Читаем без скачивания Карибский кризис - Федор Московцев

Неизвестно, кто был замешан в этой схеме с водкой, по крайней мере, на Галишникову никто не выходил, и ничего не предлагал (в сложившейся ситуации наибольшее доверие было к Совинкому, учитывая историю поставок и прочих взаимоотношений). И она сказала, чтобы я уверенно держался на переговорах — как представитель заказчика, и ни в чём не уступал. То, что Джонсон до сих пор не заключил договор с «Х», а был вынужден вызвать на переговоры директора Совинкома — это целиком её заслуга.

Я уточнил, какую скидку даст Джонсон на два аппарата. «Процентов сорок, а то и все пятьдесят», — ответил Штейн, и напомнил про замглавврача РКБ, Галишникову с Галимулиной, и про интересы учредителей Совинкома (то есть наши интересы).

«Придётся накрутить немного сверху — ещё растаможка и доставка», — добавил я.

Придя в офис, мы сразу же прошли к Юлии Шелест, руководителю отдела логистики. Без лишних предисловий она сообщила, какую цену даёт компания на два аппарата с набором расходных материалов — скидка составила 50 % — и, со словами «Пойдёмте, я вас познакомлю с вашим плательщиком», повела меня в зал для переговоров. Штейн при этом как-то стушевался и поспешил скрыться, хотя как заинтересованное лицо мог принять участие в переговорах. Но предпочёл предоставить мне общение с человеком, чьё поведение на Джонсоне охарактеризовал как «гангстерское».

На самом деле ничего страшного в этом Рафаэле я не заметил. Это был высокий светловолосый мужчина примерно 40 лет в дорогом костюме, он довольно настойчиво предлагал мне сбросить цену, дать максимальную скидку и кинуть всех тех, кому я должен был отвезти комиссионные. В ход пошли угрозы — мол, он плательщик, деньги у него на руках, поэтому может прямо сейчас поехать в другое место, набрать любого медоборудования на нужную сумму, причем с максимальной скидкой, отгрузить этот товар в РКБ, и там ему подпишут любые бумаги. Но всё было тщетно — я упорно твердил, что не могу уступить ни цента, и озвученная мною сумма является окончательной. Сам факт этих переговоров давал мне уверенность, что этому жулику можно выкручивать руки как угодно, ведь если бы он мог сделать то, что грозит, то сейчас не сидел бы здесь, а выполнял бы свой план. Тогда Рафаэль заговорил за понятия: «Эти чинуши сидят в своих креслах и только требуют. Ничего больше не умеют делать. Мы с тобой понимаем, что деньги нелегко достаются. Нам же и по шапке за это — разгребай теперь всё дерьмо. Ты же в курсе всех наших казанских скандалов — КРУ, МРУ, и так далее». Он стал давить на то, что сам ничего не зарабатывает на этой сделке, а лишь раздаёт конверты, и на этом основании просил меня «как брата» уступить хотя бы 10 %. Но и это не подействовало, я сказал, что как только увидел такого серьезного человека, как он, так сразу и дал ему максимально низкую цену — мы же не на восточном базаре, где принято торговаться до ослиной пасхи и драться за каждый процент скидки.

Наконец, он сдался, но с условием: стоимость оборудования он перечислит со своего заграничного счета непосредственно производителю, реквизиты которого сейчас же уточнит у главы представительства Джонсона, а мне перечислит мою дельту. Возникла щекотливая ситуация — я должен был озвучить общую сумму, сколько зарабатываю сам и все остальные участники. Не моргнув глазом, я назвал цифру. «Это грабёж средь бела дня!» — вскричал Рафаэль так, будто у него отняли всё его имущество.

Начался новый раунд переговоров. Я напомнил про растаможку, транспорт, прочие организационные расходы, но мой оппонент, вынув калькулятор, стал высчитывать нужные цифры, доказывать, что эти издержки не так высоки и призывать меня «не наглеть». Мне не хотелось указывать на его слабые места, но пришлось:

— Послушайте, вы этим оборудованием закрываете десять миллионов, а обходится оно вам… Вы крутили деньги целый год, и заработали на этом… сколько?

Под давлением этих доводов Рафаэль был вынужден сдаться. Мы ударили по рукам, и, обменявшись телефонами, расстались. Теперь я уже точно был уверен, что сделка состоится.

Так закончились мои переговоры с человеком, которого на Джонсоне прозвали «бандитом» и не знали, как к нему подступиться.

В тот же вечер я вернулся в Волгоград, а на следующий день передал Рафаэлю по факсу реквизиты своей фирмы. Решили, что договор поставки с Джонсоном заключит Совинком, растаможит оборудование, и отгрузит фирме «Х», которая оформит все конкурсные документы, и со своими бумагами поставит оборудование в РКБ; обслуживать стерилизаторы будет Совинком. Реальное название фирмы, которая будет заключать договор с больницей, Рафаэль так и не назвал.

