Читаем без скачивания Круг замкнулся - Джонатан Коу

— Не отвечает. — Сьюзан со вздохом положила трубку. — И с чего я вдруг решила, что он ответит. Обычно я пробиваюсь к нему только с десятой попытки.

(Пол слышал звонок мобильника, но брать трубку не стал. По стечению обстоятельств, он как раз находился в квартире Марка: его пальцы методично расстегивали блузку на Мальвине.)

Сьюзан посмотрела на Бенжамена, и ее лицо внезапно исказилось от боли:

— Я превратилась в мать-одиночку, Бен. Когда? Почему? Не знаю.

— Ну не все так плохо, правда? Не убивайся ты так.

(Пол лег навзничь на кровать Марка, Мальвина стояла над ним на коленях. Последние пуговицы она расстегнула сама и сбросила блузку.)

— В каком-то смысле все еще хуже. Будь я на самом деле матерью-одиночкой, я бы, по крайней мере, занялась поисками другого мужчины, как это ни ужасно звучит. Но я застряла на этой ничейной земле.

— Может, тебе уйти от него, — пробормотал Бенжамен, со стыдом сознавая, что не подобает давать такие советы жене брата.

— Но я не хочу уходить. Не хочу опять пускаться в поиски. Не хочу, чтобы девочки лишились отца, когда они еще такие маленькие. В конце концов, я вышла замуж за твоего брата, потому что влюбилась в него. Бог весть, как меня угораздило. По дурости, наверное. Но если честно, я до сих пор его люблю.

Она шмыгнула носом, высморкалась и отвернулась, чтобы Бенжамен не видел слезы у нее в глазах, а за сотню миль от ее дома Пол потянулся ладонями к маленькой обнаженной груди Мальвины и ласкал ее, пока соски не затвердели.

— Он ни с кем не встречается? — спросил Бенжамен.

— Откуда мне знать? Хотя вряд ли. В последнее время он очень внимателен ко мне — по сравнению с тем, что было раньше. Я… страшно боюсь этого и в то же время думаю, уж лучше бы встречался. Тогда все бы разрешилось. Я стала бы свободной. — Сьюзан опять высморкалась. — Но не знаю, хочу ли я этой свободы. Что она мне даст?

На пороге кухни возникла Антония.

— Идемте, — позвала она. — Пора наряжать елку.

Мягкой ладошкой она взяла Бенжамена за руку и повела обратно в гостиную, а Мальвина в это время, стянув рубашку с Пола, расстегивала ремень на его брюках.

Бенжамен обнаружил, что пилить стало легче, и спустя несколько минут елку установили. Затем взялись за трудное и деликатное дело — опутывать ветки проводом с разноцветными лампочками. Рут уже нечаянно наступила на одну лампочку, раздавив ее.

Мальвина помогла Полу выбраться из брюк, отбросила их в сторону, затем алчно стянула с него трусы. Голышом, если не считать трусиков, она легла на него, крепко прижавшись и вращая бедрами, — жесткие бельевые кружева терлись о его напряженный нетерпеливый пенис.

— С чего начнем, зайка? — спросила Сьюзан старшую дочь, ероша ей волосы. — С рождественского деда?

— Нет, давай сперва повесим шары. — Взяв серебряный и золотой шары, Антония крепила их на ветке, сосредоточенно хмурясь и слегка высунув язык. А ее отец застонал от наслаждения, когда Мальвина прикоснулась губами к его пенису, а потом провела влажным языком по всей его длине.

— А ты, Рути? Что ты повесишь на елку? Рут растерялась, и Бенжамен протянул ей ангелочка с кривоватыми, усыпанными блестками крыльями. Девочка прицепила его на ветку, стараясь изо всех сил, чтобы ангел не перевернулся. Уколовшись елочной иголкой, она в страхе отпрыгнула.

— Осторожнее, детка! — сказала Сьюзан. — Не забывай, они колются.

Хмуро оглядев свой указательный палец, Рут сунула его в рот и сосала, пока не утихла боль.

С пальцем во рту она выразительно поглядывала на мать, словно упрекая ее за то, что та вовремя не предупредила дочь, насколько опасен окружающий мир. Губы Рут дрожали, она была готова расплакаться, но уняла слезы. Бенжамен взял ее на руки, прижал к себе и поцеловал в макушку, вдыхая теплый миндальный запах ее волос.

Пол раздвинул губы вагины и проник языком внутрь, смакуя горячие соленые соки, потекшие ему в рот. Захватив зубами набухший клитор, он легонько прикусил его, словно поддразнивая Мальвину. Спина ее выгнулась, и она вскрикнула в мучительном блаженстве.

Зазвонил телефон.

Сьюзан побежала на кухню, чтобы взять трубку, бросив на ходу дочкам:

— Вешайте игрушки по очереди. И берегитесь острых иголок!

