Читаем без скачивания Лошадь смеется - Гагик Саркисян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, конечно, ничего не помню. Проснулась, а бездны нет. Так, одни очертания, а я летела в эту бездну... Знаете, я вообще ничего не запомнила из своей жизни. Вечерами мне кажется, что жизнь - это какая-то насмешка. Но хоть какие-то впечатления должны были бы остаться от этой насмешки? А их нет, никаких... Ну, какие-нибудь имена, ну, лица... лицо мужчины... Как вы считаете? Я должна была бы запомнить, должна?.. Да? А вот я не помню... Ведь мне уже двадцать пять... За это время произошли события, в мире произошли события... Я плакала, конечно, плакала и смеялась, ходила к врачу, кому-то звонила по телефону. Кто-то мне звонил... Садилась в поезд... Ведь все это было... или летела в самолете... Одна или с кем-то... Наверное, интересно все это вспоминать... Как вы думаете? Вы могли бы быть им? Чьим-то первым мужчиной вы были?.. Да? Непонятно? Что непонятно?..
- Я закурю...
- Курите... А я думала, пока я буду рассказывать про Арбат, вы вспомните...
- Так вы умышленно...
- Ха-ха-ха!.. Конечно... Вот и официантка... Вы что-то хотели?
- Нет. Это я вас собиралась спросить, вам что-нибудь принести? А то у меня сегодня очень много столиков...
- Не знаю. Принесите еще глинтвейна.
- По стаканчику?
- Да. Можно по стаканчику.
- А соленые орешки?
- Можно соленые орешки. Только глинтвейн, пожалуйста, мускатный.
- Хорошо. "Красный камень"? Да?
- Приятное название. А почему так называется - "Красный камень"?
- Этого я не знаю.
- А вы здесь давно живете?
- Хм, как вам сказать? В общем, да. Я здесь вышла замуж.
- Как интересно! И за кого? Здесь можно выйти замуж?
- Можно... Да так, за одного человека. Значит, по стаканчику глинтвейна. Погорячее или теплый?
- Но обязательно мускатный.
- Хорошо.
- Слышите, опять говорят о войне...
- Сейчас принесу... Да! Сырные палочки?
- Сырные палочки? Можно.
- Ладно.
- А за какого человека она вышла замуж?
- Она сказала - за одного человека.
- Но так все говорят. А почему вы упомянули про войну?
- Я?.. Когда?..
- Только что.
- Ну, наверное, потому, что она была.
- Но она была, когда вас еще не было на свете.
- Меня? Вы меня с кем-то путаете...
- Да. Когда была война, вас еще не было на свете.
- А я не про эту войну... То есть не про ту...
- А про какую?
- Вообще, про всякую... Я кое-что про нее знаю...
- Про кого? Или про что? Про войну?
- И про войну... И про эту официантку...
- И про все на свете. Вы, наверное, знаете про все на свете?
- В тот раз, когда я летела в самолете...
- Она тоже летела?
- Да, нет! Понимаете, когда я вспоминаю про эту корзинку с черникой, я... я обязательно встречаю всех знакомых...
- Когда вспоминаете про корзину с черникой?
- Да. В это время мне встречаются люди... и как будто бы я их всех знаю...
- Ничего удивительного, когда все чужие...
- Ну, да. Ас вами так тоже бывает? Кого бы вы ни встретили, вам кажется, что вы... ну, что это ваш знакомый... Что вы его где-то уже встречали... А фашизм не останется на планете?
- Не надо задавать такие вопросы.
- А что? Очень глупо?
- Нет.
- Вы, наверное, любите женщин?
- Что?
- В эпоху Возрождения был такой Игнатий Лойола. Он был потомственный дворянин с хорошими светскими манерами...
- Да. Он был офицер.
- А зачем он создал инквизицию?.. У толстовского отца Сергия есть какие-то черты Игнатия Лойолы...
- Кошмарная параллель.
- Да? Это производит впечатление?.. Я ничего и ни о чем не знаю. И обо всем только догадываюсь. Это как называется?
- Не так уж плохо.
- Если об этом все знают, а я только догадываюсь...
- Ну и что? Так построены ваши воспоминания.
- Если у меня ничего не было? В ту ночь...
- Я принесла вам теплого глинтвейна и орешки.
- Посидите с нами, когда будете посвободнее.
- С удовольствием... А почему вы меня спросили - за кого я вышла замуж?.. Я знаю, вы клоун... Я вас, кажется, видела на манеже?.. Я не перепутала?.. Я подойду попозже...
- Ха-ха-ха! Я же сказала, что вы клоун... Зачем же вы отказываетесь... Разве стыдно быть клоуном?
- Зачем вы ее пригласили?
- Но она очень хотела посидеть с нами. Вы же любите красивых женщин... Смотрите, какая-то лошадь бежит... Это не из вашего цирка?
- Да?.. Бежит?.. Где?
- А красивая лошадь, правда?.. По городу... лошадь... одна... без седока... По-моему, она оранжевого цвета... Это очень редкая масть... А глаза у нее зеленые...
- Скажите, вы кто?
- Как только оранжевая лошадь побежит обратно... назад в свою конюшню... Ведь где-то у нее есть своя конюшня?.. Неужели вы не любите звезды, вечерние звезды?.. А потом рассвет?.. Но сначала звезды, одни звезды... А кто она?.. Она любит звезды?..
- Она?..
- ...Оранжевая лошадь... Она непременно побежит назад...
- Сейчас я вам расскажу, как мы с вами расстанемся... Это будет утром... Сегодня утром...
...Олег вздохнул.
- Ты говорил, что тебе ничего неизвестно о личной жизни матери художника...
- Ты думаешь...
- Я думаю, эта женщина - его мать. Она никогда не была замужем. Возможно, в этот вечер она почувствовала свое будущее одиночество...
- И все тот же костюм клоуна. Так грустно висит на вешалке в гардеробной винного погребка.
- Думаю, что мать не однажды рассказывала своему сыну об этой встрече. Вот почему его постоянно тянуло в Прибалтику.
- Таких картин у Карина больше нет...
- Да... Нет. Однако.
- Снова "однако"? Сколько у тебя этих "однако", "но", "все же"?
Олег взял репродукцию... На нижнем плане в ало-зеленых садах просыпался город, с распахнутыми настежь окнами. А в верхней части - над утренним городом в бирюзово-янтарном небе вились жаворонки.
- Радостное мышление. Да? - хитро спросил Ваграм. - А тебе известно, что птицы летают только над красивыми городами? Едва город становится невзрачным и грязным, птицы перестают над ним летать, они его огибают... Однако... где-то должна быть еще одна вещь...
- Какая вещь?
- В которой выражена запредельная печаль художника...
- Да что с тобой?
- Где эта вещь? Где эта вещь?
- Какая запредельная печаль может быть у художника в двадцать восемь лет?
- А страх? Страх потерять любимое существо? Тебе разве не печально, что когда-то все кончится. Таков человек. И тут никуда не деться. Даже в самых жизнерадостных произведениях у того же Моцарта, Рафаэля, Пушкина все равно есть пронзительные ноты печали. Как у каждого из них есть свой реквием...
- О чем ты говоришь?
- Я говорю о картине, которой не было на выставке.
- Что это за картина?
- Это и есть портрет Ники...
- Ники? Почему обязательно Ники?
- А потому, что высшая печаль в искусстве выражается в образе женщины... Это принцип искусства... Данте выразил свою высшую печаль в Беатриче. Шекспир - в Офелии. Гете - в Маргарите. Микеланджело - в Пиете... Мать и любимая... Вот две высшие точки печали в искусстве...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});