Согласно этой договоренности, между Совинкомом и Джонсоном был заключен договор поставки двух Стеррадов, и в счет взаиморасчетов по этому договору Рафаэль перечислил деньги с некоей иностранной фирмы напрямую на заграничный расчетный счет «Johnson & Johnson». Оставшуюся дельту он обещал перечислить мне на Совинком, когда товар придёт на таможню.

Штейн по этому поводу закатил небывалую истерику, и даже индуцировал Галишникову. Вначале он боялся и даже демонизировал Рафаэля — вдруг всё сорвётся, и тогда, после всей суматохи, в каком свете будет выглядеть представитель по югу России. Но после того, как деньги поступили на расчетный счёт Джонсона, он осмелел, и уже стал требовать каких-то гарантий от плательщика. А вдруг он не заплатит за растаможку? А вдруг перечислит за растаможку, а нашу комиссию — нет? А вдруг перечислит комиссионные не в полном объеме, и тогда что мы скажем клиентам? А вдруг, а если… Тысячи вопросов и предположений.

— Он должен подписать договор, написать долговую расписку! — кричал в трубку Штейн.

Галишникова также звонила мне и с тревогой спрашивала: что за демонюга такой, Рафаэль, не подставит ли он нас — как будто это я где-то нашёл его и волевым решением привлёк к нашему проекту.

И я терпеливо объяснял: никто в этом мире никому ничего не должен, и какие это расписки можно требовать с человека, даже реальное имя которого неизвестно? Договор с фирмой, а с какой фирмой? С которой из сотни подставных контор, крутящих казанские водочные взаимозачёты? Да, если у такого человека потребовать какую-то бумагу, он тогда точно кинет — просто ради хохмы. Если думать о гарантиях, то нужно прорабатывать, как поставить вилку Рафаэлю, например, поставить условие, что приходные документы не будут подписаны и пропечатаны до тех пор, пока он не выполнит перед нами все финансовые обязательства; либо придумать какой-нибудь другой хитрый ход, но вести себя с ним нужно предельно корректно, как с лучшим другом.

Всё это пришлось вдалбливать Штейну, а также то, что сделка держится на Галишниковой и Галимулиной, на одной их беспредельной уверенности, поэтому нельзя их накручивать. Один их неверный шаг, и тогда Рафаэль поймёт, что перед ними лохи, и всё, жди беды. (странное дело, я работал в Казани гораздо меньше, чем Штейн, но разбирался в особенностях местной специфики гораздо больше него). Согласившись, что нужно оставить Галишникову и Галимулину в покое и не дёргать лишний раз, Штейн на бетоне продолжал мне надоедать:

— …понимаешь, по гороскопу я — Телец, земной знак, и если я не вижу свои деньги, то я ДОЛЖЕН хотя бы видеть документ, я ДОЛЖЕН знать, сколько мне ДОЛЖНЫ денег! Не понимаю этих виртуальных взаимоотношений — стукнули по рукам и разбежались, а вдруг он обманет!?

На этой стадии переговоров я держался крайне осторожно — ведь мы, как компаньоны, никаких бумаг не подписывали, хотя Штейн туманно намекал, что сам он, как представитель иностранной фирмы, не может быть соучредителем частной структуры, а вот жена, отец или мать… Но он так ни на что не решился — опять же из-за того, что никому на свете не доверял. Мне же только и оставалось, что разгадывать его ребусы — кто ДОЛЖЕН, кому ДОЛЖЕН…

Глава 5,

Описывающая завершающую стадию моих взаимоотношений с Штейном

Сделка со Стеррадами прошла успешно — мы растаможили и установили оборудование в роддоме РКБ, раздали обещанные комиссионные всем участникам проекта и получили запланированную прибыль сами. Получив свою долю, Штейн неожиданно забуксовал. Он перестал ездить в командировки, нарабатывать новые сделки, а когда его величество появлялось в Волгограде, то не утруждало себя визитами к клиентам, а всё больше просиживало в офисе и умничало. У Штейна появилась идея фикс: создать автономно функционирующую систему зарабатывания денег, которая бы требовала минимального участия с его стороны, чтобы можно было управлять ею на расстоянии, например, с какого-нибудь курорта, желательно уделяя этому не более получаса в день, а остальное время посвятить «творческой работе».

У себя в Ростове он купил участок земли и начал строить дом. Строительство велось в ущерб основной работе на Джонсоне и бизнесу на Совинкоме. Кирпич, блоки, цемент, арматура — вот что занимало его больше всего на свете. А ещё переписка с руководством Джонсона. Виленская, та самая сотрудница московского представительства, которая отвечала за продажу Стеррадов, сумела добиться, чтобы продажа двух стерилизаторов в Казань пошла в план ей, а не Штейну. Хотя это было на 100 % заслугой Штейна: события развивались столь стремительно, что до появления Рафаэля в московском офисе Джонсона он даже не успел написать в отчетах о проведенных презентациях Стеррадов в Казани. Но когда об этом стало известно и сделка состоялась, Виленская сумела выставить дело так, будто это полностью её заслуга, и руководство зачло продажу казанских стерилизаторов за ней, соответственно все бонусы достались ей.