Читаем без скачивания Открытие медлительности - Стен Надольный

На флоте тоже бывают бунты, даже против адмиралов!

Дортуар был просторным и холодным. Повсюду на стенах шли имена бывших учеников, которые добились чего-то в жизни, потому что прилежно учились в этой школе. Окна забраны решетками. Кровати рядами, ко всякому спящему подходи с любой стороны. И нет спасительной стенки, в которую можно просто уткнуться носом или выплакать свое горе. Ты лежишь, притворясь, будто спишь, пока не заснешь. Свет горел всю ночь. Стопфорд обходил всех подряд, проверяя, где у кого руки. Джон Франклин никогда не попадался, его прогулки под одеялом ускользали от постороннего взгляда, потому что были неспешными.

Перед сном он частенько повторял то, что выучил за сегодняшний день, или просто беседовал с Загалсом.

Это имя пришло к нему как-то во сне. Загалс представлялся ему высоким спокойным мужчиной в белых одеждах, который смотрел на него из дальнего угла на потолке и умел слушать, даже если мысли были не очень простыми. С Загалсом разговаривать было легко, он никогда не исчезал внезапно. Сам он почти ничего не говорил, только иногда скажет слово, и от этого слова все становится на свои места и наполняется смыслом, ускользавшим до тех пор от Джона. Советов Загалс никогда не давал, но по выражению его лица Джон всегда знал, что он думает. Или, во всяком случае, мог понять, в какую сторону он больше склоняется, в сторону «да» или в сторону «нет». Иногда он улыбался, приветливо и вместе с тем многозначительно. Самым же замечательным было то, что у него было время. Загалс оставался так долго, пока Джон не засыпал. Вот и Мэтью скоро вернется.

Теперь он разбирался в навигации. Он начал с Гуверова «Руководства по теории и практике мореходства». Внутри руководства был прикреплен маленький картонный кораблик с подвижными реями и рулем. Здесь Джон отрабатывал повороты, развороты, галсы. Книга была ему морем, которое можно было раскрыть и закрыть. Прочел он и «Практический навигатор» Моора, попробовал подступиться к Евклиду. Считал он легко, если никто не торопил. Иногда он, правда, путал плюс и минус и, честно признаться, до конца не верил в то, что разница между такими мелкими значками может иметь такое уж большое значение. Угол сноса судна, магнитное склонение компаса, меридиональная высота солнца — все это он уже мог высчитать без труда. Весною он не меньше сотни раз повторил зеленым листьям на дереве: «Сферическая тригонометрия, сферическая тригонометрия». Ему хотелось научиться произносить название изучаемой области знаний без запинок.

Скоро у них появится новый учитель, молодой человек по имени Бернеби. Будет, наверное, вести математику.

Навигация: в Лауте это слово употреблялось применительно к каналу, соединявшему Лад и устье Хамбера. Это же курам на смех! А ведь море тут недалеко, полдня ходу. Поговорив с Загалсом, Джон устоял перед искушением. Он будет лучше поджидать Мэтью.

Может быть, еще удастся уговорить Тома Баркера пойти с ним на флот.

В свою тетрадь Джон записывал теперь только английские фразы для каждодневного пользования, разнообразные объяснения своего поведения и особого восприятия времени, которые он мог бы в случае необходимости выложить как бы между прочим.

Аткинсон и Хопкинсон ездили с родителями на море. Нет, на корабли он не обратил внимания, сказал Хопкинсон. Зато он видел купальные машины. Такие кабины на колесах, которые затаскивают в море лошади, чтобы купающиеся могли спокойно окунуться в воду без посторонних глаз. А еще он рассказал, что дамы купаются во фланелевых мешках. Вот и все, чем интересуется этот Хопкинсон! Аткинсон рассказывал исключительно о виселице, на которой висел убийца Кил из Мактона, его потом четвертовали и бросили на растерзание собакам.

— А как иначе, так всегда бывает, — вежливо сказал на это Джон.

Он был разочарован. Нет, Аткинсон и Хопкинсон не составят славы морской державы!

