Читаем без скачивания Красная Борода - Сюгоро Ямамото

Ничего не поделаешь, придется сопровождать Красную Бороду. После такого позора отказываться неудобно. Да и Ниидэ просто не примет отказа, подумал Нобору.

После обеда снова заглянул Мори и напомнил, что Ниидэ ждет.

Красная Борода, казалось, спокойно воспринял то, что Нобору сменил больничный халат на кимоно. Он лишь бросил на него недовольный взгляд, но промолчал.

Помимо Нобору его сопровождал прислужник Такэдзо, несший корзину с лекарствами. На Такэдзо был такой же как у врачей, халат мышиного цвета с вышитыми на вороте иероглифами «Больница Коисикава». Он уже пять лет таскал за Ниидэ лекарства во время обходов. Такэдзо от рождения заикался, за что получил прозвище Такэ-заика. Он был мал ростом, худощав, на его темном, с кулачок лице застыла заискивающая улыбка. Когда к нему обращались он до предела напрягал все свои душевные и физические силы, но заикался еще пуще, и собеседник, махнув рукой, отходил в сторону, так и не дождавшись от него членораздельного ответа.

Они вышли из больницы около четырех часов. Вскоре им повстречался мужчина лет пятидесяти. Поклонившись Ниидэ, он сообщил, что торопится в больницу.

— Если идешь проведать Рокусукэ, то напрасно. Он умер два часа тому назад, — предупредил Ниидэ. — Тебе удалось разыскать его близких?

— Э-э, видите ли... — Мужчина смешался. — Дело сложное... Н-да, у него, оказывается, есть дочь, у которой больная девочка.

— Погоди, никак не пойму, о чем ты толкуешь.

— Видите ли... — Он умоляюще поглядел на Ниидэ. — Надо бы зайти осмотреть их.

— Я должен сейчас срочно навестить одного тяжелобольного, — ответил Ниидэ и, обернувшись к Нобору, попросил: — Сходи с ним и выясни, в чем там дело, а я буду через полчаса.

Мужчину звали Кимбэй, он был хозяином ночлежки Касивая. Рокусукэ прожил там последние два года, потом заболел, и его поместили в больницу Коисикава. Лет двадцать тому назад, когда Рокусукэ еще был известным мастером по лаку, он как-то забрел в этот ночлежный дом и снял там комнату. С тех пор он часто там останавливался — иногда на два-три дня, а бывало — и на месяц. Вначале Кимбэй никак не мог понять, что Рокусукэ за человек. Одет опрятно, ведет себя сдержанно, в меру выпивает, прислушивается к беседам постояльцев, но сам в разговор не вступает. Он всегда исчезал неожиданно, не предупредив хозяина. Бывало, по два года отсутствовал, потом столь же внезапно появлялся, жил месяц-другой — и снова исчезал. Лишь шесть или семь лет назад Кимбэй узнал, что Рокусукэ — знаменитый мастер. К тому времени известность Рокусукэ была уже не та, и он, по-видимому, вообще забросил свое ремесло. Только столярничал, когда случалось настроение. Он теперь сторонился людей и, живя в ночлежке, запирался в комнате и даже не выходил послушать, о чем судачат постояльцы.

— Этот человек никогда ни с кем не разговаривал. Я даже не знал, есть ли у него жена, дети, а ведь мы были знакомы почти двадцать лет, — сказал Кимбэй.

Кимбэй проводил Нобору в малюсенькую комнату и показал на четверых малышей.

— Все они внуки Рокусукэ, — пояснил он.

Старшая девочка, Томо, — ей исполнилось одиннадцать — лежала в горячке, с высокой температурой. Около нее сидели, одетые в лохмотья, двое младших братьев и сестренка. Пол в комнате — той самой, которую прежде снимал Рокусукэ, — был застелен грязными циновками с торчащими из них пучками соломы. Со стен свисали обрывки бумаги, которой они когда-то были оклеены. Все говорило о безысходной нищете и запустении.

Нобору осмотрел девочку. Высокая температура и кашель свидетельствовали об обыкновенной простуде. Однако ее состояние и физическое истощение вполне могли привести к туберкулезу. Он велел Кимбэю сделать холодный компресс на голову, протопить комнату и регулярно менять белье, поскольку девочка потеет. Выслушав врача, Кимбэй продолжил рассказ о Рокусукэ:

— Я был уверен, что у него нет ни жены, ни близких. Но сегодня утром незнакомый старик привел сюда четверых детей и сказал: «Это внуки Рокусукэ».

Кимбэй не сразу поверил. Тогда старик сообщил, что зовут его Мацудзо, жена умерла три года назад, а сам он — управляющий доходного дома. Этот одноэтажный дом расположен в районе Кёбаси, в квартале Одавара. Чуть больше пяти лет назад у него поселился плотник по имени Тосабуро с женой О-Куни и детьми. Тосабуро больше бездельничал, чем работал, семья жила впроголодь и вскоре задолжала всем соседям. О-Куни постоянно приходилось брать работу на дом, чтобы хоть как-то прокормить детей и бездельника-мужа. Она была удивительно спокойна, послушна и никогда ему не перечила. Тосабуро же постоянно придирался к ней, а когда напивался, нещадно избивал и гнал к отцу просить денег. «У твоего папаши мошна полна денег, неужели он откажет единственной дочери?!» — вопил он.