Она отсутствовала минут десять. Бенжамен с племянницами успели повесить с полдюжины шаров, после чего девочки потеряли интерес к елке и принялись обматывать друг друга мишурой. Они и на Бенжамена набросили мишуру, а потом смеялись, находя дядю очень забавным; Мальвина же лежала на кровати раскинув руки и ноги, будто морская звезда, когда Пол вошел в нее, и тут из кухни выглянула Сьюзан:

— Бен, можно тебя на два слова?

— Конечно. — Он зашагал к ней танцующей походкой, ожидая, что она рассмеется, увидев, как Рут украсила его голову, обмотав мишурой и воткнув спереди пластикового оленя. Но Сьюзан даже не улыбнулась; наоборот, вид у нее был немного испуганный.

— Все в порядке? — спросил Бенжамен.

— Да, все нормально. — Сьюзан взяла его за локоть и утянула в кухню.

— Кто звонил?

— Эмили.

— Эмили? Что ей понадобилось? Бенжамену пришлось подождать ответа:

— Она беременна.

Он не знал, что на это сказать. Радио на кухне играло третий Рождественский мотет Пуленка. Бенжамен медленно поднял руку, снял со лба оленя и начал разматывать мишуру.

8

Исчез он накануне Рождества. Своему соседу и другу он ничего не объяснил, и Мунир задавался вопросом, уж не обидел ли он Бенжамена в тот вечер, когда разразился гневной речью, обличая западные ценности. Но вряд ли это подтолкнуло Бенжамена к отъезду, ведь они и раньше вели подобные разговоры. Что-то еще должно было случиться. Но что именно, осталось для Мунира тайной.

Все произошло внезапно. Наутро после визита к невестке Бенжамен одолжил у кого-то машину и час с лишним укладывал в багажник и на сиденья картонные коробки, набитые бумагами. В девять утра он отбыл, а возвратился поздно ночью — пешком, очевидно отогнав машину владельцу. К Муниру он постучался уже за полночь.

— Завтра рано утром я улетаю, — сказал он, протягивая ключи от своей квартиры. — Когда вернусь, не знаю. Присматривай за моим жилищем, пока меня не будет.

— Куда ты едешь? — спросил Мунир. Бенжамен замялся:

— Билет до Парижа. Но там я надолго не задержусь. А куда потом, не знаю.

На том разговор и закончился. Когда вечером после работы Мунир поднялся в квартиру Бенжамена, он нашел ее практически такой же, как всегда: большая часть одежды, книги, диски остались на месте — Бенжамен почти ничего с собой не взял. Компьютер, как обычно, стоял на столе, только все бумаги пропали. Очевидно, хозяин намеревался сюда вернуться, но когда — неизвестно.

Вскоре, однако, выяснилось, что Бенжамен не переговорил с владельцем дома относительно оплаты жилья. Субботним утром в начале января 2003 года Мунир услыхал грохот на лестнице и обнаружил, что домовладелец с двумя подручными меняют замки на двери Бенжамена, а заодно выносят его имущество. Мунир возмутился, но что с того? Договор об аренде истек в конце декабря, на письма жилец не отвечал, и теперь квартиру освобождают, чтобы поскорее сдать ее другому арендатору. Муниру удалось спасти кое-какие книги, почти все диски, компьютер, телевизор и кое-что из одежды. Все прочее — включая мебель — вывезли.

Но квартиру не сдали. Ее даже не отремонтировали, как обещал домовладелец. Она оставалась ничьей и одновременно местом странных сборищ, на которые являлись какие-то загадочные люди. Для Мунира наступили неспокойные, страшноватые времена. Куда подевался Бенжамен? Если он и взял с собой мобильник, то так его и не подключил. Звонили его родители с расспросами, но Мунир не смог им что-либо сообщить. А наверху по ночам раздавались шаги и голоса, машины и мотоциклы подъезжали к калитке во тьме, когда все приличные люди уже легли спать. Однажды, в три часа утра, сверху донесся шум драки, и Мунир не сомневался, что слышал женский крик, который и пробудил его от глубокого сна. И с тех пор Мунир почти каждую ночь не смыкал глаз, настороженно прислушиваясь к звукам и шорохам, а сердце у него громко стучало. Когда ему надоедало лежать, пялясь в потолок и напряженно размышляя, что могло приключиться с его другом и какой такой нечестивый бизнес затеял домовладелец в своих угодьях, Мунир включал радио, настроенное на «Международную службу новостей». Радио только добавляло ему беспокойства. Новости становились все хуже и хуже. Британское правительство, похоже, только и делало, что пресмыкалось перед президентом Бушем, поддакивая его воинственной риторике. Войска продолжали отправлять в Залив, готовя вторжение. Раз в неделю Мунир непременно ходил на салят альджамаат,[30] но теперь он часто вставал посреди ночи и молился в гостевой спальне, где исключительно с этой целью постелил коврик. В дуа[31] он просил Аллаха смилостивиться над людьми и не ввергать их в ужасную войну. Он произносил молитвы вслух, и когда слова, срываясь с губ, стихали, так никем и не услышанные, Мунир, лишившись друга, чувствовал себя бесконечно одиноким в бирмингемской ночи.