Читаем без скачивания Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлиньский насмешник

— Ах, лучше не говорите вы мне о нем! — оборвала Цзиньлянь. — Что он знает, когда живет как впотьмах. Если б он хоть немножко в жизни смекал, не торговал бы лепешками. Выпейте еще, деверь.

У Сун осушил несколько чарок, но хозяйка все не отставала от него. В ней пламенем горела страсть, и она, едва сдерживаясь, не встречая ответного чувства, продолжала заигрывать с деверем. У Сун понял в чем дело и опустил голову. Когда она встала из-за стола и удалилась подогреть вина, У Сун стал мешать угли в жаровне.

Цзиньлянь вернулась не скоро. Проходя мимо У Суна с кувшином, она тронула его за плечо.

— Вы так легко одеты?! Вам не холодно?

У Суну стало не по себе, но он сдержался.

— Не так вы жар мешаете, — Цзиньлянь взяла щипцы. — Дайте я сама разожгу. Враз разогреетесь — горячей жаровни.

Гнев охватил У Суна, но он не проронил ни слова. Ничего не подозревая, Цзиньлянь отложила щипцы, налила чарку и, отпив несколько глотков, опять обратилась к деверю:

— Если у вас есть сердце, допейте мою чарку.

У Сун вырвал у нее из рук чарку, бросил ее на пол, а потом так оттолкнул Цзиньлянь, что она чуть не упала.

— Постыдилась бы, невестка. Я, У Младший, твердо стою на ногах. Я в здравом уме и твердой памяти и не стану попирать устои, с невесткой на блуд не пойду. И прекрати свое бесстыдство! А то не посмотрю, что ты невесткой доводишься, кулаки в ход пущу.

— Да я же пошутила, — покраснев, оправдывалась Цзиньлянь и принялась убирать со стола. — Не надо все принимать всерьез. Неужели вы не видите, как я вас уважаю?

Цзиньлянь собрала посуду и ушла на кухню.

О том же говорят и стихи:

Грубо все приличия поправ,Забывая все моральные устои,Страсть вином разжечь хотела, пир устроив,Но суровым был героя нрав.

После резкой отповеди У Суна Цзиньлянь поняла, что соблазнить деверя — пустая затея. Рассерженный У Сун между тем сидел у себя в комнате, погрузившись в раздумье. Было уже далеко за полдень и шел снег, когда с коробом на плечах вернулся У Чжи. Он отворил дверь, снял короб и вошел в комнату. Жена сидела с заплаканными глазами.

— С кем это ты поссорилась, а? — спросил он.

— Все из-за тебя. Ты за себя постоять не можешь, вот всякий надо мной и насмехается, — отвечала жена.

— Кто ж посмел тебя унижать?

— Ты и сам прекрасно знаешь, кто! Братец твой. Гляжу: снег валит, и он идет. Я с самыми добрыми намерениями решила поскорее приготовить обед, чтобы вместе закусить да выпить. А он увидал, что тебя нет, и взялся со мной заигрывать. Вон Инъэр спроси. Она собственными глазами видела.

— Нет, мой брат не из таких! — оправдывал У Суна старший брат. — Он — человек честный. Да ты не кричи, не услыхали бы соседи, смеяться будут.

У Чжи оставил жену и пошел к брату.

— А, братец, — начал У Чжи, — ты, верно, сладостей нынче не пробовал. Так давай полакомимся вместе.

У Сун молчал. После долгих размышлений он снял шелковые туфли, опять обул зимние, нахлобучил войлочную шапку, запахнулся в халат и, застегивая пояс, вышел.

— Брат, ты куда? — окликнул его У Чжи.

У Сун промолчал.

— Что с братом?! — спросил У Чжи жену. — Я его спрашиваю, а он ни слова. Прямо к управе зашагал.

— Бестолочь! Чего ж удивляться?! Стыдно ему, вот и ушел. Какими глазами стал бы он смотреть на тебя? По-моему, он пошел за солдатами. Хочет взять вещи и уйти от нас. И ты его, будь добр, не удерживай.

— Если он уйдет, над нами опять станут смеяться, — заметил У Чжи.

— Дурень бестолковый! — ругалась Цзиньлянь. — А если он будет ухаживать за мной, думаешь, не будут смеяться? А не согласен, так ступай и живи себе вместе с ним. Но я не из таких! Или давай мне развод!

Подавленный бранью жены, У Чжи рта открыть не смел. Пока они ругались, У Сун велел солдату захватить шест, коромысло,[83] и они направились к дому У Чжи.

— Брат, но почему ты уходишь? — кричал У Чжи вслед удалявшемуся У Суну, который вместе с солдатом уносил вещи.

— Лучше не спрашивай, — отвечал У Сун. — Скажу, тебе ж неловко будет. Я уйду и все.

