Читаем без скачивания Русская рать: испытание смутой. Мятежи и битвы начала XVII столетия - Владимир Волков

Шаховской бежал из Москвы в Путивль еще во время майского восстания 1606 года. В пути его сопровождал еще один близкий Лжедмитрию I человек – дворянин Михаил Молчанов. Именно он в суматохе происходивших событий забрал государственную печать свергнутого и убитого самозванца, переданную, по некоторым сведениям, дьяком Богданом Сутуповым[40]. Позже по многим городам были разосланы грамоты, скрепленные этой печатью. В них утверждалось, что «царь» Дмитрий Иванович вновь спасся и вскоре вернется, чтобы покарать изменивших ему московских людей. Выглядели такие послания вполне достоверно, ведь в силу установившейся традиции царские грамоты не скреплялись личной подписью государя, но в обязательном порядке заверялись его печатью. Именно она оказалась у Лжедмитрия II. (Проведенное И. О. Тюменцевым сопоставление оттисков печати Лжедмитрия I и печати Лжедмитрия II показало их идентичность)[41].

Одну из таких подтвержденных печатью грамот получил возвращавшийся в то время из турецкого плена донской казак Иван Болотников, бывший боевой холоп князя Андрея Андреевича Хрипуна Телятевского. В конце лета 1606 года, проезжая через Польшу, в Самборе, в замке Мнишков, его представили некоему лицу, назвавшемуся «царем Дмитрием Ивановичем». Как выяснилось, это был Михаил Андреевич Молчанов, о чем с уверенностью заявили русские посланнники в Речи Посполитой – князь Григорий Константинович Волконский и дьяк Андрей Иванов, по представленному польской стороной описанию с легкостью опознавшие в самборском самозванце хорошо им известного Молчанова[42]. Прикрывшийся царским именем беглый дворянин пожаловал Болотникову чин «большого воеводы» и направил в Путивль к воеводе Григорию Шаховскому, начавшему поднимать Северскую землю против царя Василия Шуйского[43].

Болотников, а затем и еще один присоединившийся к нему самозванец – Лжепетр (беглый холоп Илейка Коровин, назвавшийся «царевичем Петром Федоровичем», мифическим сыном царя Федора Ивановича), оказались во главе одного из самых мощных в российской истории антиправительственных движений, добиваясь своих целей исключительно военным путем. В нем приняли участие не только крестьяне и холопы, но и многие служилые люди, отряды которых возглавили авторитетные в их среде вожди: тулянин Истома Пашков[44] и рязанцы Прокопий Петрович Ляпунов и Григорий Федорович Сумбулов.

На первом этапе восстания, еще до прибытия в Путивль Болотникова, борьба развернулась за небольшую, но стратегически важную крепость Елец. В этом городе находилась приготовленная для войны за Азов артиллерия, а также продовольственные и боевые припасы. Усмирять взбунтовавшихся в Ельце служилых людей отправили князя Ивана Михайловича Воротынского. Этот воевода был одним из самых близких к Василию Шуйскому бояр[45]. Передовым полком в пятитысячной рати Воротынского командовал Михаил Борисович Шеин, прежде находившийся на воеводстве в Ливнах и с трудом бежавший оттуда после начавшегося и в этом городе мятежа[46].

Понимая необходимость удержания Ельца, к которому двигались царские войска, Шаховской, возглавлявший тогда противный царю Василию лагерь, спешно двинул на помощь гарнизону наспех собранное повстанческое войско. Командовал им упомянутый выше Истома Пашков. Ему удалось разбить Воротынского и освободить Елец от осады. Подробнее всего о последствиях этой неудачи сообщалось в разрядных книгах: «И после того князь Иван Михайлович Воротынский пришол на Тулу ж, а дворяне все поехали без отпуску по домам, а воевод покинули. И на Туле заворовали, стали крест целовать Вору. И боярин князь Иван Михайлович Воротынский с товарищи пошли с Тулы к Москве, а городы Зарецкие все заворовалися, целовали крест Вору»[47].

Вскоре после ухода к Ельцу войска Истомы Пашкова в Путивле объявился Болотников с грамотой якобы спасшегося «царя» Дмитрия. В этой грамоте он объявлялся большим воеводой – главнокомандующим стоящих за воровского «государя» войск. Болотников стал набирать свою армию. По мнению Р. Г. Скрынникова, костяк ее составили «люди, не обученные военному делу, но одушевленные идеей борьбы за справедливость»[48]. Это утверждение представляется ошибочным. На юге страны не обученных военному делу людей не было. Даже крестьяне имели оружие, порой и огнестрельное, чтобы отбиваться от врагов[49].