У Эндрю Бернеби была мягкая улыбка. В первый же день он сказал, что всегда готов к услугам и доступен для всех, особенно для слабых. Вот почему Джон часто видел, как тот улыбается. Всякий раз в новом учителе чувствовалось какое-то напряжение, оно и понятно, ведь у того, кто доступен всем, всегда мало времени. Бернеби не склонен был назначать своим ученикам телесные наказания, но честолюбиво притязал на время, используя его сообразно своему представлению о пользе. Песочные часы были отправлены в отставку. Счет на уроках шел на минуты и даже на секунды. Ответы на его вопросы должны были поступать через приличествующий отрезок времени, которому он устанавливал, тайно или явно, свой предел, и то, что не выдавалось своевременно, догонялось потом после уроков. Джон никогда не укладывался в отведенные рамки и частенько, когда другие уже давно ушли вперед, отвечал невпопад на вопрос, поставленный ранее, ибо ничто не могло удержать его от того, чтобы додумать все до конца и найти решение, даже если оно было давно никому не нужно. Над этим придется поработать. Он записал в тетради: «Два срока исполнения есть у всего: вовремя и с опозданием». И добавил чуть ниже: «Загалс, кн. 1, гл. 3», чтобы это выглядело как известная цитата. Он перестал прятать тетрадь под вещами, теперь она лежала у него открыто, прямо сверху. Пусть Том спокойно читает. Только неизвестно, будет ли он читать.

В воскресенье, на День святых жен-мироносиц, шел дождь. Вместе с Бобом Крэкрофтом Джон отправился на ярмарку. Вода стекала струями с палаток, под ногами хлюпали лужи. Нерадостно было Джону, мысли о Томе Баркере не оставляли его в покое. Если представить себе, думал он, что идеальный человек был не только в Греции, но есть и сейчас, то этот человек должен быть ладным и статным, с тихим смехом и дерзкими повадками, как у Тома. На Тома он смотрел теперь с восхищением, сам же себе казался уродцем. Как он ходит, например: идет, ногами загребает, глаза выпучены, голова набок, как у бродячего пса. Его движения будто приклеивались к воздуху, а в каждом произнесенном им слове слышался звук топора. В те редкие минуты, когда был повод посмеяться, он смеялся, но никогда не умел остановиться вовремя, и смех его всегда звучал слишком долго. И голос его стал каким-то осипшим, словно у него внутри завелся петух. В море это все не будет иметь никакого значения. А тут еще новость, это странное разбухание, разбухнет и долго не проходит, и никогда не знаешь, в какой момент тебя это настигнет. Не нравилось все это Джону.

— Обычное дело, — сказал Боб. — Откровения, глава третья, стих девятнадцатый: «Кого Я люблю, того обличаю и наказываю».

Очередное доказательство того, насколько непонятна Библия. Стеклянными глазами смотрел Джон на ярмарочную суету, уставившись в одну точку, как будто ему нужно было поймать мяч. У забора стоял одноногий Спейвенс, тот, что сочинил книгу, воспоминания мореплавателя.

— Сколько денег угробил! — причитал он, — Ведь дороговизна-то какая, за все вдвойне платить пришлось, а издатель, он что, молчит и в ус не дует! Эх, плакали мои денежки!

Неподалеку от него показывали волшебный барабан. Барабан был насажен на палку, и, если его крутануть, картинки внутри приходили в движение. Сквозь прорези было видно, как Арлекин и Коломбина, нарисованные друг против друга, начинают идти, чтобы в конце концов встретиться. Здесь все происходило слишком быстро, Джон чувствовал, что его головы сегодня на это не хватает. Он снова вернулся к Спейвенсу, потому что тот говорил достаточно медленно. Он выдавал каждое слово по отдельности, как будто вынимал отдельные картинки, которые потом прикреплялись на стену.

— Бог — это мир! — выкрикивал он. — А что Он нам посылает? Войну и дороговизну!

Он высунул из-под полы свою увечную ногу, культю с прилаженной к ней деревяшкой, гладко обструганной и навощенной.

— Дорогие победы посылает Он нам, чтобы испытать нас еще больше!

После каждой фразы он топал своей деревяшкой и вытоптал уже целую ямку. Грязные брызги разлетались во все стороны от его ударов и попадали собравшимся вокруг него зевакам на чулки.

— Мне кажется, он не слишком объективен, — прошептал Боб Крэкрофт и увлек Джона за собою, продолжая что-то говорить. Он говорил о себе.

Джон был благодарным слушателем, и за это его даже начали ценить, особенно потому, что он всегда переспрашивал, если чего-то не понял. Даже Том однажды сказал:

— Если ты что-то понял, то понял как следует.

Джон обдумал смысл сказанного и ответил:

— Во всяком случае у меня не бывает такого, чтобы понять что-то слишком рано.

Сегодня Джон был плохим слушателем. На другом конце ярмарки он обнаружил модель фрегата в человеческий рост, с черно-желтым корпусом, со всеми полагающимися пушками, со всеми реями и вантами. Модель стояла у палатки вербовщиков, набиравших матросов на военные корабли. Джон досконально изучил все до мельчайших подробностей и по поводу каждой детали задал не меньше трех вопросов. Дежуривший офицер через час не выдержал и уступил место другому, сам же отправился передохнуть.