«Твой отец — бездушная скотина! Знает ведь, что дочери и внукам жрать нечего, а делает вид, будто это его не касается. Ничтожная тварь он, а не человек!» — кипятился Тосабуро в другой раз.

О-Куни не отвечала. Она молча сносила ругань и побои, терпеливо дожидаясь, когда муж утихомирится. Постояльцы да и сам Мацудзо терялись в догадках: кто же это отец О-Куни, которого так поносит ее муж?

Однажды Мацудзо пригласил к себе О-Куни и стал расспрашивать об отце, но та отвечала уклончиво: «Отец живет в нашем городе, но по некоторым причинам он от меня отрекся, и я ни за что не пойду клянчить у него деньги».

У Тосабуро завелась дурная компания, он совершенно опустился, перестал работать, по нескольку дней кряду не бывал дома. Тем временем родился четвертый ребенок, и стало вообще невозможно сводить концы с концами.

Неделю назад поздно вечером к Мацудзо постучалась О-Куни. Он уже был в постели, но встал и впустил ее.

«Правда ли то, что написано в объявлении?» — спросила О-Куни.

Она имела в виду расклеенное повсюду объявление о награде в двадцать пять иен тому, кто укажет недавно совершивших кражу преступников. Речь шла о трех бандитах, которые пробрались в храм Нансоин и унесли оттуда драгоценные реликвии. Среди них была статуэтка Будды из позолоченной бронзы, созданная известным мастером более тысячи лет назад. Невежественные грабители могут расплавить статуэтку, чтобы замести следы. И навсегда будет утеряно ценнейшее произведение искусства. Объявление заканчивалось обещанием награды тому, кто назовет имена преступников или укажет место, где спрятана драгоценная статуэтка.

«Ты что-нибудь знаешь?» — спросил Мацудзо.

О-Куни утвердительно кивнула. Она заметила, как с полмесяца назад Тосабуро, вернувшись домой после очередной отлучки, полез на чердак и что-то там спрятал. Она не подала виду, будто заметила это, а когда муж ушел, поднялась на чердак и обнаружила там завернутую в рисовую бумагу и в фуросики[10] статуэтку, похожую на описанную в объявлении, и решила посоветоваться с Мацудзо, как ей быть.

«Вот я и подумала, если получу в награду двадцать пять монет серебром, то смогу поправить домашние дела, да и Тосабуро это пойдет на пользу. Иначе он и дальше будет водить дружбу с дурной компанией и бог знает что еще натворит. Потом поймают и сошлют на каторгу, а то и казнят. Так пусть уж лучше теперь посидит в тюрьме. Может, одумается и честным человеком станет. Как вы считаете, стоит мне сообщить в полицию?» — спросила она.

Мацудзо одобрил решение О-Куни, отправился вместе с ней на чердак, взял статуэтку и сказал, что пока спрячет ее у себя. Он посоветовался с квартальным старостой, и они решили: пусть О-Куни сама пойдет к чиновникам и все расскажет, а если их вызовут, они дадут свидетельские показания. Вызов не заставил себя ждать. Мацудзо и квартальный подтвердили, что О-Куни бедна и трудолюбива, воспитывает четверых детей, а ее муж Тосабуро связался с бандитской шайкой, семье не помогает, так что все хозяйство на плечах этой несчастной женщины.

Их выслушал некий господин Симада и сказал, что заявление О-Куни противозаконно. «Да, представьте себе, противозаконно! — воскликнул Кимбэй. — Этот Симада заявил: даже если муж совершил кражу, жена не имеет права на него доносить, тем более рассчитывать на вознаграждение; О-Куни, мол, нарушила основополагающий принцип морали и, следовательно, действовала вопреки закону, поэтому ее будут судить и посадят в тюрьму!» Ответ чиновника поразил Мацудзо, и он не нашелся, что возразить.

После суда О-Куни удалось через одного сердобольного человека передать Мацудзо, чтобы он разыскал ее отца Рокусукэ, который снимал у Кимбэя комнату, и попросил присмотреть за детьми — все же они его внуки, и он не откажет.

— Я сказал этому Мацудзо, что отец О-Куни сейчас в больнице. Он оставил детей у меня и ушел. Жена, конечно, ворчала, но я не мог выкинуть этих малюток на улицу. Я уложил их в комнате Рокусукэ, а сам помчался к господину Ниидэ, чтобы он осмотрел больную девочку и научил, как мне действовать дальше. И все это валится на мою бедную голову. Однажды у нас останавливался предсказатель. Он говорил, будто в нашем доме все гвозди вбиты наоборот и это сулит нам всяческие несчастья. Я спросил у него: что значит «гвозди вбиты наоборот»? Шляпками вниз, что ли? Он ответил: буквально понимать не надо, мол, это способен разглядеть лишь тот, кто овладел наукой предсказания. Может, он и прав. А мне-то каково: разве я могу вытащить все гвозди из этого старого дома и вколотить их заново?! Между прочим, предсказатель уехал, не уплатив за постой ни гроша — наверно, в подтверждение, что у нас и впрямь гвозди вколочены шляпками вниз, — вздохнул Кимбэй.