхетского НародаПо решению конвокационного сейма,

входившие в состав ополчившейся шляхты паны, в числе 24, составляли род совета,

которому дано было право принимать участие в походных распоряжениях.

Сборным пунктом ополчений, вооруженных для защиты отечества, было назначено

местечко Глиняны, верстах в 30 к востоку от Львова. Вишневецкий колебался между

негодованием на своих собратий и злобою к опустошителям края. Он выдвинулся с

преданными ему людьми к Константинову. Лично на Доминика Заславского и его

товарищей триумвиров не за что было ему гневаться. Князь Доминик не искал

первенства: оно принадлежало ему в Речи Посполитой по обширности его владений,

как императору между королями. Система обороны Польши была построена на том,

чтобы великие паны, расходуя деньги и боевые средства на защиту края, одушевлялись

мыслью о защите своих имений, и паны избрали Заславского первенствующим

военачальником именно потому, что „большая половина Козаков Хмельницкого

состояла из его подданныхъ*. Что касается товарищей князя Доминика, то они были

приданы к нему—один в виде дополнения скудных его познаний, а другой—для

поддержки его трусливого духа. Вишневецкий это знал, и был доволен публичным

уничижением диктатора.

Еще больше был он доволен, когда богатейший землевладелец, сознавая свое

ничтожество, стал искать союза с ним, отверженцем польских законодателей. Эти два

представителя широкого можновладства были соперники в любви. Оба они искали

руки прекрасной Гризельды, и Гризельда предпочла самого воинственного пана самому

богатому, несмотря на то, что, по понятиям общества, он был завидным по

преимуществу женихом. Забывая оскорбление панской гордости в виду опасности для

своего государства в государстве, князь Доминик смирялся перед обеднелым и

уничиженным князем Иеремией:

248

.

Вишневецкий был богат преданностью лучших воинов польских и благороднейших

польских умов. На поругание сеймового большинства, знаменитое нравственными

преимуществами меныпиншинство возвышало Вишневецкого публичными

демонстрациями. Многие, прибыв под ГЛИИИЯНЬГ, не хотели повиноваться князю

Доминику, и перешли под знамя князя Иеремии. Вообще люди независимого

хариактера и положения поступали здесь относительно Вишневецкого и Заславского по

малорусской пословице: „лучче з розумным згубити, ниж из дурным знайти". Даже

младший из триумвиров, Александр Конецпольский, присоединился, с ополченцами

своими к тому, которого доматоры провозглашали едва не вторым Хмельницким.

Так, из наследственного опасения панов, чтобы в Шляхетском Народе не явилась

диктатура, образовалось два лагеря, из которых в одном недоставало предводителя, а в

другомъ—предводимых. В Гомеровской Греции, в нашей федеративной Руси и в

поглотившей было нас, Малоруссов, феодальной Польше повторялись одни и те же