В Москве в полной мере осознавали опасность происходивших на южном пограничье событий. В сентябре 1606 года двинутые против бунтовщиков войска Шуйского были сосредоточены в районе Калуги, наиболее вероятном объекте атаки той части бунтовщиков, которыми командовал Болотников. Во главе правительственной армии встали князь Юрий Никитич Трубецкой и Михаил Александрович Нагой. Первой их боевой операцией стала попытка овладеть Кромами. Гарнизон и жители этой крепости также восстали против царя Василия. На помощь кромичам выступили Иван Болотников и ставший его деятельным помощником сотник путивльских самопальников, сын боярский Юрий (Юшка) Беззубцев. Между болотниковцами и правительственными войсками произошел бой. По-видимому, разгромить царскую рать Болотников и Беззубцев не смогли, но в Кромы пробились и доставили туда все необходимые припасы. Вследствие этого дальнейшее продолжение осады на территории, охваченной мятежом, ввиду приближения зимы показалось государевым воеводам бессмысленным и опасным. Вскоре после сражения они отошли с войсками к Орлу. Там мятеж не вспыхнул только по причине присутствия в городе усиливших гарнизон дворянских сотен из Бежецкой и Шелонской пятин Великого Новгорода. Отвод войск оказался вынужденным решением, так как служилые люди из «дальних городов», растратившие свои припасы, начали разъезжаться по поместьям. Отступление армии встревожило Василия Шуйского, и он направил в Орел – уговаривать ратных людей – князя Данилу Ивановича Мезецкого в сопровождении трех приказов московских стрельцов. Ими командовали стрелецкие головы Иван Широносов, Данила Пузиков, Петр Мусорский[50].

Однако к тому времени правительственными войсками был уже покинут и Орел. Полки Трубецкого эмиссар царя встретил у Лихвинской засеки (в верховьях Оки, между Крапивной и Козельском), но остановить фактически бегущие государевы силы Мезецкий не смог. Против Василия Шуйского встали все окрестные города. Отходивший от Ельца к Новосили полк Михаила Кашина не был пущен в этот город. Жители Новосили «целовали крест Вору, кой назвался царем Дмитреем», и затворили ворота перед царскими войсками. Волнения вспыхнули в Туле, и правительственным войскам пришлось очистить и этот город[51]. Тогда полковые воеводы и князь Мезецкий приняли решение уходить к Калуге.

В это время вторая армия мятежников во главе с Истомой Пашковым от Ельца через Мценск и Ряжск, сбивая заставы правительственных войск, пошла в Рязанские места. Отступая и на этом направлении, остатки рати Ивана Воротынского ушли к Москве.

Основные события произошли под Калугой. Туда, как было сказано выше, отходили Юрий Трубецкой и Михаил Нагой, туда же из Москвы спешили к ним подкрепления, чтобы усилить отступившие и поредевшие войска. Привел новые московские полки младший брат царя, Иван Иванович Шуйский, другими воеводами в его армии были князь Борис Петрович Татев и Михаил Игнатьевич Татищев. С ними пришли отборные части, составленные из служилых людей Государева двора, – элита поместной конницы. Соединившись под Калугой, царские войска 23 сентября 1606 года смогли нанести чувствительный удар по мятежникам, остановив продвижение Болотникова к Москве. Бой с ним произошел в устье реки Угры, там, где за 126 лет до этого московские рати остановили хана Ахмеда, мечтавшего вернуть Русь под власть Орды. Р. Г. Скрынников, ссылаясь на разрядную запись о награждении князя И. И. Шуйского «с товарыщи» за победу над «воровскими людьми» в устье Угры, пишет, что это сражение закончилось поражением повстанческой армии[52]. По-видимому, исход битвы остался неопределенным, что и дало повод Василию Шуйскому считать ее выигранной. Болотниковцы были вынуждены временно приостановить свое наступление. Но воспользоваться плодами победы царские воеводы не смогли. В их тылу взбунтовались калужане и «все городы украинные и береговые отложились и в людях стала смута»[53]. Помимо Калуги существенным оказалась потеря таких крепостей, как Алексин и Серпухов. Как в старорусских легендах, у грозящего бедой чудища вместо одной отсеченной головы вырастало сразу несколько новых. Ситуацию в стране осложнил бунт и на западном рубеже, до того казавшимся спокойным. Его поднял в Вязьме и Можайске Федор Берсень, после чего волнения охватили Дорогобуж и Рославль. В ближайших к этим городам уездах стали действовать отряды атаманов Шестакова и Соломы, превратившие дороги между Смоленском и Можайском в непроезжие места. Усмирение данных уездов потребовало продолжительного времени и значительных усилий, часть правительственных войск пришлось задействовать на новом фронте.