У Чжи не решился удерживать брата, не посмел расспрашивать, что к чему.

— Ушел, и очень хорошо! — ворчала Цзиньлянь. — По мне, раз начальником стал, значит помогать родным должен, а для него деньги дороже родной семьи. Он, видите ли, еще и обижается. Правду говорят: хорош виноград, да зелен. Надо небо и землю благодарить, что съехал, скрылся с глаз долой.

Но У Чжи никак не мог понять в чем дело и беспокоился. Торгуя на улицах лепешками, он все хотел разыскать брата да поговорить по душам, но Цзиньлянь строго-настрого ему запретила. А он не смел ее ослушаться.

О том же говорят и стихи:

Мечтам не сбыться и наполовину!Подумайте: нашла коса на камень.Пришлось У Суну дом родной покинуть,Так близкие рассталися врагами…

Если вы хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.[84]

Глава вторая

Ошибся в этом браке Лунный дед.[85]Цзиньлянь цветка прекрасного милей,Прохожий взглянет — и на сердце нетПокоя от полуночных страстей.Коварный план подстроен сводней Ван,Юньгэ-лоточник мщеньем обуян.Кто ж думал, что кровавые следыОставит на полу приход беды.

Так вот, вскоре после того, как У Сун переехал от старшего брата, небо прояснилось. Прошло каких-нибудь дней десять…

Но тут мы должны сказать о правителе уезда. За два с лишним года пребывания на посту у него скопилось немало золота и серебра, и он решил переправить его родственнику в Восточную столицу,[86] чтобы потом, когда выйдет трехлетний срок службы, одарить высокое начальство. Только одного побаивался правитель: как бы не ограбили по дороге. Долго он присматривал человека надежного и сильного, пока его выбор не пал на У Суна. «Вот у кого смелости хватит. Этот дело сделает», — подумал он и вызвал У Суна в управу.

— Есть у меня в Восточной столице родственник, — начал правитель, — главнокомандующий дворцовой гвардией Чжу Мянь.[87] Хотел бы отправить ему подарки и письмо, только вот добраться туда нелегко, но ты бы сумел. Услужи, щедрую награду получишь.

— Ваш покорный слуга был так возвышен вашей милостью, — говорил У Сун. — Не посмею отказаться. Только прикажите! Готов хоть сей же час отправиться в путь. Мне никогда не доводилось бывать в столице. Лицезреть блеск империи — для меня высокая честь.

Правитель остался доволен, угостил У Суна тремя чарками вина и дал десять лянов на дорожные расходы, но не о том пойдет речь.

Так вот. Выслушал У Сун наказ начальника, вышел из управы и направился к себе. Дома он распорядился, чтобы солдат купил вина и закусок, и они пошли к старшему брату. У Чжи тем временем возвращался домой. Видит — сидит У Сун и наказывает солдату отнести на кухню закуски.

Не охладело к деверю сердце Цзиньлянь. Как завидела его с вином, про себя подумала: «Наверняка обо мне вспомнил! А то к чему б ему приходить? Видно, меня из сердца не выкинешь! Надо будет у него исподволь выпытать». И она поднялась наверх, напудрилась, поправила прическу, переоделась в яркое платье и вышла к дверям встречать У Суна.

— Чем это мы вам не угодили, деверек? — спросила она, поклонившись. — давно к нам не заглядывали. Я уж не знала, что и подумать. Каждый день мужа к управе посылала, но он вас так и не нашел. Как хорошо, что вы снова дома! Только зачем же зря тратиться?

— Я по делу пришел, — отвечал У Сун. — С братом поговорить.

— В таком случае проходите наверх, присаживайтесь.

Втроем поднялись наверх, и У Сун предложил брату с невесткой занять главные места, а сам сел на скамейку сбоку. Солдат расставил на столе горячие закуски и вино. У Сун стал потчевать хозяев. Цзиньлянь не отрывала от деверя глаз, но он не обращал на нее никакого внимания — знай себе ел да пил. Когда осушили по нескольку чарок, У Сун попросил Инъэр принести круговую чашу и велел солдату наполнить ее вином.

— Мой уважаемый старший брат! — обратился он к У Чжи с чашей в руке. — Я получил распоряжение правителя ехать по делам в столицу и завтра же должен отбыть. Вернусь в лучшем случае через месяц, а то и через два или три. Вот и пришел поговорить с тобой. Человек ты слабый. Не стали бы тебя обижать, пока меня не будет. Так что если ты продавал за день, скажем, десять противней лепешек, то с завтрашнего дня продавай пять. Попозже выходи, пораньше домой возвращайся, ни с кем не выпивай. А придешь, спускай занавеси и запирай ворота — меньше будет неприятностей. А будут приставать, не связывайся. Меня обожди. Я приеду — сам разберусь. Договорились? Согласен со мной? Тогда выпей до дна эту чашу.