Читаем без скачивания История одной смерти, о которой знали заранее - Габриэль Маркес

Сантьяго Насар взялся пересчитывать все до последнего сантима, и на это ему в самый раз хватило жизни. Когда на следующий день в порту, за 45 минут до смерти, он получил от Кристо Бедойи недостававшие цифры, то убедился, что прогноз Байардо Сан Романа был точен.

У меня оставалось довольно смутное воспоминание о празднике до тех пор, пока я не решил по крохам извлечь его из чужой памяти. У нас в доме из году в год вспоминали, как мой отец в честь новобрачных снова взял в руки скрипку, на которой играл в юности, как моя сестра-монашенка в монашеском одеянии танцевала меренгу, а доктор Дионисио Игуаран, который приходился моей матери двоюродным братом, добился, чтобы его взяли на казенный пароход — лишь бы не находиться в городе на следующий день, когда прибудет епископ. Готовясь писать эту историю, я расспрашивал людей и собрал массу подробностей, прямо к делу не относящихся. Сказать к примеру, всем запомнилось, как прелестны были сестры Байардо Сан Романа в бархатных платьях с огромными, как у бабочек, крыльями, приколотыми на спине золотыми булавками: они привлекали гораздо больше внимания, чем их отец, генерал, весь, точно в латах, в военных медалях и с пышным плюмажем. Многим запомнилось, как я, разгулявшись, предложил Мерседес Барче, только что окончившей начальную школу, выйти за меня замуж, что она мне припомнила, когда четырнадцать лет спустя мы поженились. У меня же в голове крепче всего и на долгие годы застряло, как в то недоброй памяти воскресенье старый Понсио Викарио сидел на табурете один, посреди двора. Его посадили туда, считая, видно, что это — почетное место, и гости спотыкались об него, путали его с кем-то другим и все время передвигали туда-сюда, чтобы он не мешался на дороге, а он с неприкаянным видом, какой бывает у недавно ослепших, кивал во все стороны белоснежной головой, отвечая на вопросы, которые задавали не ему, и на приветствия, летевшие другим; сидел посредине двора забытый-заброшенный, в деревянной от крахмала рубашке и с палкой из гуайяканы в руках, — то и другое ему купили ради праздника.

Торжественная часть закончилась в шесть вечера, когда распрощались и ушли почетные гости. Пароход отбыл, сверкая всеми огнями, и звуки вальсов, которые наигрывала пианола, уплывали за ним; на минуту мы задрейфовали над пропастью неуверенности, но потом взглянули друг другу в глаза, узнали друг друга и закрутились в водовороте гулянья. Новобрачные вернулись немного погодя в открытом автомобиле, с великим трудом пробираясь сквозь толпу. Байардо Сан Роман выстрелил из ракетницы, хлебнул водки из бутылок — они тянулись к нему со всех сторон, — вылез с Анхелой Викарио из автомобиля и вошел в круг, танцевавший кумбию. Под конец он велел плясать всем до последнего вздоха, коль уж заплачено, а сам повел свою до смерти перепуганную жену в дом ее мечтаний, где вдовец Ксиус когда-то был счастлив.

К полуночи гулянье распалось на группки, открытой оставалась только лавка Клотильде Арменты на краю площади. Мы с Сантьяго Насаром, моим братом Луисом Энрике и Кристо Бедойей отправились в милосердное заведение Марии Алехандрины Сервантес. Туда же, как и многие, пришли братья Викарио, они пили за одним столом с нами и пели вместе с Сантьяго Насаром, за пять часов до того, как его убить. Очаги веселья, должно быть, еще догорали кое-где, потому что до нас то и дело долетали всплески музыки и споров, но с каждым разом они звучали все печальнее и окончательно смолкли лишь незадолго до того, как заревел епископский пароход.

Пура Викарио рассказала моей матери, что она легла в одиннадцать, после того как старшие дочери помогли ей немного привести в порядок дом после свадебного разгрома. Часов около десяти, когда во дворе еще пели несколько загулявших гостей, Анхела Викарио прислала за чемоданчиком с туалетными принадлежностями, который стоял у нее в гардеробе, в спальне, и Пура Викарио хотела отослать ей еще чемодан с повседневной одеждой, но посыльный очень торопился. Она спала крепким сном, когда в дверь постучали. «Три раза, не спеша, один за другим, — рассказала она моей матери, — странный стук — как с дурными вестями». Не зажигая света, она открыла дверь и в отсвете уличного фонаря увидела Байардо Сан Романа, в незастегнутой шелковой рубахе и брюках на подтяжках. «А сам зеленый, будто во сне привиделся», — рассказывала Пура Викарио моей матери. Анхела Викарио стояла в тени, так что Пура Викарио увидела дочь, только когда Байардо Сан Роман схватил Анхелу за руку и вывел на свет. Атласное платье висело на ней клочьями и по талии она была обернута в полотенце. Пура Викарио решила, что они на автомобиле свалились в пропасть и там, на дне, нашли свою смерть.

— Пречистая Матерь Божья, — проговорила она в ужасе. — Отвечайте, если вы еще на этом свете.

Байардо Сан Роман не вошел, а только тихонько подтолкнул к двери свою жену, не вымолвив ни слова. Потом поцеловал Пуру Викарио в щеку и проговорил с глубочайшей горестью, но очень ласково:

— Спасибо за все, мама. Вы — святой человек.

Только Пура Викарио знала, что произошло в следующие два часа, и тайну эту она унесла с собой в могилу. «Помню лишь: одной рукой она держала меня за волосы, а другой била с такой яростью, что я думала, убьет», — рассказала мне Анхела Викарио. Однако мать проделала все так осмотрительно, что ее собственный муж и старшие дочери, спавшие в других комнатах, ничего не узнали до самого рассвета, когда катастрофа уже разразилась.

Близнецы вернулись домой, когда не было еще трех — мать срочно послала за ними. Анхелу Викарио они нашли в столовой, лицо в синяках, она лежала ничком на софе, но плакать — уже не плакала. «Я больше не боялась, — сказала она мне. — Наоборот: как будто наконец избавилась от кошмарного сна, и одного хотела — чтобы все поскорее кончилось и можно было заснуть». Педро Викарио, наиболее решительный из двух братьев, поднял ее за талию с софы и посадил на обеденный стол.

— Ну, голубушка, — сказал он ей, дрожа от ярости, — скажи нам, кто он.

Она медлила ровно столько, сколько понадобилось, чтобы произнести имя. Она отыскала его в потемках памяти, выхватила с первого взгляда из путаницы имен этого и иного мира, и метко, без промаха, пригвоздила к стене, словно пойманную беззаботную бабочку, чей приговор испокон веков известен.

— Сантьяго Насар, — сказала она.

Адвокат изложил версию убийства в целях законной защиты чести, присяжные поверенные приняли ее, а близнецы в последнем слове заявили, что случись такое тысячу раз, они бы тысячу раз сделали то же самое и по тем же причинам. Они сами догадались защищать себя так с того момента, как сдались у порога городской церкви через несколько минут после совершения преступления. Они ввалились, задыхаясь, в дом священника — за ними гнались разгоряченные арабы — и положили на стол отцу Амадору ножи с чистыми лезвиями. Они были обессилены грубой работой смерти, одежда, руки и лицо перепачканы потом и еще не остывшей кровью, но священник припоминает, что сдача их выглядела чрезвычайно достойно.

— Мы убили намеренно, — сказал Педро Викарио, — но мы невиновны.

— Перед Богом — возможно, — сказал отец Амадор.

— И перед Богом и перед людьми, — сказал Пабло Викарио. — Тут замешана честь.

Но вот что: в воскрешенном прошлом все выглядело более жестоким и кровожадным, чем на самом деле, говорили даже, будто пришлось на общественные средства чинить дверь в доме у Пласиды Линеро — она вся была изрублена ножами. В тюрьме Риоачи, где близнецы просидели три года в ожидании суда, поскольку у них не было денег, чтобы выйти на поруки, заключенные-старожилы помнили их добрый характер и общительность, но никто не заметил в них и следов раскаяния. Выходило так, что братья Викарио вроде бы даже не пытались убить Сантьяго Насара просто, не устраивая из этого зрелища, а, напротив, как бы сделали все возможное и даже больше — для того, чтобы кто-нибудь помешал им убить, но это у них не получилось.

Как рассказали мне много лет спустя, первым делом они пошли искать Сантьяго Насара к Марии Алехандрине Сервантес, где мы вместе с ним сидели до двух часов ночи. Этот факт, как и многие другие, в следственных материалах не отмечен. В то время, когда близнецы, как они говорят, искали Сантьяго Насара у Марии Алехандрины Сервантес, его там уже не было — мы ушли петь по улицам серенады, однако нельзя быть уверенным, что они туда приходили. «От меня они бы не вышли», — сказала мне Мария Алехандрина Сервантес, и я, хорошо ее зная, ничуть в этом не сомневаюсь. Далее: они караулили его в лавке Клотильде Арменты, куда, как им было известно, ходило полгорода, но только не Сантьяго Насар. «Она одна оставалась открытой», — заявили они следователю. «Рано или поздно он должен был к ней прийти», — сказали они мне, когда уже были на свободе. Более того: каждый знал, что парадная дверь в доме Пласиды Линеро изнутри закладывалась на засов даже днем и что Сантьяго Насар всегда носил с собой ключи от черного хода. И в самом деле, черным ходом вошел он в дом за час до того, как близнецы Викарио стали поджидать его с другой стороны дома, и если потом, отправляясь встречать епископа, он вышел через парадную дверь прямо на площадь, то сделал это по причине столь непредвиденной, что даже следователь ее не понял.